видом вызвал своего господина на черную лестницу и провел в какую-то ка-
морку с окном в сад.
- Что такое? В чем дело? - спросил шевалье. - Зачем такие предосто-
рожности?
- Взгляните под тот каштан.
- Ну?.. Ах, боже мой, это Маникан... Чего же он ждет?
- Сейчас увидите. Минуточку терпения... Теперь видите?
- Я вижу... одного, двух... четырех музыкантов с инструментами, а за
ними самого де Гиша. Что он тут делает?
- Он ждет, чтобы открыли дверь на фрейлинскую лестницу. Тогда он под-
нимется к принцессе, и у нее за обедом будет новая музыка.
- А ведь это прекрасно, то, что ты говоришь.
- Вы так считаете, ваша милость?
- Тебе это сказал господин Маликорн?
- Он самый.
- Значит, он тебя любит?
- Он любит его высочество принца.
- Ради чего же?
- Он хочет поступить на службу к принцу.
- Черт возьми, придется взять его. Интересно, сколько же он дал тебе
за это?
- Это секрет, но его можно продать, ваша милость.
- Я тебе плачу за него сто пистолей. Держи!
- Благодарю, ваша милость! Смотрите. Дверь отворяется, женщина впус-
кает музыкантов...
- Это Монтале?
- Тише, сударь, не произносите громко этого имени. Назвать Монтале -
все равно что назвать Маликорна. Не поладили с одним, не поладите с дру-
гой.
- Хорошо. Я ничего не видел.
- А я ничего не получал, - сказал камердинер, пряча кошелек.
Удостоверившись, что де Гиш вошел к принцессе, шевалье вернулся к
принцу, который успел великолепно нарядиться и весь сиял.
- Говорят, - вскричал шевалье, - что король избрал солнце своей эмб-
лемой; по совести, ваше высочество, эта эмблема больше подходит вам.
- Ну что же Гиш? - спросил он.
- Не найден! Бежал, испарился. Ваша утренняя выходка напугала его.
Его нигде нет.
- Черт возьми, этот пустоголовый способен, пожалуй, взять лошадей да
и укатить в свое поместье. Бедный малый! Ну да ничего, мы вызовем его
обратно. Давай обедать.
- Погодите, ваше высочество, сегодня уж такой день, что мне приходят
в голову разные счастливые мысли. И вот теперь у меня новая мысль.
- Какая?
- Ваше высочество, принцесса на вас сердиться, и она права. Вам надо
чем-нибудь порадовать ее. Ступайте к ней обедать.
- О, ведь это могут принять за слабость!
- Какая же это слабость, это доброта! Принцесса томится, роняет слезы
в тарелку. У нее красные глаза. А мужу не следует доводить до слез жену.
Идите же, ваше высочество, идите!
- Да ведь я велел подать обедать сюда.
- Полноте, полноте, ваше высочество! Мы тут умрем со скуки. У меня
сердце не на месте, как вспомню, что принцесса там одна. Да и вам будет
не по себе, хоть вы и напускаете на себя суровость. Возьмите и меня с
собой; это будет прелестно. Ручаюсь, что мы повеселимся. Ведь вы прови-
нилась сегодня утром.
- Шевалье, шевалье! Ты даешь мне дурной совет!
- Я даю вам хороший совет. Притом же вы сейчас неотразимы: вам так
идет ваше лиловое платье с золотым шитьем. Ваша внешность поразит прин-
цессу больше, чем ваш поступок. Вы очаруете принцессу. Решайтесь же, ва-
ше высочество.
- Ты меня убедил, идем.
И принц направился с шевалье на половину принцессы. Шевалье успел
шепнуть на ухо лакею:
- Поставь людей у запасного выхода! Чтобы никто не мог удрать! Живо!
И за спиной герцога он вошел в переднюю покоев принцессы.
Лакеи хотели было доложить об их прибытии, но шевалье, улыбаясь, ска-
зал:
- Не докладывайте. Его высочество хочет сделать сюрприз.
XIII
ПРИНЦ РЕВНУЕТ К ДЕ ГИШУ
Принц шумно распахнул двери, как человек, входящий с самыми добрыми
намерениями, не сомневающийся, что доставит удовольствие, или как ревни-
вец, рассчитывающий застать врасплох.
Принцесса, покоренная звуками музыки, бросила начатый обед и танцева-
ла, забыв обо всем.
Ее кавалером был де Гиш. Он стоял на одном колене, подняв руки и по-
лузакрыв глаза, как испанские танцоры, с горящим взглядом и ласкающими
жестами. Принцесса порхала вокруг него, улыбающаяся, соблазнительная.
Монтале восхищалась. Лавальер, сидя в уголке, мечтательно смотрела на
танцующих.
Невозможно описать, какое действие произвело на этих счастливых людей
появление принца. И так же трудно описать, как подействовал на Филиппа
вид этих счастливых людей.
Граф де Гиш не в силах был встать. Принцесса замерла, не докончив па,
не способная вымолвить ни слова. А шевалье де Лоррен, прислонившись к
косяку, спокойно улыбался, как человек, испытывающий самое простодушное
восхищение.
Бледность принца, судорожные подергивания его рук и ног прежде всего
поразили присутствующих. Звуки музыки сменились глубокой тишиной.
Воспользовавшись всеобщим молчанием, шевалье де Лоррен почтительно
приветствовал принцессу и де Гиша, стараясь соединить их в этом при-
ветствии как хозяев.
Принц, подойдя к ним, хрипло проговорил:
- Очень рад, очень рад. Я шел сюда, думая застать вас больною и
грустною, а застал в разгаре удовольствий. Отрадно видеть. Кажется, мой
дом самый веселый дом на свете.
Потом, повернувшись к де Гишу, он прибавил:
- Я не знал, что вы такой прекрасный танцор, граф.
Потом, снова обратившись к жене, продолжал:
- Будьте любезнее со мной. Когда у вас устраивается такое веселье,
приглашайте и меня... А то я совсем заброшен.
Де Гиш успел вполне овладеть собою и с врожденной гордостью, которая
так шла ему, произнес:
- Ваше высочество, вы хорошо знаете, что моя жизнь в вашем распоряже-
нии. Когда потребуется отдать ее, я готов. А сегодня нужно только танце-
вать под пенье скрипки, и я танцую.
- И вы правы, - холодно сказал принц. - А вы не замечаете, принцесса,
что ваши дамы похищают у меня друзей. Ведь господин де Гиш не ваш друг,
сударыня, а мой. Если вы хотите обедать без меня, у вас есть ваши дамы.
Зато, когда я обедаю один, при мне должны быть мои кавалеры; не обирайте
меня совсем.
Принцесса почувствовала и упрек и урок. Она вся покраснела.
- Ваше высочество, - возразила она, - до приезда во Францию я не зна-
ла, что принцессы занимают там такое же положение, как женщины в Турции.
Я не знала, что здесь запрещено видеть мужчин. Но если такова ваша воля,
я буду ей покоряться. Может быть, вы пожелаете загородить мои окна же-
лезными решетками, так, пожалуйста, не стесняйтесь.
Эта реплика, вызвавшая улыбку у Монтале и де Гиша, снова наполнила
гневом сердце принца.
- Очень мило, - проговорил он, едва сдерживаясь. - Как почтительно со
мной обращаются в моем собственном доме!
- Ваше высочество, ваше высочество, - шепнул шевалье на ухо принцу
так, чтобы все видели, что он его успокаивает.
- Пойдем! - ответил ему принц, так резко повернувшись, что чуть не
толкнул принцессу.
Шевалье последовал за ним в его кабинет, где принц, бросившись на
стул, дал полную волю своей ярости.
Шевалье поднял глаза к небу, сложил руки и не произносил ни слова.
- Твое мнение? - спросил принц.
- О, ваше высочество, положение очень серьезное.
- Это ужасно! Такая жизнь не может больше продолжаться.
- Что за несчастье, в самом деле! - воскликнул шевалье. - А мы-то на-
деялись, что после отъезда этого шального Бекингэма все будет спокойно.
- А стало еще хуже!
- Этого я не говорю, ваше высочество.
- Ты не говоришь, но я говорю. Бекингэм никогда не осмелился бы сде-
лать и четверти того, что мы видели.
- Чего же именно?..
- Да как же! Спрятаться для того, чтобы танцевать, прикинуться
больной, чтобы наедине пообедать с ним!
- Нет, нет, ваше высочество!
- Да, да! - восклицал принц, подзадоривая сам себя, как капризный ре-
бенок. - Только я не намерен это терпеть.
- Ваше высочество, выйдет скандал...
- Э, черт возьми! Со мною не стесняются, а я должен стесняться? По-
дожди меня, шевалье, я сейчас.
Принц скрылся в соседней комнате и спросил у слуги, вернулась ли из
капеллы королева-мать.
Анна Австрийская была счастлива. В ее семье царило согласие, народ
был в восторге от молодою короля, государственные доходы увеличивались,
внешний мир был обеспечен, - словом, все сулило ей спокойное будущее.
Иногда она упрекала себя при воспоминании о бедном юноше, которого она
приняла, как мать, и прогнала, как мачеха.
Неожиданно к ней вошел герцог Орлеанский.
- Матушка, - вскричал он, закрывая за собой дверь, - так не может
продолжаться!
Анна Австрийская Подняла на него свои прекрасные глаза и вздохнула.
- О чем вы говорите?
- О принцессе.
- Верно, этот сумасшедший Бекингэм прислал ей какое-нибудь прощальное
письмо?
- Ах нет, матушка, дело вовсе не в Бекингэме. Принцесса уже нашла ему
заместителя.
- Филипп, что вы говорите? Ваши слова крайне легкомысленны.
- Разве вы не заметили, что господин де Гиш то и дело бывает у нее,
что он постоянно с ней?
Королева всплеснула руками и расхохоталась.
- Филипп, - сказала она, - вы положительно больны.
- От этого мне не легче, матушка, я очень страдаю.
- И вы требуете, чтобы вас лечили от болезни, которая существует
только в вашем воображении? Вы желали бы, ревнивец, чтобы вас поддержа-
ли, одобрили ваше поведение, хотя ваша ревность не имеет никаких основа-
ний.
- Ну вот, теперь вы начинаете говорить про этого то же самое, что го-
ворили про того.
- Да ведь и вы, сын мой, - сухо проговорила королева, - ведете себя
по отношению к этому совершенно так же, как и по отношению к тому.
Немного задетый, принц поклонился.
- Но если я вам приведу факты, вы поверите?
- Сын мой, во всем прочем, кроме ревности, я поверила бы вам без вся-
кой ссылки на факты, но в отношении ревности я этого не обещаю.
- Значит, я понимаю ваши слова так, что ваше величество приказывает
мне молчать и забыть обо всем.
- Никоим образом, вы мой сын, и мой материнский долг - быть к вам
снисходительной.
- Ах, доведите до конца свою мысль: вы должны быть снисходительны ко
мне как к безумцу.
- Не преувеличивайте, Филипп, и берегитесь представить свою жену как
существо испорченное.
- Но факты!
- Я слушаю.
- Сегодня утром в десять часов у принцессы играла музыка.
- Невинная вещь.
- Господин де Гиш разговаривал с него наедине...
Да, я и забыл вам сказать, что последнюю неделю он следует за нею,
как тень.
- Друг мой, если бы они делали что-нибудь дурное, они бы прятались.
- Прекрасно! - вскричал герцог. - Я только и ждал, чтобы вы это ска-
зали. Запомните же хорошенько. Сегодня утром, повторяю, я захватил их
врасплох и совершенно ясно выразил им свое неудовольствие.
- И будьте уверены, что этого достаточно, а может быть, вы даже пере-
усердствовали в своем неудовольствии. Эти молодые женщины обидчивы. Уп-
рекнуть их в ошибке, которую они не совершали, иногда все равно, что
сказать, что они могли бы ее сделать.
- Хорошо, хорошо, подождите. Запомните, что вы сказали, матушка: "се-
годняшнего урока достаточно, и если бы они делали что-нибудь дурное, то
прятались бы".
- Да, я это запомню.
- Ну так вот, раскаиваясь, что утром я погорячился, и воображая, что
Гиш дуется и сидит у себя, я отправился к принцессе. Угадайте же, что я
там застал? Снова музыку, танцы и де Гиша. Его там прятали.
Анна Австрийская нахмурила брови.
- Это нехорошо, - заметила она. - Что же сказала принцесса?
- Ничего.
- А Гиш?
- Тоже... Впрочем, нет... Он пробормотал какую-то дерзость...
- Какой же вы сделали вывод, Филипп?
- Что я одурачен, что Бекингэм был только ширмой, а настоящий герой -
Гиш.
Анна пожала плечами.
- А дальше?
- Я хочу удалить Гиша так же, как Бекингэма, и буду просить об этом
короля, если только...
- Если только?
- Если только вы, матушка, сами не возьметесь за это, вы, такая умная
и добрая.
- Нет, я не стану.
- Что вы говорите, матушка!
