На буфетах, на поставцах, на столе среди цветов и свечей ослепительно
блистала богатейшая золотая и серебряная посуда. Это были остатки ста-
ринных сокровищ, изваянных, отлитых и вычеканенных флорентийскими масте-
рами, привезенными Медичи в те времена, когда во Франции еще не переве-
лось золото. Эти чудеса из чудес искусства, запрятанные или зарытые в
землю во время гражданских распрей, робко появлялись на свет, когда нас-
тупал перерыв в тех войнах, которые вели люди хорошего тона и которые
звались Фрондой. Сеньоры, сражаясь между собой, убивали друг друга, но
не позволяли себе грабежа. На всей посуде был герб г-жи де Бельер.
- Как, - вскричал Лафонтен, - тут везде П. и Б.!
Но наибольшее восхищение вызвал прибор маркизы, расставленный по ука-
занию самого Фуке. Перед ним возвышалась пирамида брильянтов, сапфиров,
изумрудов и античных камней; сердолики, резанные малоазийскими греками,
в золотой мизииской оправе, изумительная древпеалександрийская мозаика в
серебре, тяжелые египечские браслеты времен Клеопатры лежали в громадном
блюде - творении Палисси, стоявшем на треножнике из золоченой бронзы ра-
боты Бенвенуто Челлини.
Лишь только маркиза увидела пред собою все то, чего она не надеялась
снова увидеть, лицо ее покрылось мертвенной бледностью. Глубокое молча-
ние, предвестник сильных душевных потрясений, воцарилось в этой ошелом-
ленной и встревоженной зале.
Фуке даже не подал рукой знака, чтоб удалить лакеев в расшитых кафта-
нах, сновавших, как торопливые пчелы, вокруг громадных столов и буфетов.
- Господа, - сказал он, - посуда, которую вы здесь видите, принадле-
жала госпоже де Бельер. Однажды, узнав, что один из ее друзей попал в
стесненные обстоятельства, она отослала все это золото и серебро вместе
с драгоценностями, лежащими грудой пред нею, к своему ювелиру. Столь ве-
ликодушный поступок должен быть по достоинству оценен такими истинными
друзьями, как вы. Счастлив тот, кто внушает такую любовь! Выпьем же за
здоровье госпожи де Бельер!
Громкие крики покрыли слова Фуке; онемевшая маркиза откинулась в
кресле ни жива ни мертва; еще немного, и бедная женщина лишилась бы
чувств, уподобившись птицам Древней Эллады, пролетавшим над ареною олим-
пийских ристалищ.
- А теперь, - предложил Пелисон, которого всегда трогала добродетель
и приводила в восторг красота, - а теперь выпьем за того человека, ради
которого маркиза свершила столь прекрасный поступок, ибо тот, о ком идет
речь, воистину достоин любви.
Очередь дошла до маркизы. Она встала, бледная и улыбающаяся, протяну-
ла дрожащей рукою стакан, и ее пальцы коснулись пальцев Фуке, тогда как
ее еще затуманенный взгляд жаждал ответной любви, сжигавшей благородное
сердце ее великого друга.
Ужин, начавшийся столь примечательным образом, скоро превратился в
настоящее пиршество. Никто не старался быть остроумным, и все же никто
не страдал отсутствием остроумия.
Лафоптен забыл о своем любимом вине Горньи и позволил Вателю прими-
рить себя с ронскими и испанскими винами.
Аббат Фуке до того подобрел, что Гурвиль шепнул ему на ухо:
- Вы стали столь нежным, сударь, что смотрите, как бы кто-нибудь не
вздумал вас съесть.
Часы текли неприметно и радостно, как бы осыпая пирующих розами. Воп-
реки своему давнему обыкновению, суперинтендант не встал из-за стола пе-
ред обильным десертом. Он улыбался своим друзьям, захмелевшим тем
опьянением" которое обычно бывает у всех, чьи сердца захмелели раньше,
чем головы. В первый раз за весь вечер он посмотрел на часы.
Вдруг к крыльцу подкатила карета, и - поразительная вещь! - звук ко-
лес уловили в зале среди шума и песен. Фуке прислушался, потом обратил
взгляд к прихожей. Ему показалось, что там раздаются шаги и что эти шаги
не попирают землю, но гнетут его сердце.
Инстинктивно он отодвинулся от г-жи де Бельер, ноги которой касался в
течение двух часов.
- Господин д'Эрбле, ваннский епископ, - доложил во весь голос прив-
ратник.
И на пороге показался мрачный и задумчивый Арамис, голову которого
вдруг украсили два конца гирлянды, которая только что распалась на час-
ти, так как пламя свечи пережгло скреплявшие ее нитки.
VIII
РАСПИСКА КАРДИНАЛА МАЗАРИНИ
Фуке, несомненно, встретил бы шумным приветствием этого вновь прибыв-
шего друга, если бы ледяной вид и рассеянный взгляд Арамиса не побудили
суперинтенданта к соблюдению обычной для него сдержанности.
- Не поможете ли вы нам в нашем единоборстве с десертом? - все же
спросил Фуке. - Не ужасает ли вас наше бесшабашное пиршество.
- Монсеньер, - почтительно сказал Арамис, - я начну с извинения, что
нарушаю ваше искрящееся весельем собрание, но я попрошу, по завершении
вашего пира, уделить мне несколько мгновений, чтобы переговорить о де-
лах.
Слово "дела" заставило насторожиться кое-кого между эпикурейцами. Фу-
ке поднялся со своего места.
- Неизменно дела, господин д'Эрбле, - сказал он. - Счастье еще, что
дела появляются только под конец ужина.
С этими словами он предложил руку г-же де Бельер, посмотревшей на не-
го с некоторым беспокойством; проводив ее в гостиную, что была рядом, он
поручил ее наиболее благоразумным из своих сотрапезников.
Сам же, взяв под руку Арамиса, удалился с ним к себе в кабинет. Тут
Арамис сразу же забыл о почтительности и этикете. Он сел и спросил:
- Догадайтесь, кого мне пришлось повидать этим вечером.
- Дорогой шевалье, всякий раз, как вы начинаете спою речь подобным
вступлением, я ожидаю, что вы сообщите мне что-нибудь неприятное.
- И на этот раз, дорогой друг, вы не ошиблись, - подтвердил Арамис.
- Ну так не томите меня, - безразлично добавил Фуке.
- Итак, я видел госпожу де Шеврез.
- Старую герцогиню? Или, может быть, ее тень?
- Старую волчицу во плоти и крови.
- Без зубов?
- Возможно; однако не без когтей.
- Чего же она может хотеть от меня? Я не скуп по отношению к не слиш-
ком целомудренным женщинам. Это качество всегда ценится женщинами, и да-
же тогда, когда они больше не могут надеяться на любовь.
- Госпожа де Шеврез отлично осведомлена о том, что вы не скупы, ибо
она хочет выманить у вас деньги.
- Вот как! Под каким же предлогом?
- Ах, в предлогах у нее недостатка не будет. Повидимому, у нее есть
кое-какие письма Мазарини.
- Меня это нисколько не удивляет. Прелат был прославленным волокитой.
- Да, но, вероятно, эти письма не имеют отношения к его любовным де-
лам. В них идет речь, как говорят, о финансах.
- Это менее интересно.
- Вы решительно не догадываетесь, к чему я клоню?
- Решительно.
- Вы никогда не слыхали о том, что вас обвиняют в присвоении госу-
дарственных сумм?
- Сто раз! Тысячу раз! С тех пор как пребываю на службе, дорогой мой
д'Эрбле, я только об этом и слышу. Совершенно так же, епископ, вы посто-
янно слышите упреки в безверии; или, будучи мушкетером, слышали обвине-
ния в трусости. Министра финансов без конца обвиняют в том, что он раз-
воровывает эти финансы.
- Хорошо. Но давайте внесем в это дело полную ясность, ибо, судя по
тому, что говорит герцогиня, Мазарини в своих письмах выражается весьма
недвусмысленно.
- В чем же эта недвусмысленность?
- Он называет сумму приблизительно в тринадцать миллионов, отчитаться
в которой вам было бы затруднительно.
- Тринадцать миллионов, - повторил суперинтендант, растягиваясь в
кресле, чтобы было удобнее поднять лицо к потолку. - Тринадцать миллио-
нов!.. Ах ты господи, дайте припомнить, какие же это миллионы среди всех
тех, в краже которых меня обвиняют!
- Не смейтесь, дорогой друг, это очень серьезно. Несомненно, у герцо-
гини имеются письма, и эти письма, надо полагать, подлинные, так как она
хотела продать их за пятьсот тысяч ливров.
- За такие деньги можно купить хорошую клевету, - отвечал Фуке. - Ах
да, я знаю, о чем вы говорите. - И суперинтендант засмеялся от всего
сердца.
- Тем лучше! - сказал не очень-то успокоенный Арамис.
- Я припоминаю эти тринадцать миллионов. Ну да, это и есть то самое!
- Вы меня чрезвычайно обрадовали. В чем тут дело?
- Представьте себе, друг мой, что однажды сеньор Мазарини, упокой
господи его душу, получил тринадцать миллионов за уступку спорных земель
в Вальтелине; он их вычеркнул из приходных книг, перевел на меня и зас-
тавил затем вручить ему эти деньги на военные нужды.
- Отлично. Значит, в употреблении их вы можете отчитаться?
- Нет, кардинал записал эти деньги на мое имя и послал мне расписку.
- Но у вас сохраняется эта расписка?
- Еще бы! - кивнул Фуке и спокойно направился к большому бюро черного
дерева с инкрустациями из золота и перламутра.
- Меня приводят в восторг, - восхитился Арамис, - во-первых, ваша бе-
зупречная память, затем хладнокровие и, наконец, порядок, царящий в ва-
ших делах, тогда как по существу вы - поэт.
- Да, - отвечал Фуке, - мой порядок - порождение лени; я завел его,
чтобы не терять даром времени. Так, например, я знаю, что расписки Маза-
рини в третьем ящике под литерой М; я открываю ящик и сразу беру в руку
нужную мне бумагу. Даже ночью без свечи я легко разыщу ее. - И уверенною
рукой он ощупал связку бумаг, лежавших в открытом ящике. - Больше того,
- продолжал Фуке, - я помню эту бумагу, как будто вижу ее перед собой.
Она очень плотная, немного шероховатая, с золотым обрезом; на числе, ко-
торым она помечена, Мазарини посадил кляксу. Но вот в чем дело: бумага,
она словно чувствует, что ее ищут, что она нужна до зарезу, и потому
прячется и бунтует.
И суперинтендант заглянул в ящик.
Арамис встал.
- Странно, - протянул Фуке.
- Ваша память на этот раз изменяет вам, дорогой друг, поищите в ка-
кой-нибудь другой связке.
Фуке взял связку, перебрал ее еще раз и побледнел.
- Не упорствуйте и поищите где-нибудь в другом месте, - сказал Ара-
мис.
- Бесполезно, бесполезно, до этих пор я ни разу не ошибался; никто,
кроме меня, не касается этих бумаг, никто не открывает этого ящика, к
которому, как вы видите, я велел сделать секретный замок, и его шифр
знаю лишь я один.
- К какому же выводу вы приходите? - спросил встревоженный Арамис.
- К тому, что квитанция Мазарини украдена. Госпожа де Шеврез права,
шевалье: я присвоил казенные деньги; я взял тринадцать миллионов из сун-
дуков государства, я - вор, господин д'Эрбле.
- Не горячитесь, сударь, не волнуйтесь!
- Как же не волноваться, дорогой шевалье? Причин для этого более чем
достаточно. Заправский процесс, заправский приговор, и ваш друг суперин-
тендант последует в Монфокон за своим коллегой Ангераном де Мариньи, за
своим предшественником Самблапсе.
- О, не так быстро, - улыбнулся Арамис.
- Почему? Почему не так быстро! Что же, по-вашему, сделала герцогиня
де Шеврез с этими письмами? Ведь вы отказались от них, не так ли?
- О, я наотрез отказался. Я предполагаю, что она отправилась прода-
вать их господину Кольберу.
- Вот видите!
- Я сказал, что предполагаю. Я мог бы сказать, что в этом уверен, так
как поручил проследить за нею. Расставшись со мной, она вернулась к се-
бе, затем вышла через черный ход своего дома и отправилась в дом интен-
данта на улицу Круа-де-Пти-Шан.
- Значит, процесс, скандал и бесчестье, и все как гром с неба: слепо,
жестоко, безжалостно.
Арамис подошел к Фуке, который весь трепетал в своем кресле перед
открытыми ящиками. Он положил ему на плечо руку и сказал ласковым тоном:
- Никогда не забывайте, что положение господина Фуке не может идти в
сравнение с положением Самблансе или Мариньи.
- Почему же, господи боже?
- Потому что против этих министров был возбужден процесс и приговор
приведен в исполнение. А с вами этого случиться не может.
- И опять-таки почему? Ведь казнокрад во все времена - преступник?
