ках.
Но яснее всего было то, что истинная, глубокая, закоренелая ненависть
миледи к нему, д'Артаньяну, была вызвана тем, что он не убил лорда Вин-
тера.
На следующий день Д'Артаньян снова явился к миледи. Миледи была в
весьма дурном расположении духа, и Д'Артаньян решил, что причиной этому
служит отсутствие ответа от г-на де Варда. Вошла Кэтти, но миледи обош-
лась с ней очень сурово. Взгляд, брошенный Кэтти на д'Артаньяна, гово-
рил: "Вот видите, что я переношу ради вас! "
Однако к концу вечера прекрасная львица смягчилась: она с улыбкой
слушала нежные признания д'Артаньяна в даже позволила ему поцеловать ру-
ку.
Д'Артаньян вышел от нее, не зная, что думать, но этот юноша был не из
тех, которые легко теряют голову, и, продолжая ухаживать за миледи, он
создал в уме небольшой план.
У дверей он встретил Кэтти и, как и накануне, поднялся в ее комнату.
Он узнал, что миледи сильно бранила Кэтти и упрекала ее за неисполни-
тельность. Миледи не могла понять молчания графа де Варда и приказала
девушке зайти к ней в девять часов утра за третьим письмом.
Д'Артаньян взял с Кэтти слово, что на следующее утро она принесет это
письмо к нему; бедняжка обещала все, чего потребовал от нее возлюблен-
ный: она совершенно потеряла голову.
Все произошло так же, как накануне: Д'Артаньян спрятался в шкафу, ми-
леди позвала Кэтти, совершила свой туалет, отослала Кэтти и заперла
дверь. Как и накануне, Д'Артаньян вернулся домой только в пять часов ут-
ра.
В одиннадцать часов к нему пришла Кэтти; в руках у нее была новая за-
писка миледи. На этот раз бедняжка беспрекословно отдала ее д'Артаньяну;
она предоставила ему делать все, что он хочет: теперь она душой и телом
принадлежала своему красавцу солдату.
Д'Артаньян распечатал письмо и прочитал следующие строки:
"Вот уже третий раз я пишу вам о том, что люблю вас. Берегитесь, как
бы в четвертый раз я не написала, что я вас ненавижу.
Если вы раскаиваетесь в своем поведении, девушка, которая передаст
вам эту записку, скажет вам, каким образом воспитанный человек может
заслужить мое прощение".
Д'Артаньян краснел и бледнел, читая эти строки.
- О, вы все еще любите ее! - вскричала Кэтти, ни на секунду не спус-
кавшая глаз с лица молодого человека.
- Нет, Кэтти, ты ошибаешься, я ее больше не люблю, но я хочу отомс-
тить ей за ее пренебрежение.
- Да, я знаю, каково будет ваше мщение, вы уже говорили мне о нем.
- Не все ли тебе равно, Кэтти! Ты же знаешь, что я люблю только тебя.
- Разве можно знать это?
- Узнаешь, когда увидишь, как я обойдусь с ней.
Кэтти вздохнула.
Д'Артаньян взял перо и написал:
"Сударыня, до сих пор я сомневался в том, что две первые ваши записки
действительно предназначались мне, так как считал себя совершенно недос-
тойным подобной чести; к тому же я был так болен, что все равно не ре-
шился бы вам ответить.
Однако сегодня я принужден поверить в вашу благосклонность, так как
не только ваше письмо, но и ваша служанка подтверждают, что я имею
счастье быть любимым вами.
Ей незачем учить меня, каким образом воспитанный человек может заслу-
жить ваше прощение. Итак, сегодня в одиннадцать часов я сам приду умо-
лять вас об этом прощении. Отложить посещение хотя бы на один день зна-
чило бы теперь, на мой взгляд, нанести вам новое оскорбление.
Тот, кого вы сделали счастливейшим из смертных, Граф де Вард".
Это письмо было прежде всего подложным, затем оно было грубым, а с
точки зрения наших современных нравов, оно было просто оскорбительным,
но в ту эпоху люди церемонились значительно меньше, чем теперь. К тому
же Д'Артаньян из собственных признаний миледи знал, что она способна на
предательство в делах более серьезных, и его уважение к ней было весьма
поверхностным. И все же, несмотря на это, какая-то безрассудная страсть
влекла его к этой женщине - пьянящая страсть, смешанная с презрением, но
все-таки страсть или, если хотите, жажда обладания.
Замысел д'Артаньяна был очень прост: из комнаты Кэтти войти в комнату
ее госпожи и воспользоваться первой минутой удивления, стыда, ужаса,
чтобы восторжествовать над ней. Быть может, его ждала и неудача, но...
без риска ничего не достигнешь. Через неделю должна была начаться кампа-
ния, надо было уезжать, - словом, д'Артаньяну некогда было разыгрывать
любовную идиллию.
- Возьми, - сказал молодой человек, передавая Кэтти запечатанную за-
писку, - отдай ее миледи: это ответ господина де Варда.
Бедная Кэтти смертельно побледнела: она догадывалась о содержании за-
писки.
- Послушай, милочка, - сказал ей Д'Артаньян, - ты сама понимаешь, что
все это должно кончиться - так или иначе. Миледи может узнать, что ты
передала первую записку не слуге графа, а моему слуге, что это я распе-
чатал другие записки, которые должен был распечатать господин де Вард.
Тогда миледи прогонит тебя, а ведь ты ее знаешь - она не такая женщина,
чтобы этим ограничить свою месть.
- Увы! - ответила Кэтти. - А для кого я пошла на все это?
- Для меня, я прекрасно знаю это, моя красотка, - ответил молодой че-
ловек, - и, даю слово, я тебе очень благодарен.
- Но что же написано в вашей записке?
- Миледи скажет тебе об этом.
- О, вы не любите меня! - вскричала Кэтти. - Как я несчастна!
На этот упрек есть один ответ, который всегда вводит женщин в заблуж-
дение. Д'Артаньян ответил так, что Кэтти оказалась очень далека от исти-
ны.
Правда, она долго плакала, прежде чем пришла к решению отдать письмо
миледи, но в конце концов она пришла к этому решению, а это было все,
что требовалось д'Артаньяну.
К тому же он обещал девушке, что вечером рано уйдет от госпожи и,
уходя от госпожи, придет к ней.
Это обещание окончательно утешило бедняжку Кэтти.
IV
ГДЕ ГОВОРИТСЯ ОБ ЭКИПИРОВКЕ АРАМИСА И ПОРТОСА
С тех пор как четыре друга были заняты поисками экипировки, они пе-
рестали регулярно собираться вместе. Все они обедали врозь, где придется
или, вернее, где удастся. Служба тоже отнимала часть драгоценного време-
ни, проходившего так быстро. Однако раз в неделю, около часу дня, было
условлено встречаться в квартире Атоса, поскольку последний оставался
верен своей клятве и не выходил из Дому.
Тот день, когда Кэтти приходила к д'Артаньяну, как раз был днем сбора
друзей.
Как только Кэтти ушла, Д'Артаньян отправился на улицу Феру.
Он застал Атоса и Арамиса за философской беседой. Арамис подумывал о
том, чтобы снова надеть рясу. Атос, по обыкновению, не разубеждал, но и
не поощрял его. Он держался того мнения, что каждый волен в своих
действиях. Советы он даал лишь тогда, когда его просили об этом, и при-
том очень просили.
"Обычно люди обращаются за советом, - говорил Атос, только для того,
чтобы не следовать ему, а если кто-нибудь и следует совету, то только
для того, чтобы было кого упрекнуть впоследствии".
Вслед за д'Артаньяном пришел и Портос. Итак, все четыре друга были в
сборе.
Четыре лица выражали четыре различных чувства: лицо Портоса - спо-
койствие, лицо д'Артаньяна - надежду, лицо Арамиса - тревогу, лицо Атоса
- беспечность.
После минутной беседы, в которой Портос успел намекнуть на то, что
некая высокопоставленная особа пожелала вывести его из затруднительного
положения, явился Мушкетон.
Он пришел звать Портоса домой, где, как сообщал он с весьма жалобным
видом, присутствие его господина было срочно необходимо.
- Это по поводу моего снаряжения? - спросил Портос.
- И да и нет, - ответил Мушкетон.
- Но разве ты не можешь сказать мне?
- Идемте, сударь, идемте.
Портос встал, попрощался с друзьями и последовал за Мушкетоном. Через
минуту на пороге появился Базен.
- Что вам нужно, друг мой? - спросил Арамис тем мягким тоном, который
появлялся у него всякий раз, как его мысли вновь обращались к церкви.
- Сударь, вас ожидает дома один человек, - ответил Базен.
- Человек?.. Какой человек?..
- Какой-то нищий.
- Подайте ему милостыню, Базен, и скажите, чтобы он помолился за бед-
ного грешника.
- Этот нищий хочет во что бы то ни стало говорить с вами и уверяет,
что вы будете рады его видеть.
- Не просил ли он что-либо передать мне?
- Да. "Если Господин Арамис не пожелает прийти повидаться со мной, -
сказал он, - сообщите ему, что я прибыл из Тура".
- Из Тура? - вскричал Арамис. - Тысяча извинений, господа, но по-ви-
димому, этот человек привез мне известия, которых я ждал.
И, вскочив со стула, он торопливо вышел из комнаты.
Атос и д'Артаньян остались вдвоем.
- Кажется, эти молодцы устроили свои дела. Как повашему, д'Артаньян?
- спросил Атос.
- Мне известно, что у Портоса все идет прекрасно, - сказал д'Ар-
таньян, - что же касается Арамиса, то, по правде сказать, я никогда и не
беспокоился о нем по-настоящему. А вот вы, мой милый Атос... вы щедро
роздали пистоли англичанина, принадлежавшие вам по праву, но что же вы
будете теперь делать?
- Друг мой, я очень доволен, что убил этого шалопая, потому что убить
англичанина - святое дело, но я никогда не простил бы себе, если бы по-
ложил в карман его пистоли.
- Полноте, любезный Атос! Право, у вас какие-то непостижимые понятия.
- Ну, хватит об этом!.. Господин де Тревиль, оказавший мне вчера
честь своим посещением, сказал, что вы часто бываете у каких-то подозри-
тельных англичан, которым покровительствует кардинал. Это правда?
- Правда состоит в том, что я бываю у одной англичанки, - я уже гово-
рил вам о ней.
- Ах да, у белокурой женщины, по поводу которой я дал вам ряд сове-
тов, и, конечно, напрасно, так как вы и не подумали им последовать.
- Я привел вам свои доводы.
- Да, да. Кажется, вы сказали, что это поможет вам приобрести экипи-
ровку.
- Ничуть не бывало! Я удостоверился в том, что эта женщина принимала
участие в похищении госпожи Бонасье.
- Понимаю. Чтобы разыскать одну женщину, вы ухаживаете за другой: это
самый длинный путь, но зато и самый приятный.
Д'Артаньян чуть было не рассказал Атосу обо всем, но одно обстоя-
тельство остановило его: Атос был крайне щепетилен в вопросах чести, а в
небольшом плане, задуманном нашим влюбленным и направленном против миле-
ди, имелись такие детали, которые были бы отвергнуты этим пуританином, -
д'Артаньян был заранее в этом уверен; вот почему он предпочел промол-
чать, а так как Атос был самым нелюбопытным в мире человеком, то откро-
венность д'Артаньяна и не пошла дальше.
Итак, мы оставим наших двух друзей, которые не собирались рассказать
друг другу ничего особенно важного, и последуем за Арамисом.
Мы видели, с какой быстротой молодой человек бросился за Базеном или,
вернее, опередил его, услыхав, что человек, желавший с ним говорить,
прибыл из Тура; одним прыжком он перенесся с улицы Феру на улицу Вожи-
рар.
Войдя в дом, он действительно застал у себя какого-то человека ма-
ленького роста, с умными глазами, одетого в лохмотья.
- Это вы спрашивали меня? - сказал мушкетер.
- Я спрашивал господина Арамиса. Это вы?
- Я самый. Вы должны что-то передать мне?
- Да, если вы покажете некий вышитый платок.
- Вот он, - сказал Арамис, доставая из внутреннего кармана ключик и
отпирая маленькую шкатулку черного дерева с перламутровой инкрустацией.
- Вот он, смотрите.
- Хорошо, - сказал нищий. - Отошлите вашего слугу.
В самом деле, Базен, которому не терпелось узнать, что надо было это-
му нищему от его хозяина, поспешил следом за Арамисом и пришел домой
почти одновременно с ним, но эта быстрота принесла ему мало пользы: на
предложение нищего его господин жестом приказал ему выйти, и Базен вы-
нужден был повиноваться.
Как только он вышел, нищий бросил беглый взгляд по сторонам, желая
убедиться, что никто не видит и не слышит его, распахнул лохмотья, неб-
