словно желая с корнем вырвать последнее сомнение. - Да, я узнаю голос,
вещавший мне во сне. Да, я узнаю черты ангела, который является мне каж-
дую ночь и громко говорит моей душе, не знающей сна: "Рази, спаси Анг-
лию, спаси самого себя, ибо ты умрешь, не укротив гнева господня!" Гово-
рите, говорите, - вскричал Фельтон, - теперь я вас понимаю!
Устрашающая радость, мгновенная, как вспышка молнии, сверкнула в гла-
зах миледи.
Как ни мимолетен был этот зловещий луч радости, Фельтон уловил его и
содрогнулся, словно он осветил бездну сердца этой женщины.
Фельтон вспомнил вдруг предостережения лорда Виктора относительно чар
миледи и ее первые попытки обольщения; он отступил на шаг и опустил го-
лову, не переставая глядеть на нее: точно завороженный этим странным
созданием, он не мог отвести от миледи глаза.
Миледи была достаточно проницательна, чтобы правильно истолковать
смысл его нерешительности. Ледяное хладнокровие, таившееся за ее кажу-
щимся волнением, ни на миг не покидало ее.
Прежде чем Фельтон снова заговорил и тем заставил бы ее продолжать
разговор в том же восторженном духе, что было бы чрезвычайно трудно, она
уронила руки, словно женская слабость пересилила восторг вдохновения.
- Нет, - сказала она, - не мне быть Юдифью, которая освободит Ветулию
от Олоферна. Меч всевышнего слишком тяжел для руки моей. Дайте же мне
умереть, чтобы избегнуть бесчестья, дайте мне найти спасение в мучени-
ческой смерти! Я не прошу у вас ни свободы, как сделала бы преступница,
ни мщения, как сделала бы язычница. Дайте мне умереть, вот и все. Я умо-
ляю вас, на коленях взываю к вам: дайте мне умереть, и мой последний
вздох будет благословлять моего избавителя!
При звуках этого кроткого и умоляющего голоса, при виде этого робко-
го, убитого взгляда Фельтон снова подошел к ней.
Мало-помалу обольстительница вновь предстала перед ним в том магичес-
ком уборе, который она по своему желанию то выставляла напоказ, то пря-
тала и который создавали красота, кротость, слезы и в особенности неот-
разимая прелесть мистического сладострастия - самая губительная из всех
страстей.
- Увы! - сказал Фельтон. - Я единственно только могу пожалеть вас,
если вы докажете, что вы жертва. Но лорд Винтер возводит на вас тяжкие
обвинения. Вы христианка, вы мне сестра по вере. Я чувствую к вам влече-
ние - я, никогда не любивший никого, кроме своего благодетеля, не встре-
чавший в жизни никого, кроме предателей и нечестивцев! Но вы, сударыня,
вы так прекрасны и с виду так невинны! Должно быть, вы совершили какие-
нибудь беззакония, если лорд Винтер так преследует вас...
- Имеющие глаза - не увидят, - повторила миледи с оттенком невырази-
мой печали в голосе, - имеющие уши - не услышат.
- Но если так, говорите, говорите же! - вскричал молодой офицер.
- Поверить вам мой позор! - сказала миледи с краской смущения в лице.
- Ведь часто преступление одного бывает позором другого... Мне, женщине,
поверить мой позор вам, мужчине! О... - продолжала она, стыдливо прикры-
вая рукой своп прекрасные глаза, - о, никогда, никогда я не буду в сос-
тоянии поведать это!
- Мне, брату? - сказал Фельтон.
Миледи долго смотрела на него с таким выражением, которое молодой
офицер принял за колебание; на самом же деле оно показывало только, что
миледи наблюдает за ним и желает его обворожить.
Фельтон с умоляющим видом сложил руки.
- Ну хорошо, - проговорила миледи, - я доверюсь моему брату, я ре-
шусь!
В эту минуту послышались шаги лорда Винтера, но на этот раз грозный
деверь миледи не ограничился тем, что прошел мимо двери, как накануне,
а, остановившись, обменялся несколькими словами с часовым; затем дверь
открылась, и он появился на пороге.
Во время этого краткого разговора за дверью Фельтон отскочил в сторо-
ну, и, когда лорд Винтер вошел, он стоял в нескольких шагах от пленницы.
Барон вошел медленно и обвел испытующим взглядом пленницу и молодого
человека.
- Вы что-то давно здесь, Джон, - сказал он, - Уж не рассказывает ли
вам эта женщина о своих преступлениях? В таком случае я не удивляюсь то-
му, что ваш разговор продолжается столько времени.
Фельтон вздрогнул, и миледи поняла, что она погибла, если не придет
на помощь опешившему пуританину.
- А, вы боитесь, чтобы пленница не ускользнула из ваших рук! - заго-
ворила она. - Спросите вашего достойного тюремщика, о какой милости я
сейчас умоляла его.
- Вы просили о милости? - подозрительно спросил барон.
- Да, милорд, - подтвердил смущенный молодой человек.
- О какой же это милости? - заинтересовался лорд Винтер.
- Миледи просила у меня нож и обещала отдать его через минуту в окош-
ко двери, - ответил Фельтон.
- А разве здесь кто-нибудь спрятан, кого эта милая особа хочет заре-
зать? - произнес лорд Винтер своим насмешливым, презрительным тоном.
- Здесь нахожусь я, - ответила миледи.
- Я предоставил вам на выбор Америку или Тайберн, - заметил лорд Вин-
тер. - Выбирайте Тайберн, миледи: веревка, поверьте, надежнее ножа.
Фельтон побледнел и сделал шаг вперед, вспомнив, что в ту минуту,
когда он вошел в комнату, миледи держала в руках веревку.
- Вы правы, - сказала она, - я уже думала об этом. - И прибавила
сдавленным голосом: - И еще подумаю.
Фельтон почувствовал, как дрожь пронизала все его тело; вероятно, это
движение не укрылось от взгляда лорда Винтера.
- Не верь этому, Джон, - сказал он. - Джон, друг мой, я положился на
тебя! Будь осторожен, я предупреждал тебя! Впрочем, мужайся, дитя мое:
через три дня мы избавимся от этого создания, и там, куда я ушлю ее, она
никому не сможет вредить.
- Ты слышишь! - громко вскричала миледи, чтобы барон подумал, что она
взывает к богу, а Фельтон понял, что она обращается к нему.
Фельтон опустил голову и задумался.
Барон, взяв офицера под руку, пошел с ним к двери, все время глядя
через плечо на миледи и не спуская с нее глаз, пока они не покинули ком-
нату.
"Оказывается, я еще не настолько преуспела в моем деле, как предпола-
гала, - подумала пленница, когда дверь закрылась за ними. - Винтер изме-
нил своей обычной глупости и проявляет небывалую осторожность. Вот что
значит жажда мести! И как она совершенствует характер человека! Ну, а
Фельтон... Фельтон колеблется! Ах, он не такой человек, как этот прокля-
тый д'Артаньян! Пуританин обожает только непорочных дев, и к тому же
обожает их, сложив молитвенно руки. Мушкетер же любит женщин, и любит
их, заключая в свои объятия".
Однако миледи с нетерпением ожидала возвращения Фельтона: она не сом-
невалась, что еще увидится с ним в этот день. Наконец, спустя час после
описанной нами сцены, она услышала тихий разговор у двери; вскоре дверь
отворилась, и перед ней предстал Фельтон.
Молодой человек быстро вошел в комнату, оставив за собой дверь полу-
открытой, и сделал миледи знак, чтобы она молчала; лицо его выражало
сильную тревогу.
- Чего вы от меня хотите? - спросила миледи.
- Послушайте, - тихо заговорил Фельтон, - я удалил часового, чтобы
мой приход к вам остался для всех тайной и никто не подслушал нашу бесе-
ду. Барон сейчас рассказал мне ужасающую историю...
Миледи улыбнулась своей улыбкой покорной жертвы и покачала головой.
- Или вы демон, - продолжал Фельтон, - или барон, мой благодетель,
мой отец, - чудовище! Я вас знаю всего четыре дня, а его я люблю уже два
года. Мне простительно поэтому колебаться в выборе между вами. Не пугай-
тесь моих слов, мне необходимо убедиться, что вы говорите правду. Сегод-
ня после полуночи я приду к вам, и вы меня убедите.
- Нет, Фельтон, нет, брат мой, - отвечала она, - ваша жертва слишком
велика, и я понимаю, чего она вам стоит! Нет, я погибла, не губите себя
вместе со мной! Моя смерть будет гораздо красноречивее моей жизни, и
молчание трупа убедит вас гораздо лучше слов узницы...
- Замолчите, сударыня! - вскричал Фельтон. - Не говорите мне этого! Я
пришел, чтобы вы обещали мне, дали честное слово, поклялись всем, что
для вас свято, что не посягнете на свою жизнь.
- Я не хочу обещать, - ответила миледи. - Никто так не уважает клят-
вы, как я, и, если я обещаю, я должна буду сдержать слово.
- Так обещайте, по крайней мере, подождать, не покушаться на себя,
пока мы не увидимся снова! И, если вы после того, как увидитесь со мной,
будете по-прежнему упорствовать в вашем намерении, тогда делать нече-
го... вы вольны поступать, как вам угодно, и я сам вручу вам оружие, ко-
торое вы просили.
- Что ж, ради вас я подожду.
- Поклянитесь!
- Клянусь нашим богом! Довольны вы?
- Хорошо, до наступления ночи.
И он бросился из комнаты, запер за собой дверь и стал ждать в коридо-
ре, с пикой солдата в руке, точно заменяя на посту часового.
Когда солдат вернулся, Фельтон отдал ему его оружие.
Подойдя к дверному окошечку, миледи увидела, с каким исступлением пе-
рекрестился Фельтон и как пошел по коридору вне себя от восторга.
Она вернулась на свое место с улыбкой злобного презрения на губах,
повторяя имя божие, которым она только что поклялась, так и не научив-
шись познавать его.
- Мой бог? - сказала она. - Безумный фанатик! Мой бог - это я и тот,
кто поможет мне отомстить за себя!
XXVI
ПЯТЫЙ ДЕНЬ ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Между тем миледи наполовину уже торжествовала победу, и достигнутый
успех удваивал ее силы.
Нетрудно было одерживать победы, как она делала это до сих пор, над
людьми, которые легко поддавались обольщению и которых галантное прид-
ворное воспитание быстро увлекало в ее сети; миледи была настолько кра-
сива, что на пути к покорению мужчин не встречала сопротивления со сто-
роны плоти, и настолько ловка, что без труда преодолевала препятствия,
чинимые духом.
Но на этот раз ей пришлось вступить в борьбу с натурой дикой, замкну-
той, нечувствительной благодаря привычке к самоистязанию. Религия и су-
ровая религиозная дисциплина сделали Фельтона человеком, недоступным
обычным обольщениям. В этом восторженном уме роились такие обширные пла-
ны, такие мятежные замыслы, что в нем не оставалось места для случайной
любви, порождаемой чувственным влечением, той любви, которая вскармлива-
ется праздностью и растет под влиянием нравственной испорченности. Миле-
ди пробила брешь: своем притворной добродетелью поколебала мнение о себе
человека, сильно предубежденного против нее, а своей красотой покорила
сердце и чувства человека целомудренного и чистого душой. Наконец-то в
этом опыте над самым строптивым существом, какое только могли предоста-
вить ей для изучения природа и религия, она развернула во всю ширь свои
силы и способности, ей самой дотоле неведомые.
Но тем не менее много раз в продолжение этого вечера она отчаивалась
в своей судьбе и в себе самой; она, правда, не призывала бога, но зато
верила в помощь духа зла, в эту могущественную силу, которая правит че-
ловеческой жизнью в мельчайших ее проявлениях и которой, как повествует
арабская сказка, достаточно одного гранатового зернышка, чтобы возродить
целый погибший мир.
Миледи хорошо подготовилась к предстоящему приходу Фельтона и тща-
тельно обдумала свое поведение при этом свидании. Она знала, что ей ос-
тается только два дня и что как только приказ будет подписан Бекингэмом
(а Бекингэм не задумается подписать его еще и потому, что в приказе
проставлено вымышленное имя и, следовательно, он не будет знать, о какой
женщине идет речь), как только, повторяем, приказ этот будет подписан,
барон немедленно отправит ее. Она знала также, что женщины, присужденные
к ссылке, обладают гораздо менее могущественными средствами обольщения,
чем женщины, слывущие добродетельными во мнении света, те, чья красота
усиливается блеском высшего общества, восхваляется голосом моды и золо-
тится волшебными лучами аристократического происхождения. Осуждение на
