- Вот как! - отвечала принцесса с лукавой усмешкой.
- Но мне кажется, мы не подавали ни малейшего повода...
- По крайней мере, я... Но как вы узнали о ревности принца?
- Матушка сообщила мне, что принц вбежал к ней как бешеный и излил
целый поток жалоб на ваше... вы извините меня...
- Говорите, говорите.
- На ваше кокетство. Матушка старалась его разуверить; но он ответил
ей, что больше слышать ничего не хочет.
- Люди очень злы, государь. Да что же это такое! Брат и сестра не мо-
гут поболтать между собою, чтобы не начались пересуды и даже подозрения!
Ведь мы же не желаем ничего дурного, государь, у нас и в мыслях нет ни-
чего дурного.
И она бросила на короля гордый, вызывающий взгляд, который разжигает
пламя желаний у самых холодных и благоразумных людей.
- Конечно, - вздохнул Людовик.
- Знаете, государь, если так будет продолжаться, я не выдержу. Оцени-
те по справедливости наше поведение - разве оно не добропорядочно?
- Да, очень.
- Правда, мы часто бываем вместе, потому что у нас одинаковые мысли,
вкусы. Соблазн действительно мог бы возникнуть, но он все-таки не воз-
ник!.. Для меня вы Только брат, и больше ничего.
Король нахмурился, а она продолжала:
- Когда ваша рука встречается с моею, она никогда ве вызывает у меня
того волнения, того трепета... как, например, у влюбленных...
- Довольно, довольно, умоляю вас! - перебил ее истерзанный король. -
Вы безжалостны и хотите уморить меня.
- Что это значит?
- Да ведь вы... вы прямо говорите, что ничего ко Мне не чувствуете.
- О, государь... этого я не говорю... Мои чувства...
- Генриетта... довольно... еще раз прошу... Если вы воображаете, что
я такой же мраморный, как вы, то вы ошибаетесь.
- Я вас не понимаю.
- Ну хорошо, хорошо, - вздохнул король, потупляя глаза. - Значит, на-
ши встречи... и рукопожатия... и наши Взгляды... Виноват... Да, вы пра-
вы... я понимаю, что вы хотите сказать.
Он опустил голову и закрыл лицо руками.
- Будьте сдержанней, государь, - с живостью проговорила принцесса, -
на вас смотрит господин де СентЭньян.
- Да, действительно, - с гневом воскликнул Людовик. - У меня нет и
тени свободы, у меня не может быть простоты и искренности в отношениях с
людьми... Думаешь, что нашел друга, а на самом деле находишь шпиона...
думаешь, что нашел подругу, а находишь... сестру.
Принцесса замолчала и потупилась.
- Принц ревнив! - тихонько произнесла она совсем особенным тоном, ча-
рующую прелесть которого невозможно передать.
- Вы правы! - воскликнул король.
- Да, - продолжала принцесса, смотря на Людовика взглядом, обжигавшим
ему сердце, - вы свободны, вас не подозревают, не отравляют вашу домаш-
нюю жизнь.
- Увы, вы еще ничего не знаете. Королева тоже ревнует.
- Мария-Терезия?
- До сумасшествия. Ревность брата вызвана именно ее ревностью, она
плакала, она жаловалась моей матери, она злилась на это купанье, которое
было для меня таким наслаждением.
"И для меня", - говорил взгляд принцессы.
- И вот принц, подслушивая их, уловил слово "banos", которое королева
произнесла с особенного горечью; это его и навело на мысль. Он ворвался
к ним, вмешался в разговор и наговорил матери таких вещей, что она была
вынуждена уйти от него. Вам приходится иметь дело с ревнивым мужем, а
передо мною вырос и будет вечно стоять призрак той же ревности - с опух-
шими глазами, впалыми щеками и кривящимися губами.
- Бедный король! - прошептала принцесса, слегка прикасаясь рукою к
руке Людовика.
Он задержал эту ручку и, чтобы пожать ее тайком от зрителей, охотив-
шихся не столько за бабочками, сколько за новостями, протянул принцессе
умиравшую бабочку. Оба наклонились над ней, словно считая пятнышки или
зернышки золотой пыли на крылышках мотылька. Они не произнесли ни слова.
Волосы их касались, дыхание смешивалось, руки горели. Так прошло пять
минут.
XIX
ЧТО МОЖНО ПОЙМАТЬ, ОХОТЯСЬ ЗА БАБОЧКАМИ
Несколько мгновений молодые люди не шевелились, охваченные мыслью о
рождающейся любви, которая населяет цветами двадцатилетнее воображение.
Генриетта украдкой смотрела на Людовика. В глубине его сердца она видела
любовь, как опытный водолаз видит жемчужину на дне моря.
Она поняла, что Людовик колеблется, быть может, даже терзается сомне-
ниями и надо слегка подтолкнуть это ленивое или робкое сердце.
- Итак?.. - проговорила она, прерывая молчание.
- Что вы хотите сказать? - спросил Людовик.
- Я хочу сказать, что мне придется вернуться к принятому мной реше-
нию.
- К какому решению?
- К тому, которое я уже сообщила вашему величеству, когда между нами
происходило первое объяснение по поводу ревности принца.
- Что же вы мне сказали тогда? - с беспокойством спросил Людовик.
- Разве вы уже забыли, государь?
- Увы, если это какое-нибудь новое несчастье, то, наверное, скоро
вспомню.
- О, это несчастье только для меня, государь, - отвечала Генриетта, -
но несчастье необходимое.
- Да скажите же наконец, что такое!
- Отъезд!
- Ах, сделать это неумолимое решение?
- Поверьте, государь, что я приняла это решение не без жестокой внут-
ренней борьбы... Право, государь, мне следует вернуться в Англию.
- Никогда, никогда я не допущу, чтобы вы покинули Францию! - вскричал
король.
- И однако же, - продолжала принцесса тоном кроткой решимости, - это
совершенно необходимо, государь. Больше того, я убеждена, что такова во-
ля вашей матери.
- Воля! - воскликнул король. - Вы произнесли странное слово в моем
присутствии, дорогая сестра!
- Но разве, - ответила с улыбкой Генриетта, - вы не подчинились бы с
удовольствием воле доброй матери?
- Перестаньте, бога ради; вы разрываете мне сердце. Вы говорите о
своем отъезде с таким спокойствием...
- Я не рождена для счастья, государь, - грустно отвечала принцесса, -
с детства я привыкла к тому, что самые дороге мои мечты не сбываются.
- Вы говорите правду? И теперь отъезд помешал бы осуществиться доро-
гой вам мечте?
- Если я отвечу "да", вас это утешит, государь?
- Жестокая!
- Тише, государь, к нам идут.
Король осмотрелся кругом.
- Нет, никого, - сказал он. Потом, снова обращаясь к принцессе, про-
должал: - Послушайте, Генриетта, ведь против ревности мужа есть и другие
средства, кроме вашего отъезда, который убил бы меня...
Генриетта с сомнением пожала плечами.
- Да, да, убил бы, - продолжал Людовик. - Неужели, повторяю, ваше во-
ображение... или, лучше сказать, ваше сердце не способно внушить вам
что-нибудь иное?
- Боже мой, что, по-вашему, оно должно внушить мне?
- Скажите, как доказать человеку, что его ревность не имеет основа-
ния?
- Прежде всего, государь, ему не дают никаких поводов к ревности, то
есть любят только его.
- Я ожидал иного.
- Чего же вы ожидали?
- Ревнивца можно успокоить, скрывая свое чувство к тому, кто возбуж-
дает его ревность.
- Скрывать трудно, государь.
- Счастье всегда добывается с трудом. Что касается меня, то, клянусь
вам, я могу, если нужно, сбить с толку всех ревнивцев, сделав вид, что
отношусь к вам так же, как к любой другой женщине.
- Плохое, слабое средство, - проговорила молодая женщина, покачивая
прелестною головкою.
- Вам никак не угодишь, дорогая Генриетта, - сказал Людовик с неудо-
вольствием. - Вы отвергаете все, что я предлагаю. Но, по крайней мере,
предложите что-нибудь сами... Я очень доверяю изобретательности женщин.
- Хорошо, я придумала. Вы слушаете, государь?
- Что за вопрос? Вы решаете мою судьбу и спрашиваете, слушаю ли я!
- Я сужу по себе. Если бы я подозревала, что мой муж ухаживает за
другой женщиной, то меня могла бы успокоить только одна вещь?
- Какая?
- Мне нужно было бы прежде всего убедиться, что он не интересуется
этой женщиной.
- Да ведь это самое я говорил вам сейчас.
- Да, но только я бы не успокоилась, пока не увидела бы, что он уха-
живает за другою.
- Ах, я понимаю вас, Генриетта, - с улыбкой подхватил Людовик. - Это
средство, конечно, остроумно, но жестоко.
- Почему?
- Вы излечиваете ревнивца от подозрений, по наносите ему рану в серд-
це. Страх его пройдет, но остается боль, а это, по-моему, еще хуже.
- Согласна. Но зато он не заметит, даже подозревать не будет, кто его
настоящий враг, и не помешает истинной любви. Он направит свое внимание
в ту сторону, где оно никому и ничему не повредит. Словом, государь, моя
система, против которой вы, к моему удивлению, возражаете, вредна для
ревнивца, но полезна для влюбленных. А кто же, государь, кроме вас, ког-
да-нибудь жалел ревнивца? Это особая болезнь, гнездящаяся в воображении,
и, как все воображаемые болезни, она неизлечима. Дорогой государь, я
вспоминаю по этому поводу афоризм моего ученого доктора Доли, очень ост-
роумного человека. "Если у вас две болезни, - говорил он, - выберите од-
ну, которая вам больше нравится, я вам оставлю ее. Она поможет мне спра-
виться с другой".
- Хорошо сказано, дорогая - Генриетта, - с улыбкою отвечал король. -
Я завтра же назначу ему пенсию за его афоризм. Вот и вы, Генриетта, из-
берите меньшее из зол. Вы не отвечаете, улыбаетесь. Я догадываюсь: мень-
шее из зол - пребывание во Франции? Ну и отлично. Это зло я вам оставлю,
а сам примусь лечить большее зло и сегодня же подыщу предмет для отвле-
чения внимания ревнивцев обоего пола, которые преследуют вас.
- Тес... На этот раз к нам и вправду подходят, - сказала принцесса и
наклонилась, чтобы сорвать барвинок в густой траве.
И в самом деле, с вершины горки по направлению к ним мчалась целая
толпа дам и кавалеров. Причиною этого набега был великолепный виноград-
ный сфинкс, похожий сверху на сову и с нижними крылышками, напоминающими
лепестки розы.
Эта редкая добыча попалась в сачок мадемуазель де Тонне-Шарант, кото-
рая с гордостью показывала ее своим менее счастливым соперницам. Царица
охоты уселась в двадцати шагах от скамьи, на которой помещались Людовик
и Генриетта, прислонилась к роскошному дубу, обвитому плющом, и приколо-
ла бабочку к своей длинной трости. Мадемуазель де Тонне-Шарант была
очень хороша собою. Поэтому кавалеры покинули прочих дам и столпились
около нее в кружок, под предлогом поздравить ее с удачею.
Король и принцесса, улыбаясь, смотрели на эту сцену, как взрослые
смотрят на игры детей.
- Что вы скажете о мадемуазель де Тонне-Шарант, Генриетта? - спросил
король.
- Скажу, что волосы у нее слишком светлые, - отвечала принцесса, сра-
зу указывая на единственный недостаток, который можно было поставить в
упрек почти совершенной красоте будущей г-жи де Монтеспан.
- Да, слишком белокура, это верно, но все же, помоему, красавица.
- О да, и кавалеры так и кружатся около нее. Если бы мы охотились
вместо бабочек за ухаживателями, смотрите-ка, сколько бы мы наловили их
возле нее.
- А как вы думаете, Генриетта, что сказали бы, если бы король вмешал-
ся в толпу этих ухаживателей и бросил свой взор на красавицу? Принц про-
должал бы ревновать?
- О, государь, мадемуазель де Тонне-Шарант средство очень сильное, -
вздохнула принцесса. - Ревнивец, конечно, вылечился бы, но, пожалуй,
явилась бы ревнивица!
- Генриетта, Генриетта! - воскликнул Людовик. - Вы наполняете мое
сердце радостью. Да, да, вы правы, мадемуазель де Тонне-Шарант слишком
прекрасна, чтоб служить ширмой.
- Ширмой короля, - с улыбкой отвечала Генриетта. - Эта ширма должна
быть красива.
- Так вы мне советуете ее? - спросил Людовик.
- Что мне сказать вам, государь? Дать такой совет - значит, дать ору-
жие против себя. Было бы безумством или самомнением рекомендовать вам
для отвода глаз женщину, гораздо более красивую, чем та, которую вы буд-
то бы любите.
Король искал руку принцессы, ее взгляд и прошептал ей на ухо нес-
