"Хорошо. Как только я выйду отсюда, я все расскажу - расскажу о наси-
лии, которое вы надо мной учинили, расскажу, как вы держали меня в пле-
ну. Я во всеуслышание объявлю об этом дворце, в котором творятся гнус-
ности. Вы высоко поставлены, милорд, но трепещите: над вами есть король,
а над королем - бог! "
Как ни хорошо владел собой мой преследователь, он не смог сдержать
гневное движение. Я не пыталась разглядеть выражение его лица, но по-
чувствовала, как задрожала его рука, на которой лежала моя.
"В таком случае - вы не выйдете отсюда! "
"Отлично! Место моей пытки будет и моей могилой. Прекрасно! Я умру
здесь, и тогда вы увидите, что призрак-обвинитель страшнее угроз живого
человека".
"Вам не оставят никакого оружия".
"У меня есть одно, которое отчаяние предоставило каждому существу,
достаточно мужественному, чтобы к нему прибегнуть: я уморю себя голо-
дом".
"Послушайте, не лучше ли мир, чем подобная война? - предложил него-
дяй. - Я немедленно возвращаю вам свободу, объявляю вас воплощенной доб-
родетелью и провозглашаю вас Лукрецией Англии".
"А я объявлю, что вы ее Секст, я разоблачу вас перед людьми, как уже
разоблачила перед богом, и, если нужно будет скрепить, как Лукреции, мое
обвинение кровью, я сделаю это! "
"Ах, вот что! - насмешливо произнес мой враг. - Тогда другое дело.
Честное слово, в конце концов вам здесь хорошо живется, вы не чувствуете
ни в чем недостатка, и если вы уморите себя голодом, то будете сами ви-
новаты".
С этими словами он удалился. Я слышала, как открылась и опять закры-
лась дверь, и я осталась, подавленная не столько горем, сколько - приз-
наюсь в этом - стыдом, что так и не отомстила за себя.
Он сдержал слово. Прошел день, прошла еще ночь, и я его не видела. Но
и я держала свое слово и ничего не пила и не ела. Я решила, как я
объявила ему, убить себя голодом.
Я провела весь день и всю ночь в молитве: я надеялась, что бог прос-
тит мне самоубийство.
На следующую ночь дверь отворилась. Я лежала на полу - силы оставили
меня...
Услышав скрип двери, я приподнялась, опираясь на руку.
"Ну как, смягчились ли мы немного? - спросил голос, так грозно отдав-
шийся у меня в ушах, что я не могла не узнать его. - Согласны ли мы ку-
пить свободу ценой одного лишь обещания молчать? Послушайте, я человек
добрый, - прибавил он, - и хотя я не люблю пуритан, но отдаю им справед-
ливость, и пуританкам тоже, когда они хорошенькие. Ну, поклянитесь-ка
мне на распятии, больше я от вас ничего не требую".
"Поклясться вам на распятии? - вскричала я, вставая: при звуках этого
ненавистного голоса ко мне вернулись все мои силы. - На распятии! Кля-
нусь, что никакое обещание, никакая угроза, никакая пытка не закроют мне
рта!.. Поклясться на распятии!.. Клянусь, я буду всюду изобличать вас
как убийцу, как похитителя чести, как подлеца!.. На распятии!.. Клянусь,
если мне когда-либо удастся выйти отсюда, я буду молить весь род челове-
ческий отомстить вам!.. "
"Берегитесь! - сказал он таким угрожающим голосом, какого я еще у не-
го не слышала. - У меня есть вернейшее средство, к которому я прибегну
только в крайнем случае, закрыть вам рот или, по крайней мере, не допус-
тить того, чтобы люди поверили хоть одному вашему слову".
Я собрала остаток сил и расхохоталась в ответ на его угрозу.
Он понял, что впредь между нами вечная война не на жизнь, а на
смерть.
"Послушайте, я даю вам на размышление еще остаток этой ночи и завт-
рашний день, - предложил он. - Если вы обещаете молчать, вас ждет бо-
гатство, уважение и даже почести; если вы будете угрожать мне, я предам
вас позору".
"Вы! - вскричала я. - Вы! "
"Вечному, неизгладимому позору! "
"Вы!.." - повторяла я.
О, уверяю вас, Фельтон, я считала его сумасшедшим!
"Да, я!" - отвечал он.
"Ах, оставьте меня! - сказала я ему. - Уйдите прочь, если вы не хоти-
те, чтобы я на ваших глазах разбила себе голову о стену! "
"Хорошо, - сказал он, - как вам будет угодно. До завтрашнего вечера".
"До завтрашнего вечера!" - ответила я, падая на пол и кусая ковер от
ярости...
Фельтон опирался о кресло, и миледи с демонической радостью видела,
что у него, возможно, не хватит сил выслушать ее рассказ до конца.
XXVII
ИСПЫТАННЫЙ ПРИЕМ КЛАССИЧЕСКОЙ ТРАГЕДИИ
После минутного молчания, во время которого миледи украдкой наблюдала
за слушавшим ее молодым человеком, она продолжала:
- Почти три дня я ничего не пила и не ела. Я испытывала жестокие му-
чения: порой словно какое-то облако давило мне лоб и застилало глаза -
это начинался бред.
Наступил вечер. Я так ослабела, что поминутно впадала в беспамятство
и каждый раз, когда я лишалась чувств, благодарила бога, думая, что уми-
раю.
Во время одного такого обморока я услышала, как дверь открылась. От
страха я очнулась.
Он вошел ко мне в сопровождении какого-то человека с лицом, прикрытым
маской; сам он был тоже в маске, но я узнала его шаги, узнала его голос,
узнала этот величественный вид, которым ад наделил его на несчастье че-
ловечества.
"Ну что же, - спросил он меня, - согласны вы дать мне клятву, которую
я от вас требовал? "
"Вы сами сказали, что пуритане верны своему слову. Я дала слово - и
вы это слышали - предать вас на земле суду человеческому, а на том свете
- суду божьему".
"Итак, вы упорствуете? "
"Клянусь перед богом, который меня слышит, я призову весь свет в сви-
детели вашего преступления и буду призывать до тех пор, пока не найду
мстителя! "
"Вы публичная женщина, - заявил он громовым голосом, - и подвергне-
тесь наказанию, налагаемому на подобных женщин! Заклейменная в глазах
света, к которому вы взываете, попробуйте доказать этому свету, что вы
не преступница и не сумасшедшая! "
Потом он обратился к человеку в маске.
"Палач, делай свое дело!" - приказал он.
- О! Его имя! Имя! - вскричал Фельтон. - Назовите мне его имя!
- И вот, несмотря на мои крики, несмотря на мое сопротивление - я на-
чинала понимать, что мне предстоит нечто худшее, чем смерть, - палач
схватил меня, повалил на пол, сдавил в своих руках. Я задыхалась от ры-
даний, почти лишалась чувств, взывала к богу, который не внимал моей
мольбе... и вдруг я испустила отчаянный крик боли и стыда - раскаленное
железо, железо палача, впилось в мое плечо...
Фельтон издал угрожающий возглас.
- Смотрите... - сказала миледи и встала с величественным видом коро-
левы, - смотрите, Фельтон, какое новое мучение изобрели для молодой не-
винной девушки, которая стала жертвой насилия злодея! Научитесь позна-
вать сердца людей и впредь не делайтесь так опрометчиво орудием их несп-
раведливой мести!
Миледи быстрым движением распахнула платье, разорвала батист, прикры-
вавший ее грудь, и, краснея от притворного гнева и стыда, показала моло-
дому человеку неизгладимую печать, бесчестившую это красивое плечо.
- Но я вижу тут лилию! - изумился Фельтон.
- Вот в этом-то вся подлость! - ответила миледи. - Будь это английс-
кое клеймо!.. Надо было бы еще доказать, какой суд приговорил меня к
этому наказанию, и я могла бы подать жалобу во все суды государства. А
французское клеймо... О, им я была надежно заклеймена!
Для Фельтона это было слишком.
Бледный, недвижимый, подавленный ужасным признанием миледи, ослеплен-
ный сверхъестественной красотой этой женщины, показавшей ему свою наготу
с бесстыдством, которое он принял за особое величие души, он упал перед
ней на колени, как это делали первые христиане перед непорочными святыми
мучениками, которых императоры, гонители христианства, предавали в цирке
на потеху кровожадной черни. Клеймо перестало существовать для него, ос-
талась одна красота.
- Простите! Простите! - восклицал Фельтон. - О, простите мне!
Миледи прочла в его глазах: люблю, люблю!
- Простить вам - что? - спросила она.
- Простите мне, что я примкнул к вашим гонителям.
Миледи протянула ему руку.
- Такая прекрасная, такая молодая! - воскликнул Фельтон, покрывая ее
руку поцелуями.
Миледи подарила его одним из тех взглядов, которые раба делают коро-
лем.
Фельтон был пуританин - он отпустил руку этой женщины и стал целовать
ее ноги.
Он уже не любил - он боготворил ее.
Когда этот миг душевною восторга прошел, когда к миледи, казалось,
вернулось самообладание, которого она ни на минуту не теряла, когда
Фельтон увидел, как завеса стыдливости вновь скрыла сокровища любви,
лишь затем так тщательно оберегаемые от его взора, чтобы он еще более
пылко желал их, он сказал:
- Теперь мне остается спросить вас только об одном: как зовут вашего
настоящего палача? По-моему, только один был палачом, другой являлся его
орудием, не больше.
- Как, брат мой, - вскричала миледи, - тебе еще нужно, чтоб я назвала
его! А сам ты не догадался?
- Как - спросил Фельтон, - это он?.. Опять он!.. Все он же... Как!
Настоящий виновник...
- Настоящий виновник - опустошитель Англии, гонитель истинно верую-
щих, гнусный похититель чести стольких женщин, тот, кто из прихоти свое-
го развращенного сердца намерен пролить кровь стольких англичан, кто се-
годня покровительствует протестантам, а завтра предаст их...
- Бекингэм! Так это Бекингэм! - с ожесточением выкрикнул Фельтон.
Миледи закрыла лицо руками, словно она была не в силах перенести пос-
тыдное воспоминание, которое вызывало у нее это имя.
- Бекингэм - палач этого ангельского создания! - восклицал Фельтон. -
И ты не поразил его громом, господи! И ты позволил ему остаться знатным,
почитаемым, всесильным, на погибель всем нам!
- Бог отступается от того, кто сам от себя отступается! - сказала ми-
леди.
- Так, значит, он хочет навлечь на свою голову кару, постигающую от-
верженных! - с возрастающим возбуждением продолжал Фельтон. - Хочет,
чтобы человеческое возмездие опередило правосудие небесное!
- Люди боятся и щадят его.
- О, я не боюсь и не пощажу его! - возразил Фельтон.
Миледи почувствовала, как душа ее наполняется дьявольской радостью.
- Но каким образом мой покровитель, мой отец, лорд Винтер, оказывает-
ся причастным ко всему этому? - спросил Фельтон.
- Слушайте, Фельтон, ведь наряду с людьми низкими и презренными есть
на свете благородные и великодушные натуры. У меня был жених, человек,
которого я любила и который любил меня... мужественное сердце, подобное
вашему, Фельтон, такой человек, как вы. Я пришла к нему и все рассказа-
ла. Он знал меня и ни секунды не колебался. Это был знатный вельможа,
человек, во всех отношениях равный Бекингэму. Он ничего не сказал, опоя-
сался шпагой, закутался в плащ и направился во дворец Бекингэма...
- Да, да, понимаю, - вставил Фельтон. - Хотя, когда имеешь дело с по-
добными людьми, нужна не шпага, а кинжал.
- Бекингэм накануне уехал чрезвычайным послом в Испанию - просить ру-
ки инфанты для короля Карла Первого, который тогда был еще принцем
Уэльским. Мой жених вернулся ни с чем. "Послушайте, - сказал он мне, -
этот человек уехал, и я покамест не могу ему отомстить. В ожидании его
приезда обвенчаемся, как мы решили, а затем положитесь на лорда Винтера,
который сумеет поддержать свою честь и честь своей жены".
- Лорда Винтера! - вскричал Фельтон.
- Да, лорда Винтера, - подтвердила миледи. - Теперь вам все должно
быть понятно, не так ли? Бекингэм был в отъезде около года. За неделю до
его возвращения лорд Винтер внезапно скончался, оставив меня своей
единственной наследницей. Кем был нанесен этот удар? Всеведущему богу
одному это известно, я никого не виню...
- О, какая бездна падения! Какая бездна! - ужаснулся Фельтон.
- Лорд Винтер умер, ничего не сказав своему брату. Страшная тайна
должна была остаться скрытой от всех до тех пор, пока бы она как гром не
