пантеоном которых был Фонтенбло.
Принц принес рисунок, на котором он был изображен в своей роли. Лицо
его все еще было немного озабоченным. Он учтиво и почтительно при-
ветствовал молодую королеву и свою мать. С супругою он раскланялся край-
не небрежно и, отходя от нее, круто повернулся на каблуках. Этот поклон
и эта холодность были замечены.
Господин де Гиш вознаградил принцессу за эту холодность взглядом,
полным огня, и принцесса, надо сказать, вернула ему этот взгляд с лих-
вой. Все решили, что де Гиш никогда не был так красив; взгляд принцессы
как бы озарил светом лицо сына маршала де Граммона. Невестка короля по-
чувствовала, что гроза собирается над со головой; она также ощущала, что
в течение этого дня, в таком изобилии давшего материал для будущих собы-
тий, она была несправедлива, может быть, даже предала человека, который
любил ее с такой страстью, с таким пылом.
Ей казалось, что наступил момент воздать должное бедняге, с кем так
жестоко обошлись нынче утром. Сердце ее громко говорило в пользу де Ги-
ша. Она искренне жалела графа, и это давало ему преимущество перед всеми
другими. В ее сердце не оставалось больше места ни для мужа, ни для ко-
роля, ни для лорда Бекингэма, - де Гиш в эту минуту царил безраздельно.
Правда, принц тоже был красив, но невозможно было и сравнивать его с
графом. Каждая женщина скажет, что между красотою любовника и красотою
мужа огромная разница.
Итак, после появления принца, после этого галантного сердечного при-
ветствия, обращенного к молодой королеве и королеве-матери, после легко-
го свободного поклона принцессе, который отметили придворные, все, ска-
жем мы, сложилось так, что преимущества были отданы любовнику перед суп-
ругом.
Принц был слишком знатной особой, чтобы замечать такие мелочи. Нет
ничего столь действенного, как твердо усвоенная мысль о собственном пре-
восходстве, чтобы доказать неполноценность человеку, уже имеющему о са-
мом себе такое мнение.
Пришел король. Все пытались прочесть грядущие события во взгляде это-
го человека, который уже начинал владычествовать над миром.
В противоположность своему мрачному брату, Людовик весь сиял. Взгля-
нув на рисунки, которые к нему протягивали со всех сторон, он похвалил
один и забраковал другие, единственным своим словом создавая счастливцев
или несчастных.
Вдруг краешком глаза посмотрев на принцессу, он подметил немой разго-
вор между нею и графом.
Король закусил губу и подошел к королевам:
- Ваши величества, меня сейчас известили, что в Фонтенбло все приго-
товлено согласно моим распоряжениям.
По всей зале пробежал шепот удовольствия. Король Прочел на всех лицах
горячее желание получить приглашение на праздник.
- Я еду завтра, - прибавил он.
Воцарилось глубокое молчание.
- И прошу всех присутствующих сопровождать меня.
Радостная улыбка озарила все лица. Один только принц оставался
по-прежнему в дурном настроении.
Один за другим к королю стали подходить вельможи, спешившие поблаго-
дарить его величество за приглашение.
Подошел де Гиш.
- Ах, граф, - сказал ему король, - а я не заметил вас.
Граф поклонился. Принцесса побледнела.
Де Гиш собирался открыть рот, чтобы произнести благодарность.
- Граф, - остановил его король, - теперь как раз время озимых посе-
вов. Я уверен, что ваши нормандские фермеры очень обрадовались бы вашему
приезду к себе в поместье.
После этой жестокой выходки король повернулся спиною к несчастному
графу.
Теперь побледнел и де Гиш. Он сделал два шага к королю, забыв, что
можно только отвечать на вопросы его величества.
- Я, кажется, плохо понял, - пролепетал он.
Король слегка повернул голову и, бросив на Гиша один из тех холодных
и пристальных взглядов, которые, как нож, вонзались в сердце людей,
впавших в немилость, медленно отчеканил:
- Я сказал: в ваше поместье.
На лбу графа выступил холодный пот, пальцы разжались и выронили шля-
пу.
Людовик бросил взгляд на мать, чтобы подчеркнуть перед ней полноту
своей власти. Он отыскал также торжествующий взгляд брата и убедился,
что тот доволен мщением. Наконец он остановил свои глаза на принцессе.
Принцесса улыбалась, разговаривая с г-жой де Ноайль. Она ничего не слы-
шала или делала вид, что не слышала.
Шевалье де Лоррен тоже смотрел своим упорным враждебным взглядом, по-
хожим на таран, сокрушающий препятствия. Один только де Гиш остался в
кабинете короля. Постепенно все разошлись.
Перед глазами несчастного мелькали какие-то тени.
Страшным усилием воли он овладел собой и поспешил домой, где его ожи-
дал Рауль, не отделавшийся от мрачных предчувствий.
- Ну что, как? - прошептал он, увидя своего друга, вошедшего нетвер-
дым шагом без шляпы, с блуждающим взглядом.
- Да, да... это верно... да...
Больше де Гиш ничего не мог выговорить. Он без сил повалился в крес-
ло.
- А она?.. - спросил Рауль.
- Она?.. - вскричал несчастный, поднимая к нему гневно сжатый кулак.
- Она!..
- Что она делает?
- Смеется.
И сам злосчастный изгнанник разразился истерическим хохотом. Потом
упал навзничь. Он был уничтожен.
XVI
ФОНТЕНБЛО
Уже четыре дня великолепные сады Фонтенбло были оживлены непрекращав-
шимися празднествами и весельем. Г-н Кольбер был завален работой: по ут-
рам - он подводил счеты ночных расходов, днем составлял программы, сме-
ты, нанимал людей, расплачивался.
Господин Кольбер получил четыре миллиона и пытался расходовать их с
разумною экономией.
Он приходил в ужас от трат на мифологию. Каждый сатир и каждая дриада
обходились не менее чем по сотне ливров в день. Да костюмы стоили по
триста ливров. Каждую ночь фейерверки истребляли пороху и серы на сто
тысяч ливров. Иллюминация по берегам пруда обходилась в тридцать тысяч
ливров. Эти праздники казались великолепными. Кольбер от радости не мог
владеть собой.
В разное время дня и ночи можно было видеть, как принцесса и король
отправлялись на охоту или устраивали приемы разных фантастических персо-
нажей, торжества, которые без устали изобретали в течение двух недель и
в которых проявлялись блестящий ум принцессы и щедрость короля.
Принцесса, героиня праздника, отвечала на приветственные речи депута-
ций от разных неведомых народов: гарамантсз, скифов, гиперборейцев, кав-
казцев и патагонцов, которые словно из-под земли появлялись перед нею. А
король каждому из них дарил бриллианты и разные дорогие вещи.
Депутации декламировали стихи, в которых короля сравнивали с солнцем,
а принцессу с луною. О королевах и о принце совсем перестали говорить,
словно король был женат не на Марии-Терезии Австрийской, а на Генриетте
Английской.
Счастливая пара держалась за руки, обменивалась неуловимыми пожатия-
ми. Молодые люди большими глотками впивали этот сладостный напиток лес-
ти, который порождают юность, красота, могущество и любовь. Все в Фон-
тенбло удивлялись влиянию на короля, которое так неожиданно приобрела
принцесса. Всякий говорил про себя, что настоящей королевой была прин-
цесса. И действительно, король подтверждал эту странную истину каждой
своей мыслью, каждым своим словом, каждым своим взглядом. Он черпал свои
желания, искал свое вдохновение в глазах принцессы, он упивался ее ра-
достью, если принцесса удостаивала его улыбкой.
А принцесса? Наслаждалась ли она своим могуществом, видя весь мир у
своих ног? Она не могла признаться в этом себе самой; но она знала это и
чувствовала одно: что у нее нет больше никаких желаний и что она совер-
шенно счастлива. Произошло все это по воле короля, и в результате принц,
который был вторым лицом в государстве, оказался третьим.
И ему стало еще хуже, чем в те дни, когда музыканты де Гиша играли у
принцессы. Тогда принц мог, по крайней мере, внушить страх тому, кто его
раздражал. Но, изгнав врага благодаря союзу с королем, принц почувство-
вал на плечах бремя, которое было гораздо тяжелее прежнего.
Каждую ночь принцесса возвращалась к себе совсем измученная. Поездки
верхом, купанье в Сене, спектакли, обеды под деревьями, балы на берегу
большого канала, концерты - все это могло бы свалить с ног здорового
швейцарца, а не только слабую, хрупкую женщину.
Положим, что касается танцев, концертов, прогулок, женщина куда вы-
носливее самого дюжего молодца. Но и женские силы ограничены. Что же ка-
сается принца, то он не имел удовольствия видеть принцессу даже по вече-
рам. Принцессе отвели покои в королевском павильоне вместе с молодой ко-
ролевой и королевой-матерью.
Шевалье де Лоррен, разумеется, не покидал принца и вливал по капле
желчь в его свежие раны.
После отъезда де Гиша принц сначала было повеселел и расцвел, но три
дня пребывания в Фонтенбло снова повергли его в меланхолию.
Однажды, часа в два, принц, поздно вставший и посвятивший еще больше,
чем обыкновенно, внимания своему туалету, вспомнил, что на этот день не
было ничего назначено; и вот он задумал собрать свой двор и повезти
принцессу ужинать в Море, где у него был прекрасный загородный дом.
С этим намерением он направился к королевскому павильону и был очень
удивлен, не найдя там ни души. Левая дверь вела в покои принцессы, пра-
вая - в покои молодой королевы.
В комнате жены он узнал от швеи, которая там работала, что в одиннад-
цать часов утра все отправились купаться в Сене, что из этой прогулки
устроили настоящий праздник и что придворные экипажи ожидали у ворот
парка.
"Счастливая мысль! - подумал принц. - Жара ужасная, и я сам охотно
выкупался бы".
Он кликнул людей... Никто не явился. Он пошел к каретным сараям. Там
конюх сказал ему, что нет ни одной кареты и ни одного экипажа. Тогда он
велел оседлать двух лошадей, одну для себя, другую для камердинера. Ко-
нюх ему учтиво ответил, что и лошадей нет.
Принц, побледнев от гнева, снова отправился в королевские покои и до-
шел до самой молельни Анны Австрийской.
Сквозь полуоткрытую портьеру он увидел невестку, стоявшую на коленях
перед королевой-матерью. Насколько он мог рассмотреть, молодая женщина
горько плакала.
Королевы не видели и не слышали его.
Он замер у дверей и стал подслушивать. Это печальное зрелище возбуж-
дало его любопытство.
Молодая королева в слезах жаловалась:
- Да, король пренебрегает мною, король весь поглощен удовольствиями,
в которых я не принимаю никакого участия.
- Терпение, терпение, дочь моя, - отвечала ей Анна Австрийская по-ис-
пански и по-испански же прибавила несколько слов, которых принц не по-
нял.
Королева отвечала ей новыми жалобами, в которых принц разобрал только
слово "banos" [19], повторяемое с выражением досады и раздражения.
"Banos, - подумал принц. - Это означает купанье". И он старался сое-
динить в одно целое обрывки услышанных им фраз.
Во всяком случае, легко было догадаться, что королева горько жалуется
и что если Анна Австрийская не могла ее утешить, то изо всех сил пыта-
лась сделать это.
Принц испугался, как бы его не застали врасплох, и кашлянул. Обе ко-
ролевы обернулись. При виде принца молодая королева быстро встала и вы-
терла глаза.
Принц слишком хорошо знал придворный мир, чтобы задавать вопросы, и
слишком хорошо усвоил правила приличия, чтобы хранить молчание, поэтому
он учтиво приветствовал королев.
Королева-мать ласково улыбнулась ему.
- Что вам, сын мой? - спросила она.
- Мне?.. Да ничего... - пробормотал принц. - Я искал...
- Кого?
- Я искал принцессу.
- Принцесса отправилась купаться.
- А король? - спросил принц тоном, повергшим молодую королеву в тре-
пет.
- И король, и весь двор уехали купаться, - отвечала Анна Австрийская.
- А вы что же, государыня? - сказал принц.
- О, я служу пугалом для всех, кто развлекается!
- Да и я, по-видимому, тоже, - проговорил принц.
