- Что же! Однажды во время охоты, на которой графиня была вместе с
мужем, - продолжал Атос тихим голосом, но очень быстро, - она упала с
лошади и лишилась чувств. Граф бросился к ней на помощь, и так как
платье стесняло ее, он разрезал его кинжалом и нечаянно обнажил плечо.
Угадайте, д'Артаньян, что было у нее на плече! - сказал Атос, разражаясь
громким смехом.
- Откуда же я могу это знать? - возразил д'Артаньян.
- Цветок лилии, - сказал Атос. - Она была заклеймена!
И Атос залпом проглотил стакан вина, который держал в руке.
- Какой ужас! - вскричал д'Артаньян. - Этого не может быть!
- Это правда, дорогой мой" Ангел оказался демоном. Бедная девушка бы-
ла воровкой.
- Что же сделал граф?
- Граф был полновластным господином на своей земле и имел право каз-
нить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графи-
не, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве.
- О, боже, Атос! Да ведь это убийство! - вскричал д'Артаньян.
- Да, всего лишь убийство... - сказал Атос, бледный как смерть. - Но
что это? Кажется, у меня кончилось вило...
И, схватив последнюю бутылку, Атос поднес горлышко к губам и выпил ее
залпом, словно это был обыкновенный стакан. Потом он опустил голову на
руки. Д'Артаньян в ужасе стоял перед ним.
- Это навсегда отвратило меня от красивых, поэтических и влюбленных
женщин, - сказал Атос, выпрямившись и, видимо, не собираясь заканчивать
притчу о графе. - Желаю я вам того же. Выпьем!
- Так ода умерла? - пробормотал д'Артаньян.
- Еще бы! - сказал Атос. - Давайте же ваш стакан... Ветчины, без-
дельник! - крикнул он. - Мы не в состоянии больше пить!
- А ее брат? - робко спросил д'Артаньян.
- Брат? - повторил Атос.
- Да, священник.
- Ах, священник! Я хотел распорядиться, чтобы и его повесили, но он
предупредил меня и успел покинуть свой приход.
- И вы так и не узнали, кто был этот негодяй?
- Очевидно, первый возлюбленный красотки и ее соучастник, достойный
человек, который и священником прикинулся, должно быть, только для того,
чтобы выдать замуж свою любовницу и обеспечить ее судьбу. Надеюсь, что
его четвертовали.
- О, боже мой, боже! - произнес д'Артаньян, потрясенный страшным
рассказом.
- Что же вы не едите ветчины, д'Артаньян? Она восхитительна, - сказал
Атос, отрезая кусок и кладя его на тарелку молодого человека. - Какая
жалость, что в погребе не было хотя бы четырех таких окороков! Я бы вы-
пил на пятьдесят бутылок больше.
Д'Артаньян не в силах был продолжать этот разговор, он чувствовал,
что сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит.
- Разучилась пить молодежь, - сказал Атос, глядя на него с сожалени-
ем, - а ведь этот еще из лучших!
XXVIII
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Д'Артаньян был потрясен страшным рассказом Атоса, однако многое было
еще неясно ему в этом полупризнании. Прежде всего, оно было сделано че-
ловеком совершенно пьяным человеку пьяному наполовину; и тем не менее,
несмотря на тот туман, который плавает в голове после двухтрех бутылок
бургундского, д'Артаньян, проснувшись на следующее утро, помнил каждое
слово вчерашней исповеди так отчетливо, словно эти слова, одно за дру-
гим, отпечатались в его мозгу. Неясность вселила в него лишь еще более
горячее желание приобрести полную уверенность, и он отправился к своему
другу с твердым намерением возобновить вчерашний разговор, но Атос уже
совершенно пришел в себя, то есть был самым проницательным и самым неп-
роницаемым в мире человеком. Впрочем, обменявшись с ним рукопожатием,
мушкетер сам предупредил его мысль.
- Я был вчера сильно пьян, дорогой друг, - начал он. - Я обнаружил
это сегодня утром, почувствовав, что язык еле ворочается у меня во рту и
пульс все еще учащен. Готов биться об заклад, что я наговорил вам тысячу
невероятных вещей!
Сказав это, он посмотрел на приятеля так пристально, что тот смутил-
ся.
- Вовсе нет, - возразил д'Артаньян. - Насколько мне помнится, вы не
говорили ничего особенного.
- Вот как? Это странно. А мне казалось, что я рассказал вам одну
весьма печальную историю.
И он взглянул на молодого человека так, словно хотел проникнуть в са-
мую глубь его сердца.
- Право, - сказал д'Артаньян, - я, должно быть, был еще более пьян,
чем вы: я ничего не помню.
Эти слова, однако ж, ничуть не удовлетворили Атоса, и он продолжал:
- Вы, конечно, заметили, любезный друг, что каждый бывает пьян
по-своему: одни грустят, другие веселятся. Я, например, когда выпью, де-
лаюсь печален и люблю рассказывать страшные истории, которые когда-то
вбила мне в голову моя глупая кормилица. Это мой недостаток, и, призна-
юсь, важный недостаток. Но, если отбросить его, я умею пить.
Атос говорил это таким естественным тоном, что уверенность д'Ар-
таньяна поколебалась.
- Ах да, и в самом деле! - сказал молодой человек, пытаясь поймать
снова ускользавшую от него истину. - То-то мне вспоминается, как сквозь
сон, будто мы говорили о повешенных!
- Ага! Вот видите! - сказал Атос, бледнея, но силясь улыбнуться. -
Так я и знал: повешенные - это мой постоянный кошмар.
- Да, да, - продолжал д'Артаньян, - теперь я начинаю припоминать...
Да, речь шла... погодите минутку... речь шла о женщине.
- Так и есть, - отвечал Атос, становясь уже смертельно бледным. - Это
моя излюбленная история о белокурой женщине, и, если я рассказываю ее,
значит, я мертвецки пьян.
- Верно, - подтвердил д'Артаньян, - история о белокурой женщине, вы-
сокого роста, красивой, с голубыми глазами.
- Да, и притом повешенной...
- ...своим мужем, знатным господином из числа ваших знакомых, - доба-
вил д'Артаньян, пристально глядя на Атоса.
- Ну вот видите, как легко можно набросить тень на человека, когда
сам не знаешь, что говоришь! - сказал Атос, пожимая плечами и как бы со-
жалея о самом себе. - Решено, д'Артаньян: больше я не буду напиваться,
это слишком скверная привычка.
Д'Артаньян ничего не ответил.
- Да, кстати, - сказал Атос, внезапно меняя тему разговора, - благо-
дарю вас за лошадь, которую вы привели мне.
- Понравилась она вам? - спросил д'Артаньян.
- Да, но она не очень вынослива.
- Ошибаетесь. Я проделал на ней десять лье меньше чем за полтора ча-
са, и у нее был после этого такой вид, словно она обскакала вокруг пло-
щади Сен-Сюльпис.
- Вот как! В таком случае я, кажется, буду раскаиваться.
- Раскаиваться?
- Да. Я сбыл ее с рук.
- Каким образом?
- Дело было так. Я проснулся сегодня в шесть часов утра, вы спали как
мертвый, а я не знал, чем заняться: я еще не успел прийти в себя после
вчерашней пирушки. Итак, я сошел в зал, где увидел одного из наших анг-
личан, который торговал у барышника лошадь, так как вчера его лошадь па-
ла. Я подошел к нему и услыхал, что он предлагает сто пистолей за тем-
но-рыжего мерина. "Знаете что, сударь, - сказал я ему, - у меня тоже
есть лошадь для продажи". - "И прекрасная лошадь, - ответил он, - если
это та, которую держал вчера на поводу слуга вашего приятеля". - "Как,
по-вашему, стоит она сто пистолей?" - "Стоит. А вы отдадите мне ее за
эту цену?" - "Нет, но она будет ставкой в нашей игре". - "В нашей игре?"
- "В кости". Сказано - сделано, и я проиграл лошадь. Зато потом я отыг-
рал седло.
Д'Артаньян скорчил недовольную мину.
- Это вас огорчает? - спросил Атос.
- Откровенно говоря, да, - ответил д'Артаньян. - По этим лошадям нас
должны были узнать в день сражения. Это был подарок, знак внимания. Вы
напрасно сделали это, Атос.
- Полно, любезный друг! Поставьте себя на мое место, - возразил муш-
кетер, - я смертельно скучал, и потом, сказать правду, я не люблю анг-
лийских лошадей. Если все дело только в том, что кто-то должен узнать
нас, то, право, довольно будет и седла - оно достаточно заметное. Что до
лошади, мы найдем чем оправдать ее исчезновение. Лошади смертны, в конце
концов! Допустим, что моя пала от сапа или от коросты.
Д'Артаньян продолжал хмуриться.
- Досадно! - продолжал Атос. - Вы, как видно, очень дорожили этим жи-
вотным, а ведь я еще не кончил своего рассказа.
- Что же вы проделали еще?
- Когда я проиграл свою лошадь - девять против десяти, каково? - мне
пришло в голову поиграть на вашу.
- Я надеюсь, однако, что вы не осуществили этого намерения?
- Напротив, я привел его в исполнение немедленно.
- И что же? - вскричал обеспокоенный д'Артаньян.
- Я сыграл и проиграл ее.
- Мою лошадь?
- Вашу лошадь. Семь против восьми - из-за одного очка... Знаете пос-
ловицу?
- Атос, вы сошли с ума, клянусь вам!
- Милый д'Артаньян, надо было сказать мне это вчера, когда я расска-
зывал вам свои дурацкие истории, а вовсе не сегодня. Я проиграл ее вмес-
те со всеми принадлежностями упряжи, какие только можно придумать.
- Да ведь это ужасно!
- Погодите, вы еще не все знаете. Я стал бы превосходным игроком, ес-
ли бы не зарывался, но я зарываюсь так же, как и тогда, когда пью, и
вот...
- Но на что же еще вы могли играть? У вас ведь ничего больше не оста-
валось.
- Неверно, друг мой, неверно: у нас оставался этот алмаз, который
сверкает на вашем пальце и который я заметил вчера.
- Этот алмаз! - вскричал д'Артаньян, поспешно ощупывая кольцо.
- И так как у меня были когда-то свои алмазы и я знаю в них толк, то
я оценил его в тысячу пистолей.
- Надеюсь, - мрачно сказал д'Артаньян, полумертвый от страха, - что
вы ни словом не упомянули о моем алмазе?
- Напротив, любезный друг. Поймите, этот алмаз был теперь нашим
единственным источником надежды, я мог отыграть на него нашу упряжь, ло-
шадей и, сверх того, выиграть деньги на дорогу...
- Атос, я трепещу! - вскричал д'Артаньян.
- Итак, я сказал моему партнеру о вашем алмазе. Оказалось, что он то-
же обратил на него внимание. В самом деле, мой милый, какого черта! Вы
носите на пальце звезду с неба и хотите, чтобы никто ее не заметил! Это
невозможно!
- Кончайте, милый друг, кончайте, - сказал д'Артаньян. - Даю слово,
ваше хладнокровие убийственно!
- Итак, мы разделили этот алмаз на десять ставок, по сто пистолей
каждая.
- Ах, вот что! Вам угодно шутить и испытывать меня? - сказал д'Ар-
таньян, которого гнев уже схватил за волосы, как Минерва Ахилла в "Илиа-
де".
- Нет, я не шучу, черт возьми! Хотел бы я посмотреть, что бы сделали
вы на моем месте! Я две недели не видел человеческого лица и совсем оди-
чал, беседуя с бутылками.
- Это еще не причина, чтобы играть на мой алмаз, - возразил д'Ар-
таньян, судорожно сжимая руку.
- Выслушайте же конец. Десять ставок по сто пистолей каждая, за де-
сять ходов, без права на отыгрыш. На тринадцатом ходу я проиграл все. На
тринадцатом ударе - число тринадцать всегда было для меня роковым. Как
раз тринадцатого июля...
- К черту! - крикнул д'Артаньян, вставая из-за стола. Сегодняшняя ис-
тория заставила его забыть о вчерашней.
- Терпение, - сказал Атос. - У меня был свой план. Англичанин - чу-
дак. Я видел утром, как он разговаривал с Гримо, и Гриме сообщил мне,
что англичанин предложил ему поступить к нему в услужение. И вот я играю
с ним на Гримо, на безмолвного Гримо, разделенного на десять ставок.
- Вот это ловко! - сказал д'Артаньян, невольно разражаясь смехом.
- На Гримо, самого Гримо, слышите? И вот благодаря десяти ставкам
Гримо, который и весь-то не стоит одного дукатона, я отыграл алмаз. Ска-
жите после этого, что упорство - не добродетель!
- Клянусь честью, это очень забавно! - с облегчением вскричал д'Ар-
таньян, держась за бока от смеха.
- Вы, конечно, понимаете, что, чувствуя себя в ударе, я сейчас же
снова начал играть на алмаз.
- Ах, вот что! - сказал д'Артаньян, лицо которого снова омрачилось.
- Я отыграл ваше седло, потом вашу лошадь, потом свое седло, потом
