ции.
- Так вот почему, пока Фуке при своей должности, ему нечего опа-
саться.
- Сверх того, - продолжал Ванель, - господин Гурвиль добавил: "При-
нять милостыню господину Фуке унизительно, и он от нее, несомненно, от-
кажется; пусть же парламент сложится и, соблюдая благопристойность, ку-
пит должность своего генерального прокурора; тогда все обойдется как
следует: честь корпорации останется незапятнанной, и вместе с тем будет
пощажена гордость господина Фуке".
- Да, это действительно выход.
- Я рассудил совершенно так же, как вы, монсеньер.
- Так вот, господин Ванель: вы сейчас же отправитесь к господину Пе-
лисону или к господину Гурвилю; знаете ли вы еще кого-нибудь из друзей
господина Фуке?
- Я хорошо знаком с господином де Лафонтеном.
- С тем... стихотворцем?
- Да, с ним; когда мы были в добрых отношениях с господином Фуке, он
сочинял стихи, воспевающие мою жену.
- Обратитесь к нему, чтобы он устроил вам встречу с суперинтендантом.
- Охотно. Но как же с деньгами?
- В указанный день и час деньги будут в вашем распоряжении; на этот
счет можете быть спокойны.
- Монсеньер, сколь великая щедрость! Вы затмеваете короля. Вы превос-
ходите господина Фуке!
- Одну минуту... не будем злоупотреблять словами, Ванель. Я вам от-
нюдь не дарю миллиона четырехсот тысяч ливров; у меня есть дети.
- О сударь, вы мне их ссужаете - и этого более чем достаточно.
- Да, я их ссужаю.
- Назначайте любые проценты, любые гарантия, монсеньер, я готов ко
всему, что бы вы ни потребовали, я буду повторять еще и еще, что вы пре-
восходите в щедрости королей и господина Фуке. Ваши условия?
- Вы погасите долг в течение восьми лет.
- Очень хорошо.
- Вы даете мне закладную на самую должность.
- Превосходно. Это все?
- Подождите. Я оставляю за собой право перекупить у вас эту долж-
ность, уплатив вам на сто пятьдесят тысяч ливров больше, чем то, что вы
заплатите за нее, если в отправлении этой должности вы не будете руко-
водствоваться интересами короля и моими предначертаниями.
- А! - произнес, слегка волнуясь, Ванель.
- Разве в моих условиях есть что-нибудь, что вам не нравится? - хо-
лодно спросил Ванеля Кольбер.
- Нет, нет, - живо ответил Ванель.
- В таком случае мы подпишем договор, когда вы того пожелаете. Бегите
же к друзьям господина Фуке.
- Лечу...
- И добейтесь свидания с суперинтендантом.
- Хорошо, монсеньер.
- Будьте уступчивы.
- Да.
- И как только сговоритесь...
- Я потороплюсь заставить его Подписать соглашение.
- Никоим образом не делайте этого!.. Ни в коем случае не заикайтесь
ни о подписи, говоря с господином Фуке, ни о неустойке в случае наруше-
ния им договора, ни даже о честном слове, слышите? Или вы все погубите!
- Как же быть, монсеньер? Все это не так просто.
- Постарайтесь только, чтобы господин Фуке заключил с вами сделку.
Идите!
III
У ВДОВСТВУЮЩЕЙ КОРОЛЕВЫ
Вдовствующая королева пребывала у себя в спальне в королевском дворце
с г-жой де Мотвиль и сеньорой Моленой. Король, которого прождали до ве-
чера, так и не показался. Королева в нетерпении несколько раз посылала
узнать, не возвратился ли он. Все предвещало грозу. Придворные кавалеры
и дамы избегали встречаться в приемных и коридорах, дабы не говорить на
опасные темы.
Принц, брат короля, еще утром отправился с королем на охоту. Принцес-
са, дуясь на всех, сидела у себя. Вдовствующая королева, прочитав по-ла-
тыни молитву, разговаривала со своими двумя приближенными на чистом кас-
тильском наречии; речь шла о семейных делах. Г-жа де Мотвиль, прекрасно
понимавшая испанский язык, отвечала ей по-французски.
После того как три собеседницы, в безупречно учтивой форме и пользу-
ясь недомолвками, высказались в том смысле, что поведение короля убивает
королеву, его супругу, королеву-мать и всю остальную родню; после того
как в изысканных выражениях на голову мадемуазель де Лавальер были обру-
шены всяческие проклятия, королевамать увенчала эти жалобы и укоры сло-
вами, отвечавшими ее характеру и образу мыслей.
- Estos hijos! - сказала она, обращаясь к Молене. Эти слова означали:
"Ах, эти дети!"
Эти слова в устах матери полны глубокого смысла; в устах королевы Ан-
ны Австрийской, хранившей в глубине своей скорбной души столь невероят-
ные тайны, - слова эти были просто ужасны.
- Да, - отвечала Молена, - эти дети! Дети, которым всякая мать отдает
себя без остатка.
- И ради которых, - продолжила королева, - мать пожертвовала реши-
тельно всем...
Королева не докончила фразы. Она бросила взгляд на портрет бледного,
без кровинки в лице, Людовика XIII, изображенного во весь рост, и ей по-
чудилось, будто в тусклых глазах ее супруга снова появляется блеск и его
нарисованные на холсте ноздри начинают раздуваться от гнева. Он не гово-
рил, он грозил. После слов королевы надолго воцарилось молчание. Молена
принялась рыться в корзине с кружевами и лентами. Г-жа де Мотвиль, пора-
женная этой молнией взаимопонимания, одновременно мелькнувшей в глазах
королевы и ее давней наперсницы, опустила взор и, стараясь не видеть,
вся обратилась в слух. Она услышала лишь многозначительное "гм", которое
пробормотала дуэнья, эта воплощенная осторожность. Она уловила вздох,
вырвавшийся из груди королевы. Г-жа де Мотвиль тотчас же подняла голову
и спросила:
- Вы страдаете, ваше величество?
- Нет, Мотвиль; но почему тебе пришло в голову обратиться ко мне с
этим вопросом?
- Ваше величество застонали.
- Ты, пожалуй, права; мне немножко не по себе.
- Господин Вало тут поблизости; он, кажется, у принцессы: у нее
расстроены нервы.
- И это болезнь! Господин Вало напрасно посещает принцессу; ее исце-
лил бы совсем, совсем иной врач.
Госпожа де Мотвиль еще раз удивленно взглянула на королеву.
- Иной врач? - переспросила она. - Но кто же?
- Труд, Мотвиль, труд... Ах, уж если кто и впрямь болен, так это моя
бедная дочь - королева.
- И вы также, ваше величество.
- Сегодня мне немного легче.
- Не доверяйтесь своему самочувствию, ваше величество.
И, словно в подтверждение этих слов г-жи де Мотвиль, острая боль ужа-
лила королеву в самое сердце: она побледнела и откинулась в кресле, те-
ряя сознание.
- Мои капли! - воскликнула она.
- Сейчас, сейчас! - сказала Молена и, нисколько не ускоряя движений,
подошла к шкафчику из черепахи золотисто-желтого цвета, вынула из него
большой хрустальный флакон и, открыв его, подала королеве.
Королева поднесла его к носу, несколько раз жадно понюхала и прошеп-
тала:
- Вот так и убьет меня господь бог. Да будет его святая воля!
- От боли не умирают, - возразила Мочена, ставя флакон на прежнее
место.
- Вашему величеству лучше? - спросила г-жа де Мотвиль.
- Да, теперь лучше.
И королева приложила палец к губам, чтобы ее любимица не проговори-
лась о только что виденном.
- Странно, - сказала после некоторого молчания г-жа де Мотвиль.
- Что же странно? - произнесла королева.
- Помнит ли ваше величество день, когда эта боль впервые появилась у
вас?
- Я помню лишь то, что это был грустный день, Мотвиль.
- Этот день не всегда был для вашего величества грустным.
- Почему?
- Потому что двадцать три года назад, и притом в тот же час, родился
царствующий ныне король, прославленный сын вашего величества.
Королева вскрикнула, закрыла лицо руками и на несколько секунд погру-
зилась в раздумье. Было ли то воспоминание, дли размышление, или еще
один приступ боли?
Молена кинула на г-жу де Мотвиль почти что свирепый взгляд, до того
он был похож на упрек. И достойная женщина, ничего не доняв, собралась
было для успокоения своей совести обратиться к ней за разъяснениями, как
вдруг Анна Австрийская, внезапно поднявшись с кресла, сказала:
- Пятое сентября! Да, эта боль появилась пятого сентября. Великая ра-
дость в один день, великая печаль - в другой. Великая печаль, - добавила
она совсем тихо, - искупление за великую радость.
И с этого момента Анна Австрийская, как бы исчерпав всю свою память и
разум, снова замолчала, глаза у нее потухли, мысли рассеялись и руки по-
висли.
- Нужно ложиться в постель, - сказала Молена.
- Сейчас, Молена.
- Оставим ее величество, - упорствовала испанка.
Госпожа де Мотвиль встала. Блестящие и крупные, похожие на детские,
слезы медленно катились по бледным щекам королевы. Молена, заметив это,
пристально посмотрела на Анну Австрийскую своим упорным настороженным
взглядом.
- Да, да, - промолвила королева. - Оставьте нас; идите, Мотвиль.
Слово нас неприятно прозвучало в ушах французской любимицы. Оно озна-
чало, что после ее ухода последует обмен воспоминаниями и тайнами. Оно
означало, что беседа вступает в свою наиболее интересную фазу и что
третье лицо - а именно она, Мотвиль, - лишнее.
- Чтобы помочь вашему величеству, достаточно ли одной Молены? - спро-
сила француженка.
- Да, - сказала испанка.
Госпожа де Мотвиль поклонилась. Вдруг старая горничная, одетая так
же, как одевались при испанском дворе в 1620 году, откинув портьеру и
видя королеву в слезах, г-жу де Мотвиль, искусно отступающую под натис-
ком дипломатических уловок Молены и эту последнюю в разгаре ее диплома-
тии, без стеснения направилась к королеве и радостно прокричала:
- Лекарство, лекарство!
- Какое лекарство, Чика? - перебила ее Анна Австрийская.
- Лекарство, чтобы вылечить ваше величество от болезни.
- Кто же доставил его? - живо спросила г-жа де Мотвиль. - Господин
Вало?
- Нет, дама из Фландрии.
- Дама из Фландрии? Кто она? Испанка? - поверну - лась к горничной
королева.
- Не знаю.
- А кем она прислана?
- Господином Кольбером.
- Как зовут эту даму?
- Она не сказала.
- Ее положение в обществе?
- На это ответит она сама.
- Ее лицо?
- Она в маске.
- Взгляни-ка, Молена! - воскликнула королева.
- Это бесполезно, - ответил из-за портьеры решительный и вместе с тем
нежный голос, который заставил вздрогнуть королеву и ее дам.
В то же мгновение, раздвигая занавес, появилась женщина в маске. И
прежде чем королева успела вымолвить хоть одно слово, незнакомка прого-
ворила:
- Я монахиня из брюттского монастыря, и я действительно принесла ле-
карство, которое должно излечить ваше величество.
Все молчали. Бегинка замерла в неподвижности.
- Продолжайте, - обратилась к ней королева.
- Когда мы останемся наедине, - сказала бегинка.
Анна Австрийская взглянула на своих компаньонок, и они удалились.
Тогда бегинка сделала три шага по направлению к королеве и почтительно
склонилась пред нею.
Королева недоверчиво рассматривала монахиню, которая, в свою очередь,
упорно смотрела на королеву; ее глаза блестели в прорези маски.
- Королева Франции, должно быть, очень больна, - начала Анна
Австрийская, - раз даже бегинки из Брюгге знают, что она нуждается в ле-
чении.
- Слава богу, ваше величество не безнадежно больны.
- Все же как вы узнали, что я больна?
- Ваше величество располагаете друзьями во Фландрии.
- И эти друзья направили вас ко мне?
- Да, ваше величество.
- Назовите их имена.
- Невозможно и бесполезно, поскольку память вашего величества все еще
не пробуждена вашим сердцем.
Анна Австрийская подняла голову; она силилась проникнуть под покров
маски и разгадать таинственность этих слов, дабы открыть имя той, кото-
рая говорила с такою непринужденностью. Потом, вдруг устав от своего лю-
бопытства, оскорбительного для ее обычного высокомерия, она строго заме-
тила:
- Сударыня, вы, вероятно, не знаете, что с царствующими особами не
говорят в маске?
- Соблаговолите извинить меня, ваше величество, - смиренно ответила
бегинка.
- Извинить вас я не могу; я дарую вам прощение, но только в том слу-
