Ах, господин граф, его брат, старший брат, который не заходил к нам в
дом, но не потому, что он был чрезмерно горд, тут я должен воздать ему
справедливость, а потому, что покинул наши края, когда был куда моложе
Жоржа, так вот его старший брат видел тогда меня, видел, как я стоял на
коленях перед трупом, пролив слез не меньше, чем пролил крови мертвый
юноша. Я так и вижу себя в том зеленом сыром дворике, куда я перенес на
руках бедного мальчика, чтобы его не растерзали, как растерзали трупы
его товарищей господ де Варикура и Дезюта, и моя одежда была перепачкана
кровью не меньше, чем ваша, господин граф. Да, он был очарователен, и я
до сих пор помню, как он проезжал мимо нас в коллеж в Виллер-Котре на
своей серой лошадке, держа в руках корзинку... Правду вам скажу, ежели
бы я помнил только о нем, то, вспоминая его, плакал бы так же горько,
как вы, господин граф. Но я помню о другом, - угрюмо промолвил Бийо, - и
потому не плачу.
- О другом? Что вы хотите этим сказать? - спросил Шарни.
- Потерпите, - остановил его Бийо, - дойдем и до этого. Значит, Питу
приехал в Париж и сообщил мне кое-что, из чего я уразумел, что мне гро-
зит потеря не только урожая, но и моего ребенка, что под угрозой не
только мое состояние, но и счастье. Я оставил короля в Париже. Раз уж,
как заверил меня господин Жильбер, он искренне на стороне революции, то
дела, буду я здесь, не будет меня здесь, просто не могут не наладиться,
и я отправился к себе на ферму. Поначалу-то я думал, что Катрин все-
го-навсего больна, что жизнь ее в опасности, что у нее лихорадка, мозго-
вая горячка и Бог его знает что еще. Состояние, в каком я ее нашел,
страшно меня перепугало, тем паче что врач запретил мне входить к ней в
комнату, пока она не выздоровеет. Но если отчаявшемуся несчастному отцу
запрещают заходить в комнату к дочери, то, подумал я, слушать-то под
дверью мне можно. И я слушал! Так я узнал, что она едва не умерла, что у
нее была мозговая горячка, что она чуть ли не лишилась рассудка, оттого
что уехал ее любовник! Годом раньше я тоже уехал, но она не сходила с
ума, оттого что отец покидает ее, она улыбалась мне на прощанье. Выхо-
дит, мой отъезд позволил ей свободно встречаться с любовником? Катрин
выздоровела, но радость так и не вернулась к ней. Месяц, два, три, пол-
года прошло, и ни разу проблеск веселья не осветил ее лицо, с которого я
не сводил глаз, но вот однажды утром я увидел ее улыбку и вздрогнул. Ви-
дать, ее любовник вернулся, а иначе с чего ей было улыбаться? И правда,
на другой день меня встретил один пастух и сказал, что любовник ее возв-
ратился в то самое утро. У меня не было сомнений, что вечером он заявит-
ся к нам, а верней, к Катрин. И вот вечером я забил в свое ружье двойной
заряд и сел в засаду...
- Бийо! - воскликнул Шарни. - Неужели вы это сделали?
- А чего же не сделать? - усмехнулся Бийо. - Ежели я устраиваю засаду
на кабана, который роет мой картофель, на волка, который режет моих
овец, на лису, которая душит моих кур, то почему я не могу устроить за-
саду на человека, который пришел украсть мое счастье, на любовника, при-
шедшего обесчестить мою дочь?
- Но потом у вас дрогнуло сердце, не так ли, Бийо? - обеспокоенно
спросил граф.
- Нет, не дрогнуло ни сердце, ни рука, и глаз оказался верен, а следы
крови подтвердили, что я не промазал. Только понимаете, какое дело, - с
горечью произнес Бийо, - моя дочь не колебалась в выборе между любовни-
ком и отцом. Когда я вошел в комнату Катрин, ее там не было, она исчез-
ла.
- И вы с той поры не видели ее? - поинтересовался Шарни.
- Нет, - ответил Бийо, - да и к чему мне видеться с нею? Она прекрас-
но знает, что я убью ее, ежели встречу.
Шарни качнул головой, в то же время не отрывая от Бийо взгляда, в ко-
тором сквозило смешанное с ужасом восхищение этой сильной, несгибаемой
натурой.
- Я опять стал трудиться на ферме, - продолжал Бийо. - Мое горе не
имело никакого значения, лишь бы Франция была счастлива. Разве король не
следовал с чистым сердцем дорогой революции? Разве не собирался он
участвовать в празднике Федерации? Разве не увижу я на этом празднестве
моего доброго короля, которому я отдал шестнадцатого июля свою трехцвет-
ную кокарду и которого, можно сказать, спас от смерти шестого октября?
Какое, должно быть, будет счастье для него увидеть на Марсовом поле всю
Францию, приносящую клятву хранить единство отечества! Да, в тот миг,
когда я это увидел, я забыл обо всем, даже о Катрин... Нет, вру, отец
никогда не забудет дочь... И он тоже поклялся! Правда, мне показалось,
что клялся он не так, как надо, нехотя, что он дал клятву, сидя на своем
месте, а не у алтаря отечества. Но он поклялся, и это было главное;
клятва есть клятва, и место, где она была произнесена, вовсе не делает
ее более священной или менее священной, а когда честный человек дает
клятву, он ее держит. Король обязан был сдержать ее. Правда, завернув
как-то в Виллер-Котре, поскольку, потеряв дочку, мне больше нечем было
заняться, кроме как политикой, я услышал, что король хотел дать похитить
себя господину де Фавра, но дело не выгорело, потом хотел бежать вместе
со своими тетками, но план не удался, потом хотел уехать в Сен-Клу, а
оттуда в Руан, но народ воспрепятствовал этому. Да, я слышал все эти
толки, но не верил им. Разве я не видел собственными глазами на Марсовом
поле, как король клятвенно поднял руку? Разве я не слышал собственными
ушами, как он произносил клятву? Нет, такого быть не могло! Но вот по-
завчера я был по торговым делам в Мо, а надо вам сказать, что ночевал я
у моего друга, хозяина почтовой станции, с которым мы заключили крупную
сделку на зерно, так вот там я был страшно удивлен, когда в одной из ка-
рет, которой меняли лошадей, я увидел короля, королеву и дофина. Оши-
биться я не мог, я и раньше их видел в карете: ведь шестнадцатого июля я
сопровождал их из Версаля в Париж. И тут я услышал, как один из господ,
одетых в желтое, сказал: "По Шалонской дороге!" Голос поразил меня. Я
обернулся и узнал. Кого бы вы думали? Того, кто отнял у меня Катрин,
благородного дворянина, который исполнял лакейскую должность, скача пе-
ред королевской каретой.
Произнося это, Бийо впился взглядом в графа, желая удостовериться,
понял ли тот, что речь идет о его брате Изидоре, но Шарни лишь вытер
платком пот, катившийся у него по лбу, и промолчал.
Бийо заговорил снова:
- Я хотел погнаться за ним, но он уже был далеко. У него была превос-
ходная лошадь, он был вооружен, а я безоружен... Я лишь скрипнул зубами,
подумав, что король сбежит из Франции, а этот соблазнитель сбежал от ме-
ня, и тут мне пришла в голову одна мысль. Я сказал себе: "Я ведь тоже
принес присягу нации. Что из того, что король ее нарушил? Я-то верен ей.
Так исполним же ее! До Парижа десять лье. Сейчас три часа ночи. На хоро-
шей лошади я там буду через два часа. Я потолкую обо всем этом с госпо-
дином Байи, человеком честным, который, как мне кажется, на стороне тех,
кто держит клятву, и против тех, кто ее нарушает.. Приняв решение, я, не
теряя времени, попросил у моего друга, владельца почтовой станции в Мо,
разумеется не сказав ему, куда собираюсь, одолжить мне свой мундир наци-
онального гвардейца, саблю и пистолеты. Я взял лучшую лошадь из его ко-
нюшни и, вместо того чтобы потрусить рысцой в Виллер-Котре, галопом пос-
какал в Париж. Прибыл я туда в самое время: там уже знали о бегстве ко-
роля, но не знали, в какую сторону он бежал. Господин де Ромеф был пос-
лан господином де Лафайетом на Валансьенскую дорогу. Но представьте се-
бе, что значит случай! На заставе его остановили, велели вернуться в На-
циональное собрание, и он явился туда как раз в тот момент, когда опове-
щенный мною господин Байи сообщал самые точные сведения о маршруте его
величества, так что осталось лишь написать приказ по всей форме, изменив
название дороги. Все это было сделано в один миг! Господина де Ромефа
послали на Шалонскую дорогу, а мне поручили сопровождать его, и, как ви-
дите, я поручение выполнил. Так что, - с мрачным видом заключил Бийо, -
я настиг короля, который обманул меня как француза, и тут я спокоен, он
от меня не ускользнет. Сейчас мне осталось настигнуть того, кто обманул
меня как отца, и клянусь вам, господин граф, он от меня тоже не ус-
кользнет.
- Дорогой господин Бийо, тут вы, увы, ошибаетесь, - со вздохом про-
молвил Шарни.
- То есть как это?
- Несчастный, которого вы имеете в виду, ускользнул от вас.
- Сбежал? - с невероятной яростью вскричал Бийо.
- Нет, он мертв, - ответил Шарни.
- Мертв? - невольно вздрогнув, воскликнул Бийо и вытер пот со лба.
- Мертв, - повторил Шарни, - и кровь, которую вы видите на мне и ко-
торую совсем недавно совершенно справедливо сравнили с той кровью, какой
вы были покрыты в версальском дворике, - его. А если вы мне не верите,
дорогой Бийо, спуститесь, и в малом дворике, похожем на тот, вер-
сальский, вы найдете его тело. Он погиб во имя того же, во имя чего по-
гиб и мой первый брат.
Бийо с растерянным видом смотрел на Шарни, который сообщил все это
тихим, ровным голосом, хотя по щекам у него катились слезы, и вдруг вык-
рикнул:
- А! Все-таки есть правосудие на небесах!
Он ринулся из комнаты, но на пороге остановился и бросил:
- Господин граф, я верю вам, но все равно хочу собственными глазами
увидеть, что правосудие свершилось.
Шарни, подавив вздох, проводил Бийо и вытер слезы.
Затем, понимая, что нельзя терять ни минуты, он бросился в комнату
королевы и, подойдя к ней, шепотом спросил:
- Господин де Ромеф?
- Он с нами, - ответила королева.
- Тем лучше, - сказал Шарни, - поскольку с другой стороны надеяться
не на что.
- Так что же делать? - осведомилась королева.
- Выиграть время, пока не прибудет господин де Буйе.
- А он прибудет?
- Да. Я отправляюсь искать его.
- Улицы полны народу, вас знают, - воскликнула королева. - Вы не
пройдете, вас растерзают. Оливье! Оливье!
Шарни улыбнулся, молча отворил окно, выходящее в сад, повторил свое
обещание королю, поклонился королеве и спрыгнул с высоты пятнадцати фу-
тов.
Королева в ужасе вскрикнула и закрыла лицо руками; молодые люди бро-
сились к окну, и их радостные возгласы прозвучали как бы ответом на ис-
пуганный крик королевы.
Шарни взобрался на садовую стену и исчез по другую сторону ее.
И вовремя: в дверях появился Бийо.
II
Г-Н ДЕ БУЙЕ
Посмотрим, что делал в эти страшные часы маркиз де Буйе, которого с
таким нетерпением ждали в Варенне и в котором воплотились последние на-
дежды королевского семейства.
В девять вечера, то есть примерно в то время, когда беглецы прибыли в
Клермон, маркиз де Буйе вместе со своим сыном г-ном Луи де Буйе выехал
из Стене и направился в ДЛн, дабы находиться ближе к королю.
Однако, не доехав четверти лье до ДЛна, он из боязни, как бы его не
обнаружили, остановился и вместе со спутниками расположился в придорож-
ной канаве; лошадей же они держали недалеко от дороги.
Они ждали. По всем предположениям, вскоре должен был появиться гонец
от короля.
В подобных обстоятельствах минуты кажутся часами, а часы столетиями.
Слышно было, как неторопливо и безучастно - к этой безучастности те,
кто ждет, хотели бы приноровить биение своих сердец - пробило десять,
одиннадцать, полночь, час, два, три.
В третьем часу начало светать; за все шесть часов ожидания до слуха
бодрствующих не донесся ни один звук, говорящий, что кто-то подъезжает к
ним или удаляется, звук, который принес бы им надежду либо отчаяние.
К рассвету маленький отряд пребывал в полной безнадежности.
Г-н де Буйе решил, что произошло нечто непредвиденное, но, не зная
что, приказал возвращаться в Стене, чтобы там, среди подчиненных ему
