давшие покоя и мечтательности. Минуты были волшебные. Приблизившись к
своей возлюбленной, король сжигал ее взглядом и дыханием.
Когда в прихожей раздавался шум - приходил художник или с извинениями
возвращался де Сент-Эньян, король начинал что-нибудь спрашивать, Ла-
вальер быстро отвечала ему, и их глаза говорили де Сент-Эньяну, что во
время его отсутствия любовники прожили целый век.
Словом, Маликорн, этот философ поневоле, сумел внушить королю неуто-
лимую страсть к его возлюбленной.
Страхи Лавальер оказались напрасными. Никто не догадывался, что днем
она на два, на три часа уходила из своей комнаты. Она притворялась нез-
доровой. Ее посетители, перед тем как войти, стучались. Изобретательный
Маликорн придумал акустический аппарат, при помощи которого Лавальер,
оставаясь в комнате де Сент-Эньяна, могла слышать стук в дверь своей
комнаты. Поэтому, не прибегая к помощи осведомительниц, она возвращалась
к себе, вызывая, может быть, у своих посетителей некоторые подозрения,
но победоносно рассеивая их даже у самых отъявленных скептиков.
Когда на другой день Маликорн явился к де СентЭньяну узнать, как про-
шел сеанс, то графу пришлось сознаться, что предоставленная королю на
четверть часа свобода подействовала на его настроение как нельзя лучше.
- Нужно будет увеличить дозу, - заметил Маликорн, - но понемногу,
пусть желание будет обнаружено более явно.
Желание было обнаружено так явно, что на четвертый день художник сло-
жил свои вещи, так и не дождавшись возвращения де Сент-Эньяна. А граф,
вернувшись, увидел на лице Лавальер тень досады, которую она была не в
силах подавить. Король был еще менее сдержан; он выразил свое недо-
вольство весьма красноречивым движением плеч. Тогда Лавальер покраснела.
"Ладно, - мысленно произнес де Сент-Эньян. - Сегодня господин Мали-
корн будет в восторге"
Действительно, Маликорн пришел в восторг.
- Ну, понятно, - сказал он графу, - мадемуазель де Лавальер надея-
лась, что вы опоздаете, по крайней мере, на десять минут.
- А король надеялся - не меньше как на полчаса, дорогой Маликорн.
- Вы были бы плохим слугой короля, - заметил Маликорн, - если бы от-
казали его величеству в этом получасе.
- А как же художник? - возразил де Сент-Эньян.
- Я займусь им сам, - отвечал Маликорн, - дайте мне только присмот-
реться к выражению лиц и сообразоваться с обстоятельствами. Это мои вол-
шебные средства: колдуны определяют высоту солнца и звезд астролябией, а
мне достаточно взглянуть, есть ли круги под глазами, опущены или припод-
няты углы рта.
- Так наблюдайте внимательнее!
- Не беспокойтесь.
У хитрого Маликорна было довольно времени наблюдать. Ибо в тот же ве-
чер король отправился к принцессе с королевами и был у нее так угрюм,
вздыхал так тяжело, смотрел на Лавальер такими томными глазами, что
ночью Маликорн сказал Монтале:
- Завтра.
И отправился к художнику на улицу Жарден-СенПоль с просьбой отложить
сеанс на два дня.
Когда Лавальер, уже освоившаяся с нижним этажом, приподняла люк и
спустилась, де Сент-Эньяна не было дома. Король, по обыкновению, ждал ее
у лестницы с букетом в руках; когда она сошла, Людовик обнял ее. Взвол-
нованная Лавальер оглянулась, но, не увидев в комнате никого, кроме ко-
роля, не рассердилась.
Они сели. Людовик поместился подле подушек, на которые опустилась Ла-
вальер, и, положив голову на колени своей возлюбленной, смотрел на нее.
Казалось, наступило мгновенье, когда ничто не могло больше стать между
двумя душами. Луиза с упоением глядела на него. И вот из ее кротких и
чистых глаз полилось пламя, потоки которого все глубже проникали в серд-
це короля, сначала согревая, а затем сжигая его.
Разгоряченный прикосновением к ее трепещущим коленям, замирая от
счастья, когда рука Луизы опускалась на его волосы, король каждую минуту
ждал появления художника или де Сент-Эньяна. В этом печальном ожидании
он пытался иногда прогонять искушение, вливавшееся в его кровь, пытался
усыпить сердце и чувство, отстранял действительность, чтобы погнаться за
тенью.
Но дверь не открывалась. Не появлялись ни де СентЭньян, ни художник;
портьеры не шевелились. Таинственная, полная неги тишина усыпила даже
птиц в их золоченой клетке. Побежденный король повернул голову и
прильнул горячими губами к рукам Лавальер; словно обезумев, она кон-
вульсивно прижала руки к губам влюбленного короля.
Людовик упал на колени, и так как голова Лавальер по-прежнему была
опущена, то его лоб оказался на уровне губ Луизы, и она в экстазе косну-
лась робким поцелуем ароматных волос, ласкавших ее щеки. Король заключил
ее в объятия, и они обменялись тем первым жгучим поцелуем, который прев-
ращает любовь в бред.
В этот день ни де Сент-Эньян, ни художник так и не пришли.
Тяжелое и сладкое опьянение, возбуждающее чувство, вливающее в кровь
тонкий яд и навевающее легкий, похожий на счастье сон, снизошло на них,
подобно облаку, отделяя прошлую жизнь от жизни предстоящей.
Среди этой дремоты, полной сладких грез, непрерывный шум в верхнем
этаже встревожил было Лавальер, но не способен был пробудить ее. Но так
как шум продолжался и становился все явственнее, то он наконец вернул к
действительности опьяненную любовью девушку.
Она испуганно вскочила.
- Кто-то меня ждет наверху. Людовик, Людовик, разве вы не слышите?
- Разве мне не приходится ждать вас? - нежно остановил ее король. -
Пусть и другие подождут.
Она тихо покачала головой и проговорила со слезами:
- Счастье украдкой... Моя гордость должна молчать, как и мое сердце.
Шум возобновился.
- Я слышу голос Монтале, - сказала Лавальер.
И стала быстро подниматься по лестнице.
Король последовал за ней, не будучи в состоянии отойти от нее и пок-
рывая поцелуями ее руки и подол ее платья.
- Да, да, - повторяла Лавальер, уже наполовину подняв люк, - да, это
голос Монтале. Должно быть, случилось что-нибудь серьезное.
- Идите, любовь моя, и возвращайтесь поскорей.
- Только не сегодня. Прощайте, прощайте!
И она еще раз нагнулась, чтобы поцеловать своего возлюбленного, а за-
тем скрылась.
Действительно, ее ждала бледная и взволнованная Монтале.
- Скорее, скорее, - повторяла она, - он идет.
- Кто, кто идет?
- Он! Я это предвидела.
- Кто такой "он"? Да не томи меня!
- Рауль, - прошептала Монтале.
- Да, это я! - донесся веселый голос с последних ступенек парадной
лестницы.
Лавальер громко вскрикнула и отступила назад.
- Это я, я, дорогая Луиза! - вбегая, воскликнул Рауль. - О, я знал,
что вы все еще любите меня.
Лавальер сделала испуганный жест, хотела что-то сказать, но могла
произнести только:
- Нет, нет!
И упала в объятия Монтале, шепотом повторяя:
- Не подходите ко мне!
Монтале знаком остановила Рауля, который буквально окаменел на поро-
ге.
Потом, взглянув в сторону ширмы, Монтале проговорила:
- Ах, какая неосторожная! Даже не закрыла люк!
И, быстро подбежав к ширмам, подвинула их и собиралась закрыть люк.
Но в это мгновение из люка выскочил король, услышавший крик Лавальер и
поспешивший к ней на помощь. Он опустился перед ней на колени, засыпая
вопросами Монтале, уже потерявшую голову.
Но тут со стороны двери послышался другой отчаянный крик. Король уст-
ремился в коридор. Монтале попыталась остановить его, но напрасно. Поки-
нув Лавальер, король выбежал из комнаты. Однако Рауль был уже далеко, и
Людовик увидел только тень, скрывшуюся за поворотом коридора.
XLVII
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
В то время как при дворе каждый был занят своим делом, какая-то фигу-
ра незаметно пробиралась по Гревской площади в уже знакомый нам дом: в
день мятежа даАртаньян осаждал его.
Фасад дома выходил на площадь Бодуайе. Этот довольно большой дом, ок-
руженный садами и опоясанный со стороны улицы Сен-Жан скобяными лавками,
защищавшими его от любопытных взоров, был заключен как бы в тройную ог-
раду из камня, шума и зелени, как набальзамированная мумия в тройной
гроб.
Упомянутый нами человек шел твердым шагом, хотя был не первой моло-
дости. При виде его плаща кирпичного цвета и длинной шпаги, приподнимав-
шей этот плащ, всякий признал бы в нем искателя приключений; а рассмот-
рев внимательно его закрученные усы, тонкую и гладкую кожу щеки, которая
виднелась из-под его широкополой шляпы, как было не предположить, что
его приключения любовные?
Когда незнакомец вошел в дом, на колокольне СенЖерве часы пробили во-
семь. Через десять минут в ту же дверь постучалась дама, пришедшая в
сопровождении вооруженного лакея; дверь тотчас же открыла какая-то ста-
руха.
Войдя, дама откинула вуаль. Она уже не была красавицей, но еще сохра-
няла привлекательность; она уже не была молода, но была еще подвижна и
представительна. Богатым и нарядным туалетом она маскировала тот воз-
раст, который только Нинон де Ланкло с улыбкой выставляла напоказ.
Едва она вошла, как описанный нами шевалье при - близился к ней и
протянул руку.
- Здравствуйте, дорогая герцогиня.
- Здравствуйте, дорогой Арамис.
Шевалье провел ее в элегантно убранную гостиную, где на стеклах высо-
ких окон догорали последние солнечные лучи, пробившиеся между темными
вершинами елей.
Шевалье и дама подсели друг к другу. Ни у одного из собеседников не
было желания потребовать света.
Они с таким же удовольствием погрузились в сумрак, с каким оба погру-
зили бы друг друга в забвение.
- Шевалье, - заговорила герцогиня, - вы не подавали никаких признаков
жизни со времени нашего свидания в Фонтенбло, и, сознаюсь, ваше появле-
ние в день смерти францисканца и ваша причастность к некоторым тайнам
вызвали у меня величайшее изумление, какое я когда-либо испытывала.
- Я могу вам объяснить мое появление на похоронах и мою причастность
к тайнам, - ответил Арамис.
- Но прежде всего, - с живостью перебила его герцогиня, - поговорим
немного о себе. Ведь мы старые друзья.
- Да, сударыня, и если будет угодно богу, мы останемся друзьями хотя
и не надолго, но во всяком случае до смерти.
- Я в этом уверена, шевалье, и мое посещение служит вам доказа-
тельством.
- У нас нет больше, герцогиня, прежних интересов, - сказал Арамис,
нисколько на стараясь сдержать улыбку, потому что в сумерках невозможно
было заметить, потеряла ли эта улыбка свою прежнюю свежесть и привлека-
тельность.
- Зато теперь появились другие интересы, шевалье.
У каждого возраста свои: мы поймем друг друга не хуже, чем в былое
время, поэтому давайте поговорим. Хотите?
- Я к вашим услугам, герцогиня. Простите, как вы узнали мой адрес? И
зачем?
- Зачем? Я вам уже говорила. Любопытство. Мне хотелось знать, чем вы
были для францисканца, с которым я вела дела и который так странно умер.
Во время нашего свидания в Фонтенбло, на кладбище, у свежей могилы, мы
оба были так взволнованы, что ничего не могли сказать друг другу.
- Да, сударыня.
- Расставшись с вами, я стала очень жалеть.
Я всегда была очень любопытна; вы знаете, по-моему, госпожа де Лонг-
виль немного похожа на меня в этом отношении, не правда ли?
- Не знаю, - сдержанно отвечал Арамис.
- Итак, я пожалела, - продолжала герцогиня, - что мы с вами не пого-
ворили на кладбище. Мне показалось, что старым друзьям нехорошо вести
себя так, и я стала искать случая встретиться с вами, чтобы засвиде-
тельствовать вам свою преданность и показать, что бедная покойница, Мари
Мишон, оставила на земле тень, хранящую много воспоминаний.
Арамис нагнулся и любезно поцеловал руку герцогини.
- Вероятно, вам было трудно отыскать меня?
- Да, - с досадой отвечала она, видя, что Арамис меняет тему разгово-
ра. - Но я знала, что вы друг господина Фуке, и стала искать вас возле
