Лавальер с жадностью прочитала записку, в которой назначалось свида-
ние в два часа дня и давалось пояснение, как поднимать люк. "Оденьтесь
понаряднее", - стояло в приписке. Эти слова изучили девушку, но в то же
время успокоили ее.
Время двигалось медленно. Наконец назначенный час наступил. Пункту-
альная, как жрица Геро, Луиза подняла люк, едва только пробило два чага,
и увидела внизу короля, почтительно подавшего ей руку. Это внимание глу-
боко ее тронуло.
Когда Лавальер спустилась, к ней, улыбаясь, подошел граф и с изыскан-
ным поклоном поблагодарил за оказанную честь. Потом, обернувшись к коро-
лю, он прибавил:
- Государь, он здесь.
Лавальер с беспокойством взглянула на Людовика.
- Мадемуазель, - сказал король, - я не без умысла просил вас оказать
мне честь и спуститься сюда. Я пригласил прекрасного художника, умеющего
в совершенстве передавать сходство, и желаю, чтобы вы разрешили ему на-
писать ваш портрет. Впрочем, если вы непременно этого потребуете, порт-
рет останется у вас.
Лавальер покраснела.
- Вы видите, - добавил король, - мы будем здесь даже не втроем, а
вчетвером. Словом, если мы не наедине, здесь будет столько гостей,
сколько вы пожелаете.
Лавальер тихонько пожала пальцы короля.
- Перейдем в соседнюю комнату, если будет угодно вашему величеству, -
предложил де Сент-Эньян.
Он открыл дверь и пропустил гостей.
Король шел за Лавальер, любуясь ее нежной розовой шеей, на которую
спускались завитки белокурых волос. Лавальер была в светло-сером шелко-
вом платье; агатовое ожерелье оттеняло белизну ее кожи. В маленьких
изящных руках она держала букет из анютиных глазок и бенгальских роз,
над которыми, точно чаша с ароматами, возвышался гарлемский тюльпан с
серовато-фиолетовыми лепестками, стоивший садовнику пяти лет усердных
трудов, а королю пяти тысяч ливров.
В комнате, только что открытой де Сент-Эньяном, стоял молодой человек
в бархатном костюме, с красивыми черными глазами и густыми черными воло-
сами. Это был художник.
Холст был приготовлен, на палитре лежали краски. Художник поклонился
мадемуазель де Лавальер с любопытством артиста, изучающего свою модель,
и сдержанно поздоровался с королем, как с обыкновенным дворянином. По-
том, подведя мадемуазель де Лавальер к приготовленному для нее креслу,
он попросил ее сесть.
Молодая девушка села в кресло грациозно и непринужденно; в руках она
держала цветы, ноги вытянула на подушку, и художник, чтобы придать
взгляду девушки большую естественность, предложил ей чем-нибудь за-
няться. Людовик XIV с улыбкой опустился на подушки у ног своей возлюб-
ленной. Таким образом, Лавальер сидела, откинувшись на спинку кресла, с
цветами в руке, а король, подняв глаза, пожирал ее взглядом. Художник
несколько минут с удовольствием наблюдал эту группу, а де Сент-Эньян
смотрел на нее с завистью.
Художник быстро сделал эскиз; затем после первых же мазков на сером
фоне стало выступать поэтичное лицо с кроткими глазами и розовыми щека-
ми, обрамленное золотистыми локонами.
Влюбленные говорили мало и все смотрели друг на друга. Иногда глаза
их делались такими томными, что художнику приходилось прерывать работу,
чтобы не изобразить вместо Лавальер Эрицину. Тогда на выручку приходил
де Сент-Эньян: он декламировал стихи или рассказывал историйку в духе
Патрю или Талемаиа де Рео.
Когда Лавальер уставала, делали перерыв.
Аксессуарами к этой картине служили поднос из китайского фарфора с
самыми лучшими плодами, какие можно было найти, херес, сверкавший топа-
зами в серебряных кубках, но художнику предстояло увековечить только ли-
цо, самое эфемерное явление из всего окружающего.
Людовик упивался любовью, Лавальер - счастьем, де Сент-Эньян - често-
любием.
Так прошло два часа; когда часы пробили четыре, Лавальер встала и по-
дала королю знак. Людовик поднялся, подошел к картине и сделал несколько
комплиментов художнику. Де Сент-Эньян похвалил сходство, очень заметное
уже после первого сеанса. Лавальер, в свою очередь, краснея, поблагода-
рила художника и удалилась в соседнюю комнату, куда за ней пошел король,
позвав де Сент-Эньяна.
- До завтра, не правда ли? - обратился к Лавальер Людовик.
- Но если ко мне придут, государь, и не застанут меня?
- Так что же?
- Что будет со мной?
- Какая вы трусиха, Луиза!
- А если за мной пришлет принцесса?
- Неужели не наступит день, когда вы сами попросите меня не считаться
ни с чем и не расставаться с вами? - воскликнул король.
- В тот день, государь, я буду безумна, и вы не должны будете слушать
меня.
- До завтра, Луиза.
Лавальер вздохнула; потом, не имея сил сопротивляться просьбе короля,
чуть слышно произнесла:
- Раз вы этого хотите, государь, до завтра.
И с этими словами поднялась по лестнице и исчезла.
- Что вы скажете, государь? - спросил де Сент-Эньян, когда она скры-
лась.
- Скажу, что вчера я считал себя счастливейшим из смертных.
- Неужели сегодня ваше величество считает себя самым несчастным из
них? - с улыбкой сказал граф.
- Нет. Но эта любовь - неутолимая жажда; напрасно я ловлю капли вла-
ги, которые твоя изобретательность доставляет мне: чем больше я пью, тем
больше мне хочется пить.
- Государь, в этом отчасти повинны вы сами. Ваше величество сами соз-
дали настоящее положение вещей.
- Ты прав.
- Поэтому в подобных случаях, государь, лучшее средство быть счастли-
вым - считать себя удовлетворенным и ждать.
- Ждать? Тебе, значит, знакомо слово "ждать"?
- Полно, государь, полно, не огорчайтесь. Я уже придумал кое-что,
придумаю и еще.
Король безнадежно покачал головой.
- Как, государь? Вы уже недовольны?
- Доволен, дорогой де Сент-Эньян. Но придумывай скорее, придумывай
новое.
- Государь, я обещаю вам подумать, вот все, что я могу сказать.
Не имея возможности любоваться оригиналом, король захотел еще раз
взглянуть на портрет. Он указал художнику на некоторые недостатки и
ушел. После этого до Сент-Эньян отпустил художника.
Мольберт, краски, палитра еще не были убраны, как из-за портьеры вы-
сунулась голова Маликорна. Де СентЭньян принял его с распростертыми
объятиями, но в то же время с некоторой грустью. Облако, омрачившее
царственное солнце, в свою очередь, затмило и его верного спутника. Ма-
ликорн сразу заметил этот налет грусти на лице де Сент-Эньяна.
- Что это, граф, вы так мрачны? - поинтересовался он.
- Не мудрено, мой милый. Поверите ли вы, что король недоволен.
- Недоволен лестницей?
- Нет, напротив, лестница ему очень понравилась.
- Значит, убранство комнат пришлось ему не по вкусу?
- На него он даже не обратил внимания. Нет, королю не понравилось...
- Понимаю, граф: ему не понравилось, что на любовном свидании при-
сутствовало два свидетеля. Как же вы, граф, не предусмотрели этого?
- Как мог я предусмотреть, дорогой Маликорн, если я в точности испол-
нил предписание короля.
- Его величество действительно настаивал на вашем присутствии?
- Очень настаивал.
- И пригласил также художника, которого я сейчас встретил?
- Потребовал, господин Маликорн, потребовал!
- В таком случае я отлично понимаю причину недовольства его величест-
ва.
- Каким же образом он мог остаться недоволен буквальным исполнением
своего распоряжения? Ничего не понимаю.
Маликорн почесал затылок.
- В котором часу король назначил свидание? - спроспл он.
- В два часа.
- А вы ожидали короля с какого часа?
- С половины второго.
- Неужели?
- Как же иначе? Хорош был бы я, если бы опоздал!
Несмотря на все уважение к де Сент-Эньяну, Маликорн не удержался и
пожал плечами.
- А художнику король тоже велел прийти к двум часам? - спросил он.
- Нет. Но я привел его сюда к двенадцати. Лучше, чтобы художник по-
дождал два часа, чем король одну минуту.
Маликорн залился беззвучным смехом.
- Лучше, мой милый, поменьше смейтесь и побольше говорите, - обиженно
заметил де Сент-Эньян.
- Вы требуете?
- Умоляю.
- Так вот что, граф: если вы желаете, чтобы король был доволен, то в
следующий же раз, когда он придет...
- Он придет завтра.
- Итак, если вы хотите, чтобы король завтра был доволен...
- Хочу ли я? Что за вопрос!
- Ну так завтра, когда придет король, у вас должно найтись самое не-
отложное дело и вам во что бы то не стало надо будет отлучиться.
- Что вы говорите?
- На двадцать минут.
- Оставить короля одного на целых двадцать минут?! - в ужасе восклик-
нул де Сент-Эньян.
- Ну, ладно, допустим, что я ничего не сказал, - проговорил Маликорн,
направляясь к двери.
- Нет, нет, дорогой Маликорн, напротив, выскажитесь до конца, я начи-
наю понимать. А художник, художник?
- Ну, а художник пусть запоздает на полчаса.
- Вы думаете, на полчаса?
- Да, я думаю.
- Дорогой мой, я так и сделаю.
- И я уверен, что не пожалеете. Вы мне позволите зайти завтра спра-
виться?
- Конечно.
- Имею честь быть вашим покорным слугой, господин де Сент-Эньян.
И Маликорн удалился с почтительным поклоном.
- Положительно, этот малый умнее меня, - молвил де Сент-Эньян, убеж-
денный его доводами.
XLIV
ГЕМПТОН-КОРТ
Откровенная беседа между Монтале и Луизой в конца предпоследней гла-
вы, естественно, приводит нас к главному герою нашей повести - бедному
странствующему рыцарю, изгнанному из Парижа прихотью короля.
Если читателю угодно последовать за нами, мы пере - правимся вместе с
ним через пролив, отделяющий Кале от Дувра; пересечем плодородную зеле-
ную равнину, орошенную тысячью ручейков, которая окружает Черинг, Медс-
тон и десяток других городков, один живописнее другого, и окажемся, на-
конец, в Лондоне. А из Лондона, узнав, что Рауль, побывав в Уайт-Холле,
а затем в СентДжемсе, был принят Монком и получил доступ в самое избран-
ное общество Карла II, мы, как ищейки, последуем за ним в одну из летних
резиденций Карла II, Гемптон-Корт, на берегу Темзы, недалеко от Кингсто-
на.
В этом месте река еще не является тем оживленным путем, по которому
ежедневно передвигается до полумиллиона путешественников; тут она еще не
вздымает свои волны, черные, как воды Коцита, говоря: "Я тоже море".
Нет, это еще тихая и зеленая речка с мшистыми берегами, с большими широ-
кими заводями, отражающими ивы и буки, с редкими лодками, уснувшими там
и сям среди тростников, в бухточках, поросших ольхой и незабудками.
Пейзаж очень красивый и спокойный. Кирпичный дом прорывает своими
трубами, откуда вьются синие струйки дыма, плотную стену зеленого остро-
листника. Среди высокой травы то показывается, то исчезает ребенок в
красной блузе, словно мак, колеблемый дуновением ветра.
Большие белые овцы, закрыв глаза, пережевывают жвачку в тени невысо-
ких осин, и время от времени мартынрыболов, сверкая золотисто-изумрудны-
ми перьями, точно мячик, несется над водой и легкомысленно задевает лесу
своего собрата рыбака, подстерегающего линя или окуня.
Над всем этим раем, сотканным из глубокой тени и мягкого света, воз-
вышается замок Гемптон-Корт, построенный кардиналом Уолси и внушивший
зависть даже королю, так что его владелец принужден был подарить его
своему повелителю, Генриху VIII.
Гемптон-Корт, с коричневыми стенами, большими окнами, красивыми же-
лезными решетками, с тысячью башенок, со странными колоколенками, с по-
тайными ходами и фонтанами во дворе, как в Альгамбре, ГемптонКорт - ко-
лыбель роз и жасминов. Он радует зрение и обоняние, он является очарова-
тельной рамкой для прелестной любовной картины, созданной Карлом II,
среди великолепных полотен Тициана, Порденоне и Ван-Дейка, - тем самым
Карлом II, в галерее которого висел портрет казненного Карта I и на де-
ревянной обшивке его видны были дыры от пуританских пуль, выпущенных
