- Неужели вы в таком стесненном положении?
- Нет, я никогда не бываю в стесненном положении.
- И королева, конечно, сделает для вас то, чего не в силах сделать
суперинтендант.
- О, конечно... Скажите, вы не желаете, чтобы я лично поговорила об
этих письмах с господином Фуке?
- Как вам будет угодно, герцогиня, но господин Фуке либо чувствует
себя виновным, либо не чувствует. Если он чувствует, то он настолько
горд, что не сознается; если же не чувствует за собой вины, эта угроза
очень его обидит.
- Вы всегда рассуждаете, как ангел.
И герцогиня поднялась с места.
- Итак, вы собираетесь донести на господина Фуке королеве? - заключил
Арамис.
- Донести?.. Какое мерзкое слово. Нет, я не стану доносить, дорогой
друг; вы слишком хорошо знакомы с политикой, чтобы не знать, как совер-
шаются подобные вещи. Я предложу свои услуги партии, враждебной господи-
ну Фуке. Вот и все.
- Вы правы.
- А в борьбе партий годится всякое оружие.
- Конечно.
- Когда у меня восстановятся добрые отношения с вдовствующей короле-
вой, я могу стать очень опасной.
- Это ваше право, герцогиня.
- Я им воспользуюсь, мой милый.
- Вам небезызвестно, что господин Фуке в прекрасных отношениях с ис-
панским королем, герцогиня?
- Я это предполагала.
- Если вы поднимете борьбу партий, как вы выражаетесь, господин Фуке
начнет с вами борьбу другого рода.
- Что поделаешь!
- Ведь он тоже вправе прибегнуть к этому оружию, как вы думаете?
- Конечно.
- И так как он хорош с испанским королем, он и воспользуется этой
дружбой.
- Вы хотите сказать, что он будет также в добрых отношениях с генера-
лом ордена иезуитов, дорогой Арамис?
- Это может случиться, герцогиня.
- И тогда меня лишат пенсии, которую я получаю от иезуитов?
- Боюсь, что лишат.
- Как-нибудь выкрутимся. Разве после Ришелье, после Фронды, после
изгнания герцогиня де Шеврез может чего-нибудь испугаться, дорогой мой?
- Вы ведь знаете, что пенсия достигает сорока восьми тысяч ливров в
год.
- Увы! Знаю.
- Кроме того, во время борьбы партий достанется также и друзьям неп-
риятеля.
- Вы хотите сказать, что пострадает бедняга Лек?
- Почти наверное, герцогиня.
- О, он получает только двенадцать тысяч ливров.
- Да, но испанский король особа влиятельная; по наущению господина
Фуке он может засадить господина Лека в крепость.
- Я не очень боюсь этого, мой милый, потому что, примирившись с Анной
Австрийской, я добьюсь, чтобы Франция потребовала освобождения Лека.
- Допустим. Тогда вам будет угрожать другая опасность.
- Какая же? - спросила герцогиня в притворном страхе.
- Вы знаете, что человек, сделавшийся агентом ордена, не может так
просто порвать с ним. Тайны, в которые он мог быть посвящен, не сны: они
приносят несчастье человеку, узнавшему их.
Герцогиня задумалась.
- Это серьезнее, - проговорила она, - надо все взвесить.
И, несмотря на полный мрак, Арамис почувствовал, как в его сердце
вонзился, подобно раскаленному железу, горящий взгляд собеседницы.
- Давайте подведем итоги, - сказал Арамис, который с этой минуты на-
чал держаться настороже и сунул руку под камзол, где у него был спрятан
стилет.
- Вот именно, подведем итоги, добрые счеты создают добрых друзей?
- Лишение вас пенсии...
- Сорок восемь тысяч ливров да двенадцать тысяч ливров пенсии Лека
составляют шестьдесят тысяч ливров; вы это хотите сказать, да?
- Да, это самое. Я спрашиваю, чем вы их замените?
- Пятьюстами тысячами ливров, которые я получу от королевы.
- А может быть, и не получите.
- Я знаю средство получить их, - бросила герцогиня.
При этих словах Арамис насторожился. После этой оплошности герцогини
Арамис был до такой степени начеку, что то и дело одерживал верх, а его
противница теряла преимущество.
- Хорошо, я допускаю, что вы получите эти деньги, - продолжал он, -
все же вы много потеряете: вы будете получать по сто тысяч франков пен-
сии вместо шестидесяти тысяч ливров в продолжение десяти лет.
- Нет, эти убытки я буду терпеть только во время министерства госпо-
дина Фуке, а оно продлится не более двух месяцев.
- Вот как! - воскликнул Арамис.
- Видите, как я откровенна.
- Благодарю вас, герцогиня. Но напрасно вы полагаете, что после паде-
ния господина Фуке орден будет снова выплачивать вам пенсию.
- Я знаю средство заставить орден быть щедрым точно так же, как знаю
средство заставить вдовствующую королеву раскошелиться.
- В таком случае, герцогиня, нам всем приходится опустить флаг перед
вами. Победа за вами, триумф за вами! Будьте милостивы, прошу вас. Тру-
бите отбой!
- Как можете вы, - продолжала герцогиня, не обратив внимания на иро-
нию Арамиса, - остановиться перед несчастными пятьюстами тысячами лив-
ров, когда дело идет об избавлении вашего друга... простите, вашего пок-
ровителя от неприятностей, причиняемых борьбою партии.
- Вот почему, герцогиня: после получения вами пятисот тысяч ливров
господин де Лек потребует своей доли, тоже в пятьсот тысяч ливров, не
правда ли? А после вас и господина де Лека наступит очередь и ваших де-
тей, ваших бедняков и мало ли чья еще, тогда как письма, как бы они ни
компрометировали, не стоят трех или четырех миллионов. Ей-богу, герцоги-
ня, брильянтовые подвески французской королевы были дороже этих лоскут-
ков бумаги, и все же они не стоили и четверти того, что вы спрашиваете!
- Вы правы, вы правы; но купец запрашивает за свой товар, сколько ему
угодно. Покупатель волен взять или отказаться.
- Хотите, герцогиня, я вам открою, почему я не куплю ваших писем?
- Скажите.
- Ваши письма Мазарини подложны.
- Полно!
- Конечно. Ведь было бы по меньшей мере странно, если бы вы продолжа-
ли вести с кардиналом интимную переписку после того, как он поссорил вас
с королевой, это пахло бы страстью, шпионажем... ей-богу, не решаюсь
произнести нужного слова.
- Не стесняйтесь.
- Угодничаньем.
- Все это верно; но верно также и то, что написано в письмах.
- Клянусь вам, герцогиня, эти письма не принесут вам никакой пользы
при обращении к королеве.
- Принесут, будьте уверены.
"Пой, птичка, пой! - подумал Арамис. - Шипи, змея".
Но герцогиня уже направилась к двери.
Арамис готовил для нее сюрприз... Проклятье, которое бросает побеж-
денный, идущий за колесницей триумфатора.
Он позвонил. В гостиную внесли свечи, ярко осветившие поблекшее лицо
герцогини. Долгим ироническим взглядом посмотрел Арамис на бледные, ис-
сохшие щеки, на глаза, горевшие под воспаленными веками, на тонкие губы,
старательно закрывавшие черные и редкие зубы.
Он умышленно выставил вперед стройную ногу, грациозно нагнул гордую
голову и улыбнулся, чтобы показать блестевшие при свете зубы. Постарев-
шая кокетка поняла его замысел: она стояла как раз против зеркала, кото-
рое благодаря контрасту убийственно резко подчеркнуло дряхлость, так за-
ботливо скрываемую ею.
Неровной и тяжелой походкой она поспешно удалилась, даже не ответив
на поклон Арамиса, который был сделан им с гибкостью и грацией былого
мушкетера. Поклонившись, Арамис, как зефир, скользнул по паркету, чтобы
проводить ее.
Герцогиня де Шеврез подала знак своему рослому лакею, вооруженному
мушкетом, и покинула дом, где такие нежные друзья не могли столковаться,
потому что слишком хорошо поняли друг друга.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
I
ТУТ СТАНОВИТСЯ ОЧЕВИДНЫМ, ЧТО ЕСЛИ НЕЛЬЗЯ СТОРГОВАТЬСЯ С ОДНИМ, ТО
НИЧТО НЕ МЕШАЕТ СТОРГОВАТЬСЯ С ДРУГИМ
Арамис угадал: выйдя из отеля на площади Бодуайе, герцогиня де Шеврез
приказала ехать домой.
Она, несомненно, боялась, что за нею следят, и хотела таким способом
отвести от себя подозрения. Однако возвратившись к себе и удостоверив-
шись, что никто за нею не следит, она велела открыть калитку в саду, вы-
ходившую в переулок, и отправилась на улицу Круа-де-ПтиШан, где жил
Кольбер.
Мы сказали, что наступил вечер, - правильнее сказать, наступила ночь,
и притом непроглядная. Притихший Париж обволакивал снисходительной тьмой
и знатную герцогиню, плетущую свою политическую интригу, и безвестную
горожанку, которая, запоздав после ужина в городе, под руку со своим лю-
бовником возвращалась под супружеский кров самой длинной дорогой. Г-жа
де Шеврез достаточно привыкла к тому, что можно назвать "ночною полити-
кой", и ей было отлично известно, что министры никогда не запираются
долго у себя дома от молодых и прелестных женщин, страшащихся пыли слу-
жебных канцелярий, а также от пожилых и многоопытных дам, страшащихся
нескромного эха министерств.
У подъезда герцогиню встретил лакей, и, по правде сказать, встретил
довольно плохо Рассмотрев посетительницу, он даже позволил себе заме-
тить, что в такой час и в таком возрасте не пристало отрывать г-на
Кольбера от трудов, которым он предается перед отходом ко сну.
Но герцогиня де Шеврез, не выказав слова, написала на листке, вырван-
ном из записной книжки, свое имя - громкое имя, не раз неприятно пора-
жавшее слух Людовика XIII и великого кардинала.
Она написала это имя крупным и небрежным почерком, обычным тогда сре-
ди знати, сложила бумагу особым, ей одной свойственным образом и вручила
ее лакею без единого слова, но с таким величавым видом, что этот прож-
женный плут, умевший чуять господ на расстоянии, узнал в ней знатную да-
му, опустил голову и побежал с докладом к Кольберу.
Можно не добавлять, что, вскрыв записку, министр не удержался от лег-
кого восклицания, и этого восклицания лакею было достаточно, чтобы по-
нять, насколько серьезно следует отнестись к таинственной гостье: он
пустился бегом за герцогиней.
Она с некоторым трудом поднялась на второй этаж красивого нового до-
ма, задержалась на мгновение на площадке, чтобы отдышаться, и вошла к
Кольберу, который сам распахнул перед ней двери.
Герцогиня остановилась на пороге, чтобы получше рассмотреть того, с
кем ей предстояло вести дело. Тяжелая, крупная голова, густые брови,
неприветливое лицо, как бы придавленное ермолкой, похожей на те, какие
носят священники, - все это с первого взгляда внушило ей мысль, что пе-
реговоры не составят труда и что вместе с тем спор о той или иной част-
ности будет лишен всякого интереса, ибо такая грубая натура должна быть,
по-видимому, мало чувствительной к утонченной мести и к ненасытному чес-
толюбию.
Но когда герцогиня пригляделась внимательней к его маленьким, черным,
пронизывающим насквозь глазам, к продольным складкам на его суровом вы-
пуклом лбу, к едва приметному подергиванию губ, которые лишь на крайне
поверхностных наблюдателей производили впечатление добродушия, она пере-
менила свое мнение о Кольбере и подумала: "Вот тот, кого я искала".
- Чему обязан я честью вашего посещения, сударыня? - спросил интен-
дант финансов.
- Причина всему - нужда, сударь, нужда, которую я имею в вас, а вы -
во мне.
- Счастлив, сударыня, выслушать первую часть вашей фразы; что же до
второй ее части...
Госпожа де Шеврез села в кресло, которое ей пододвинул Кольбер.
- Господин Кольбер, ведь вы интендант финансов?
- Да, сударыня.
- И вы хотели бы стать суперинтендантом, не так ли?
- Сударыня!
- Не отрицайте: это затянет наш разговор и ни к чему больше не пове-
дет; это бессмысленно.
- Но, сударыня, несмотря на мое искреннее желание доставить вам удо-
вольствие, несмотря на учтивость, которую я обязан проявлять к даме ва-
шего положения, ничто не могло бы заставить меня признаться, будто я
стараюсь сесть на место моего начальника.
- Я вовсе не говорила о том, что вы хотите "сесть на место своего на-
чальника", сударь. Разве что я нечаянно произнесла эти слова. Не думаю,
впрочем. Слово "заменить" звучит менее жестко и грамматически здесь
