- Преступник, имеющий возможность укрыться в убежище, никогда не бы-
вает в опасности.
- Спасаться? Бежать?
- Я говорю не об этом; вы забываете, что такие процессы могут быть
возбуждены только парламентом, что ведение их поручается генеральному
прокурору и что вы сами являетесь таковым. Итак, если только вы не поже-
лаете осудить себя самого...
- О! - вдруг воскликнул Фуке, стукнув кулаком по столу.
- Ну что, что еще?
- То, что я больше не прокурор.
Теперь мертвенно побледнел Арамис, и он сжал руки с такою силою, что
хрустнули пальцы. Он растерянно посмотрел на Фуке и, отчеканивая каждый
слог, произнес:
- Вы больше не прокурор?
- Нет.
- С какого времени?
- Тому уже четыре иль пять часов.
- Берегитесь, - холодно перебил Арамис, - мне кажется, что вы не в
себе, дорогой мой. Очнитесь!
- Я говорю, - продолжал Фуке, - что не так давно явился ко мне некто,
посланный моими друзьями, и предложил миллион четыреста тысяч за мою
должность. И я продал ее.
Арамис замолк. На его лице мелькнуло выражение ужаса, и это по-
действовало на суперинтенданта сильнее, чем могли бы подействовать все
крики и речи на свете.
- Значит, вы очень нуждались в деньгах? - проговорил наконец Арамис.
- Да, тут был замешан долг чести.
И в немногих словах Фуке рассказал Арамису о великодушии г-жи де
Бельер и о том способе, каким он посчитал нужным отплатить за это вели-
кодушие.
- Очень красивый жест, - сказал Арамис. - Во сколько же он вам обо-
шелся?
- Ровно в миллион четыреста тысяч, вырученных за мою должность.
- Которые вы, не раздумывая, тут же на месте и получили? О, мой нера-
зумный друг!
- Я еще не получил их, но получу завтра.
- Значит, это дело еще не закончено?
- Оно должно быть закончено, так как я выписал ювелиру чек, по кото-
рому он должен ровно в двенадцать получить эту сумму из моей кассы, куда
она будет внесена между шестью и семью часами утра.
- Слава богу! - вскричал Арамис и захлопал в ладоши. - Ничто, стало
быть, не закончено, раз вам еще не уплачено.
- А ювелир?
- Без четверти двенадцать вы получите от меня миллион четыреста ты-
сяч.
- Погодите! Ведь в шесть утра я должен подписать договор.
- Ручаюсь, что вы его не подпишете.
- Шевалье, я дал слово.
- Вы возьмете его назад, вот и все.
- Что вы сказали! - воскликнул глубоко потрясенный Фуке. - Взять на-
зад слово, которое дал Фуке?
На почти негодующий взгляд министра Арамис ответил взглядом, испол-
ненным гнева.
- Сударь, - сказал он, - мне кажется, что я с достаточным основанием
могу быть назван порядочным человеком, не так ли? Под солдатским плащом
я пятьсот раз рисковал жизнью, в одежде священника я оказал еще более
важные услуги богу, государству, а также друзьям. Честное слово стоит не
больше того, чем человек, давший его. Когда он держит его - это чистое
золото; оно же - разящая сталь, когда он не желает его держать. В этом
случае он защищается этим словом, как оружием чести, ибо если порядочный
человек не держит своего честного слова, значит, он в смертельной опас-
ности, значит, он рискует гораздо большим, чем та выгода, которую может
извлечь из этого его враг. В таком случае, сударь, обращаются к богу и
своему праву.
Фуке опустил голову:
- Я бедный бретонец, простой и упрямый, и мой ум восхищается вашим и
страшится его. Я не говорю, что держу свое слово из добродетели. Если
хотите, я держу его по привычке. Но простые люди достаточно простодушны,
чтоб восхищаться этой привычкой. Это единственная моя добродетель. Ос-
тавьте же мне воздаваемую за нее добрую славу.
- Значит, не позже как завтра вы подпишете акт о продаже должности,
которая защищает вас от всех ваших врагов?
- Подпишу.
Арамис глубоко вздохнул, осмотрелся вокруг, как тот, кто ищет, что бы
ему разбить, и произнес:
- Мы располагаем еще одним средством, и я надеюсь, что вы не откаже-
тесь применить его.
- Конечно, нет, если оно благопристойно... как все, что вы предлагае-
те, мой дорогой друг.
- Нет ничего более благопристойного, чем побудить вашего покупателя
отказаться от сделанной им покупки. Он из числа ваших друзей?
- Разумеется... но...
- Но если это дело вы предоставите мне, я не отчаиваюсь.
- Предоставляю вам быть полным хозяином в нем.
- С кем же вы вели ваши переговоры? Кто он?
- Я не знаю, знаете ли вы членов парламента?
- Большинство. Это какой-нибудь президент?
- Нет, это простой советник.
- Вот как!
- И имя его - Ванель.
Арамис побагровел.
- Ванель! - вскричал он, вставая со своего кресла. - Ванель! Муж Мар-
гариты Ванель?
- Да.
- Вашей бывшей любовницы?
- Вот именно, дорогой друг. Ей захотелось стать генеральною прокурор-
шей. Я должен был предоставить хоть это бедняге Ванелю, и, кроме того, я
выигрываю также на том, что доставляю удовольствие его милой жене.
Арамис подошел вплотную к Фуке, взял его за руку и хладнокровно спро-
сил:
- Знаете ли вы имя нового возлюбленного Маргариты Ванель? Его зовут
Жан-Батист Кольбер. Он интендант финансов. Он живет на улице
Круа-де-Пти-Шан, куда сегодня вечером ездила госпожа де Шеврез с письма-
ми Мазарини, которые она хочет продать.
- Боже мой, боже мой! - прошептал Фуке, вытирая струившийся по лбу
пот.
- Теперь вы начинаете понимать?
- Что я погиб, погиб безвозвратно? Да, я это понял!
- Не находите ли вы, что тут придется, пожалуй, соблюдать свое слово
несколько менее твердо, чем Регул?
- Нет, - ответил Фуке.
- Упрямые люди, - пробормотал Арамис, - всегда найдут способ заста-
вить восхищаться собою.
Фуке протянул ему руку.
В этот момент на роскошных часах из инкрустированной золотом черепа-
хи, стоявших на полке камина, пробило шесть. В передней скрипнула дверь,
и Гурвиль, подойдя к кабинету, сказал:
- Господин Ванель спрашивает, может ли принять его монсеньер?
Фуке отвел глаза от глаз Арамиса и ответил:
- Просите господина Ванеля войти.
IX
ЧЕРНОВИК КОЛЬБЕРА
Разговор был в самом разгаре, когда Ванель вошел в комнату. Для Фуке
и Арамиса его появление было не больше чем точкою, которой кончается
фраза. Но для Ванеля присутствие Арамиса в кабинете Фуке означало нечто
совершенно иное.
Итак, покупатель, едва переступив порог комнаты, устремил удивленный
взгляд, который вскоре стал испытующим, на тонкое и вместе с тем реши-
тельное лицо ваннского епископа.
Что до Фуке, то он, как истый политик, то есть тот, кто полностью
владеет собой, усилием волн стер со своего лица следы перенесенных вол-
нений, вызванных известием Арамиса. Здесь больше не было человека, раз-
давленного несчастьем и мечущегося в поисках выхода. Он поднял голову и
протянул руку, приглашая Ванеля войти. Он снова был первым министром,
снова был любезным хозяином.
Арамис знал суперинтенданта до тонкостей. Ни деликатность его души,
ни широта ума уже не могли поразить Арамиса. Отказавшись на время от
участия в разговоре, чтобы позднее активно вмешаться в него, он взял на
себя трудную роль стороннего наблюдателя, который стремится узнать и по-
нять.
Ванель был заметно взволнован. Он вышел на середину кабинета, низко
кланяясь всем и всему.
- Я явился... - начал он, запинаясь.
Фуке кивнул:
- Вы точны, господин Ванель.
- В делах, монсеньер, точность, по-моему, добродетель.
- Разумеется, сударь.
- Простите, - перебил Арамис, указывая на Ванеля пальцем и обращаясь
к Фуке, - простите, это тот господин, который желает купить вашу долж-
ность, не так ли?
- Да, это я, - ответил Ванель, пораженный высокомерным тоном, которым
Арамис задал вопрос. - Но как же мне надлежит обращаться к тому, кто
удостаивает меня...
- Называйте меня монсеньер, - сухо сказал Арамис.
Ванель поклонился.
- Прекратим церемонии, господа, - вмешался Фуке. - Давайте перейдем к
делу.
- Монсеньер видит, - заговорил Ванель, - я ожидаю его приказаний.
- Напротив, это я, как кажется, ожидаю.
- Чего же ждет монсеньер?
- Я подумал, что вы, быть может, хотите мне что-то сказать.
- О, он изменил решение, я погиб! - прошептал про себя Ванель. Но,
набравшись мужества, он продолжал: - Нет, монсеньер, мне нечего добавить
к тому, что было сказано мною вчера и что я готов подтвердить сегодня.
- Будьте искренни, господин Ванель, не слишком ли тяжелы для вас ус-
ловия нашего договора? Что вы на это ответите?
- Разумеется, монсеньер, миллион четыреста тысяч ливров - это немалая
сумма.
- Настолько немалая, что я подумал... - начал Фуке.
- Вы подумали, монсеньер? - живо воскликнул Ванель.
- Да, что, быть может, эта покупка вам не по средствам...
- О, монсеньер!
- Успокойтесь, господин Ванель, не тревожьтесь; я не стану осуждать
вас за неисполнение вашего слова, так как вы, очевидно, не в силах его
сдержать.
- Нет, монсеньер, вы, без сомнения, осудили бы меня и были бы правы,
- ответил Ванель, - ибо лишь человек безрассудный или безумец может
брать на себя обязательство, которого не в состоянии выполнить. Что до
меня, то уговор, на мой взгляд, то же самое, что завершенная сделка.
Фуке покраснел. Арамис промычал нетерпеливое "гм".
- Нельзя все же доходить в этом до крайностей, сударь, - сказал супе-
ринтендант. - Ведь душа человеческая изменчива, ей свойственны ма-
ленькие, вполне простительные капризы, а порой - так даже вполне объяс-
нимые. И нередко бывает, что еще накануне вы чего-нибудь страстно жела-
ли, а сегодня каетесь в этом.
Ванель ощутил, как с его лба стекают на щеки капли холодного пота.
- Монсеньер!.. - пролепетал он в крайнем смущении.
Арамис, чрезвычайно довольный той четкостью, с которой Фуке повел
разговор, прислонился к мраморному камину и стал играть золотым ножиком
с малахитовой ручкой.
Фуке помолчал с минуту, потом снова заговорил:
- Послушайте, господин Ванель, позвольте объяснить вам положение дел.
Ванель содрогнулся.
- Вы порядочный человек, - продолжал Фуке, - и вы поймете меня как
подобает.
Ванель зашатался.
- Вчера я желал продать свою должность.
- Монсеньер, вы не только желали продать, вы сделали больше - вы ее
продали.
- Пусть так! Но сегодня я намерен попросить вас, как о большом одол-
жении, возвратить мне слово, данное мною вчера.
- Вы дали мне это слово, - повторил Ванель, как неумолимое эхо.
- Я знаю. Вот почему я умоляю вас, господин Ванель, - слышите, - умо-
ляю вас возвратить мне данное мною слово...
Фуке замолчал. Слова "я умоляю вас", которые, как он видел, не произ-
вели желанного действия, застряли у него в горле.
Арамис, по-прежнему играя ножиком, остановил на Ванеле взгляд, кото-
рый, казалось, стремился проникнуть до самого дна этой темной души.
Ванель поклонился и произнес:
- Монсеньер, я взволнован честью, которую вы мне оказываете, совету-
ясь со мной о совершившемся факте, но...
- Не говорите "но", дорогой господин Ванель.
- Увы, монсеньер, подумайте о том, что я принес с собой деньги; я хо-
чу сказать - всю сумму полностью.
И он раскрыл толстый бумажник.
- Видите ли, монсеньер, здесь купчая на продажу земли, принадлежавшей
моей жене и только что проданной мною. Чек в полном порядке, он снабжен
необходимыми подписями, и деньги могут быть выплачены без промедления.
Это все равно что наличные деньги. Короче говоря, дело сделано.
- Дорогой господин Ванель, на этом свете всякое сделанное дело, сколь
бы важным оно ни казалось, можно разделать, если позволительно таким об-
разом выразиться, чтобы оказать одолжение...
- Конечно... - неловко пробормотал Ванель.
- Чтобы оказать одолжение человеку, который благодаря этому станет
другом, - продолжал Фуке.
- Конечно, монсеньер...
- И он тем скорее станет другом, господин Ванель, чем больше оказан-
