- Добро пожаловать, сударь! - сказала миледи необычайно мягким голо-
сом, звук которого странно противоречил признакам дурного расположения
духа, только что подмеченным д'Артаньяном. - Вы приобрели сегодня вечные
права на мою признательность.
Тут англичанин снова повернулся к ним и начал рассказывать о поедин-
ке, не упуская ни малейшей подробности. Миледи слушала его с величайшим
вниманием, и, несмотря на все усилия скрыть свои ощущения, легко было
заметить, что этот рассказ ей неприятен. Она то краснела, то бледнела и
нетерпеливо постукивала по долу своей маленькой ножкой.
Лорд Винтер ничего не замечал. Кончив рассказывать, он подошел к сто-
лу, где стояли да подносе бутылка испанского вина и стаканы. Он налил
два стакана и знаком предложил д'Артаньяну выпить.
Д'Артаньян знал, что отказаться выпить за здоровье англичанина - зна-
чит кровно обидеть его. Поэтому он подошел к столу и взял второй стакан.
Однако он продолжал следить взглядом за миледи и увидел в зеркале, как
изменилось ее лицо. Теперь, когда она думала, что никто больше на нее не
смотрит, какое-то хищное выражение исказило ее черты. Она с яростью ку-
сала платок. В эту минуту хорошенькая субретка, которую д'Артаньян уже
видел прежде, вошла в комнату; она что-то сказала поанглийски лорду Вин-
теру, и тот вопросил у д'Артаньяна позволения оставить его, ссылаясь на
призывавшее его неотложное дело и поручая сестре еще раз извиниться за
него.
Д'Артаньян обменялся с ним рукопожатием и снова подошел к миледи. Ее
лицо с поразительной быстротой приняло прежнее приветливое выражение, но
несколько красных пятнышек, оставшихся на платке, свидетельствовали о
том, что она искусала себе губы до крови.
Губы у нее были прелестны - красные, как коралл.
Разговор оживился. Миледи, по-видимому, совершенно пришла в себя. Она
рассказала д'Артаньяну, что лорд Винтер не брат ее, а всего лишь брат ее
мужа: она была замужем за его младшим братом, который умер, оставив ее
вдовой с ребенком, и этот ребенок является единственным жаследииком лор-
да Винтера, если только лорд Винтер не женится. Все это говорило д'Ар-
таньяну, что существует завеса, за которой скрывается некая тайна, но
приоткрыть эту завесу он еще не мог.
После получасового разговора д'Артаньян убедился, что миледи - его
соотечественница: она изъяснялась пофранцузски так правильно и с таким
изяществом, что на этот счет не оставалось никаких сомнении.
Д'Артаньян наговорил кучу любезностей, уверяя собеседницу в своей
преданности. Слушая весь этот вздор, который нес наш гасконец, миледи
благосклонно улыбалась. Наконец настало время удалиться. Д'Артаньян
простился и вышел из гостиной счастливейшим из смертных.
На лестнице ему попалась навстречу хорошенькая субретка. Она чуть за-
дела его, проходя мимо, и, покраснев до ушей, попросила у него прощения
таким нежным голоском, что прощение было ей тотчас даровано.
На следующий день д'Артаньян явился снова, и его приняли еще лучше,
чем накануне. Лорда Винтера на этот раз не было, и весь вечер гостя за-
нимала одна миледи. Повидимому, она очень интересовалась молодым челове-
ком - спросила, откуда он родом, кто его друзья и не было ли у него на-
мерения поступить на службу к кардиналу.
Тут д'Артаньян, который, как известно, был в свои двадцать лет весьма
осторожным юношей, вспомнил о своих подозрениях относительно миледи; он
с большой похвалой отозвался перед ней о его высокопреосвященстве и ска-
зал, что не преминул бы поступить в гвардию кардинала, а не в гвардию
короля, если бы так же хорошо знал г-на де Кавуа, как он знал г-на де
Тревиля.
Миледи очень естественно переменила разговор и самым равнодушным то-
ном спросила у д'Артаньяна, бывал ли он когда-нибудь в Англии.
Д'Артаньян ответил, что ездил туда по поручению г-на де Тревиля для
переговоров о покупке лошадей и даже привез оттуда четырех на образец.
В продолжение разговора миледи два или три раза кусала губы: этот
гасконец вел хитрую игру.
В тот же час, что накануне, д'Артаньян удалился. В коридоре ему снова
повстречалась хорошенькая Кэтти - так звали субретку. Она посмотрела на
него с таким выражением, не понять которое было невозможно, но д'Ар-
таньян был слишком поглощен ее госпожой и замечал только то, что исходи-
ло от нее.
Д'Артаньян приходил к миледи и на другой день и на третий, и каждый
вечер миледи принимала его все более приветливо.
Каждый вечер - то в передней, то в коридоре, то на лестнице - ему по-
падалась навстречу хорошенькая субретка.
Но, как мы уже сказали, д'Артаньян не обращал никакого внимания на
эту настойчивость бедняжки Кэтти.
II
ОБЕД У ПРОКУРОРА
Между тем дуэль, в которой Портос сыграл столь блестящую роль, отнюдь
не заставила его забыть об обеде у прокурорши. На следующий день, после
двенадцати часов, Мушкетон в последний раз коснулся щеткой его платья, и
Портос отправился на Медвежью улицу с видом человека, которому везет во
всех отношениях.
Сердце его билось, но не так, как билось сердце у д'Артаньяна, волну-
емого молодой и нетерпеливой любовью. Нет, его кровь горячила иная, бо-
лее корыстная забота: сейчас ему предстояло наконец переступить этот та-
инственный порог, подняться по той незнакомой лестнице, по которой одно
за другим поднимались старые экю мэтра Кокнара. Ему предстояло увидеть
наяву тот заветный сундук, который он двадцать раз представлял себе в
своих грезах, длинный и глубокий сундук, запертый висячим замком, зар-
жавленный, приросший к полу, сундук, о котором он столько слышал и кото-
рый ручки прокурорши, правда немного высохшие, но еще не лишенные из-
вестного изящества, должны были открыть его восхищенному взору.
И кроме того, ему, бесприютному скитальцу, человеку без семьи и без
состояния, солдату, привыкшему к постоялым дворам и трактирам, к тавер-
нам и кабачкам, ему, любителю хорошо покушать, вынужденному по большей
части довольствоваться случайным куском, - ему предстояло наконец узнать
вкус обедов в домашней обстановке, насладиться семейным уютом и предос-
тавить себя тем мелким заботам хозяйки, которые тем приятнее, чем туже
приходится, как говорят старые рубаки.
Являться в качестве кузена и садиться каждый день за обильный стол,
разглаживать морщины на желтом лбу старого прокурора, немного пощипать
перышки у молодых писцов, обучая их тончайшим приемам басета, гальбика и
ландскнехта и выигрывая у них вместо гонорара за часовой урок то, что
они сберегли за целый месяц, - все это очень улыбалось Портосу.
Мушкетер припоминал, правда, дурные слухи, которые уже в те времена
ходили о прокурорах и которые пережили их, - слухи об их мелочности,
жадности, скаредности. Но, если исключить некоторые приступы бережливос-
ти, которые Портос всегда считал весьма неуместными в своей прокурорше,
она бывала обычно довольно щедра - разумеется, для прокурорши, - и он
надеялся, что ее дом поставлен на широкую ногу.
Однако у дверей мушкетера охватили некоторые сомнения. Вход в дом был
не слишком привлекателен: вонючий, грязный коридор, полутемная лестница
с решетчатым окном, сквозь которое скудно падал свет из соседнего двора;
на втором этаже маленькая дверь, унизанная огромными железными гвоздями,
словно главный вход в тюрьму "Гран-Шатле".
Портос постучался. Высокий бледный писец с целой копной растрепанных
волос, свисавших ему на лицо, отворил дверь и поклонился с таким видом,
который ясно говорил, что человек этот привык уважать высокий рост,
изобличающий силу, военный мундир, указывающий на определенное положение
в обществе, и цветущую физиономию, говорящую о привычке к достатку.
Второй писец, пониже ростом, показался вслед за первым; третий, нес-
колько повыше, - вслед за вторым; подросток лет двенадцати - вслед за
третьим.
Три с половиной писца - это по тем временам означало наличие в конто-
ре весьма многочисленной клиентуры.
Хотя мушкетер должен был прийти только в час дня, прокурорша поджида-
ла его с самого полудня, рассчитывая, что сердце, а может быть, и желу-
док ее возлюбленного приведут его раньше назначенного срока.
Итак, г-жа Кокнар вышла из квартиры на площадку лестницы почти в ту
самую минуту, как ее гость оказался перед дверью, и появление достойной
хозяйки вывело его из весьма затруднительного положения. Писцы смотрели
на него с любопытством, и, не зная хорошенько, что сказать этой восходя-
щей и нисходящей гамме, он стоял проглотив язык.
- Это мой кузен! - вскричала прокурорша. - Входите, входите же, гос-
подин Портос!
Имя Портоса произвело на писцов свое обычное действие, и они засмея-
лись, но Портос обернулся, и все лица вновь приняли серьезное выражение.
Чтобы попасть в кабинет прокурора, надо было из прихожей, где пребы-
вали сейчас писцы, пройти через контору, где им надлежало пребывать, -
мрачную комнату, заваленную бумагами. Выйдя из конторы и оставив кухню
справа, гость и хозяйка попали в приемную.
Все эти комнаты, сообщавшиеся одна с другой, отнюдь не внушали Порто-
су приятных мыслей. Через открытые двери можно было слышать каждое про-
изнесенное слово; кроме того, бросив мимоходом быстрый и испытующий
взгляд в кухню, мушкетер убедился - к стыду прокурорши и к своему вели-
кому сожалению, - что там не было того яркого пламени, того оживления,
той суеты, которые должны царить перед хорошим обедом в этом храме чре-
воугодия.
Прокурор, видимо, был предупрежден о визите, ибо он не выказал ника-
кого удивления при появлении Портоса, который подошел к нему с довольно
развязным видом и вежливо поклонился.
- Мы, кажется, родственники, господин Портос? - спросил прокурор и
чуть приподнялся, опираясь на ручки своего тростникового кресла.
Это был высохший, дряхлый старик, облаченный в широкий черный камзол,
который совершенно скрывал его хилое тело; его маленькие серые глазки
блестели, как два карбункула, и, казалось, эти глаза да гримасничающий
рот оставались единственной частью его лица, где еще теплилась жизнь. К
несчастью, ноги уже начинали отказываться служить этому мешку костей, и,
с тех пор как пять или шесть месяцев назад наступило ухудшение, достой-
ный прокурор стал, в сущности говоря, рабом своей супруги.
Кузен был принят безропотно, и только. Крепко стоя на ногах, мэтр
Кокнар отклонил бы всякие претензии г-на Портоса на родство с ним.
- Да, сударь, мы родственники, - не смущаясь, ответил Портос, никог-
да, впрочем, и не рассчитывавший на восторженный прием со стороны мужа.
- И, кажется, по женской линии? - насмешливо спросил прокурор.
Портос не понял насмешки и, приняв ее за простодушие, усмехнулся в
густые усы. Г-жа Кокнар, знавшая, что простодушный прокурор - явление
довольно редкое, слегка улыбнулась и густо покраснела.
С самого прихода Портоса мэтр Кокнар начал бросать беспокойные взгля-
ды на большой шкаф, стоявший напротив его дубовой конторки. Портос дога-
дался, что этот шкаф и есть вожделенный сундук его грез, хотя он и отли-
чался от него по форме, и мысленно поздравил себя с тем, что действи-
тельность оказалась на шесть футов выше мечты.
Мэтр Кокнар не стал углублять свои генеалогические исследования и,
переведя беспокойный взгляд со шкафа на Портоса, сказал только:
- Надеюсь, что, перед тем как отправиться в поход, наш кузен окажет
нам честь отобедать с нами хоть один раз. Не так ли, госпожа Кокнар?
На этот раз удар попал прямо в желудок, и Портос болезненно ощутил
его; по-видимому, его почувствовала и г-жа Кокнар, ибо она сказала:
- Мой кузен больше не придет к нам, если ему не понравится наш прием,
но, если этого не случится, мы будем просить его посвятить нам все сво-
бодные минуты, какими он будет располагать до отъезда: ведь он пробудет
в Париже такое короткое время и сможет бывать у нас так мало!
