ей и Англией весьма прискорбный раздор. Как! Принц, брат французского
короля, не может скрыть обиды, даже если она обоснована, когда этого
требует политическая необходимость!
- Но, государыня, - воскликнул Филипп, всплеснув руками, - будьте же
не королевой, а матерью, ведь я говорю с вами как сын. Моя беседа с Бе-
кингэмом займет всего лишь несколько минут.
- Я запрещаю вам заводить об этом речь с Бекингэмом, - ответила коро-
лева с прежней властностью. - Это недостойно вас.
- Хорошо, я не выступлю открыто, но я объявлю свою волю принцессе.
- О, - вздохнула Анна Австрийская, охваченная грустными воспоминания-
ми, - не мучьте своей жены, мой сын. Никогда не говорите с ней слишком
властным тоном. Побежденная женщина не всегда бывает убеждена в своем
поражении.
- Что же тогда делать?.. Я с кем-нибудь посоветуюсь.
- Да, с вашими лицемерными друзьями, с вашим де Лорреном или де Вар-
дом?.. Предоставьте действовать мне, Филипп. Вы хотите, чтобы герцог Бе-
кингэм уехал, не так ли?
- Как можно скорее, матушка.
- Тогда пришлите ко мне герцога, мой сын. Улыбайтесь ему, не показы-
вайте виду ни жене, ни королю - никому. Спрашивайте совета только у ме-
ня. К сожалению, я знаю, чем становится семейная жизнь, когда ее смущают
советчики.
- Хорошо, матушка.
- Вы будете довольны, Филипп. Отыщите герцога.
- О, это сделать нетрудно.
- Где же он, по вашему мнению?
- Конечно, у дверей принцессы в ожидании ее выхода. В этом нет сомне-
ний.
- Хорошо, - спокойно произнесла Анна Австрийская. - Передайте, пожа-
луйста, герцогу, что я прошу его прийти ко мне.
Филипп поцеловал руку матери и отправился на поиски герцога Бекингэ-
ма.
XLIV
FOR EVER! [17]
Повинуясь приглашению королевы-матери, лорд Бекингэм явился к ней че-
рез полчаса после ухода герцога Орлеанского.
Когда лакей назвал его имя, королева, которая сидела, закрыв лицо ру-
ками, поднялась и ответила улыбкой на изящный и почтительный поклон гер-
цога.
Анна Австрийская была еще хороша собой. Всем известно, что в эти уже
немолодые годы ее роскошные пепельные волосы, прекрасные руки и губы вы-
зывали всеобщее восхищение. Теперь, во власти воспоминаний о прошлом,
воскресших в ее сердце, она была столь же прекрасна, как в дни молодос-
ти, когда ее дворец был открыт для отца этого самого Бекингэма, молодо-
го, страстного и несчастного человека, который жил ею и умер с ее именем
на устах.
Анна Австрийская остановила н аБекингэме ласковый взгляд, в котором
можно было прочесть материнскую снисходительность и особенную нежность,
похожую на кокетство возлюбленной.
- Ваше величество, - почтительно спросил Бекингэм, - желали говорить
со мной?
- Да, герцог, - ответила по-английски королева. - Пожалуйста, сядьте.
Такая милость Анны Австрийской и ласкающий звук родного языка, кото-
рого герцог не слыхал со времени своего приезда во Францию, глубоко тро-
нули его. Он тотчас понял, что королева хотела о чем-то просить его.
Отдав в первые минуты дань невольному, непреодолимому волнению, коро-
лева весело улыбнулась.
- Как вы нашли Францию, герцог? - спросила она по-французски.
- Это прекрасная страна, ваше величество, - поклонился он.
- Вы бывали в ней раньше?
- Да, один раз, ваше величество.
- Но, конечно, как всякий добрый англичанин, вы предпочитаете Англию?
- Я больше люблю мою родину, чем родину французов, - ответил герцог.
- Однако если ваше величество спросит меня, где мне больше нравится
жить, в Лондоне или Париже, я отвечу: в Париже.
Анна Австрийская отметила пылкость, с которой были произнесены эти
слова.
- Мне говорили, милорд, что у вас есть прекрасные имения, роскошный
старинный дворец?
- Да, дворец моего отца, - подтвердил Бекингэм, опуская глаза.
- Это не только богатство, но и дорогие воспоминания, - вздохнула ко-
ролева, невольно обратившись мыслью к прошлому, с которым люди расстают-
ся так неохотно.
- В самом деле, - согласился герцог грустно, под влиянием такого
вступления. - Прошлое, как и будущее, будит мечты у людей, способных
чувствовать.
- Правда, - тихо сказала королева. - Из этого следует, - прибавила
она, - что вы, герцог, человек глубоко чувствующий... скоро уедете из
Франции, вернетесь в свои владения, к своим реликвиям.
Бекингэм поднял голову.
- Я этого не думаю, ваше величество, - проговорил он.
- Как?
- Напротив, я собираюсь покинуть Англию и переселиться во Францию.
Теперь пришла очередь Анны Австрийской выразить изумление.
- Как? - сказала она. - Значит, вы в немилости у нового короля?
- Нет, ваше величество, король оказывает мне безграничную благосклон-
ность.
- Значит, у вас есть какая-нибудь тайная причина, которая руководит
вами?
- Нет, ваше величество, - с живостью ответил Бекингэм. - В моем реше-
нии нет ничего тайного. Мне нравится жизнь во Франции; мне нравится
двор, где во всем чувствуется вкус и любезность; наконец, я люблю, ваше
величество, искренний характер ваших наслаждений, не свойственный моей
нации.
Анна Австрийская улыбнулась тонкой улыбкой.
- Искренние наслаждения! - воскликнула она. - Хорошо ли вы подумали,
герцог, об этой искренности?
Бекингэм что-то пробормотал.
- Не может быть такого искреннего наслаждения, - продолжала королева,
- которое могло бы воспрепятствовать человеку вашего положения...
- Ваше величество, - прервал ее герцог, - мне кажется, вы очень нас-
таиваете на этом.
- Вы находите, герцог?
- Простите, ваше величество, но вы уже второй раз подчеркиваете прив-
лекательность моей родной Англии, умаляя очарование Франции.
Анна Австрийская подошла к молодому человеку, и, положив свою руку на
его плечо, вздрогнувшее от этого прикосновения, сказала:
- Поверьте, герцог, ничто не сравнится с жизнью на родине. Мне часто
случалось вспоминать об Испании. Я прожила долгую жизнь, милорд, очень
долгую для женщины, но, сознаюсь, не проходило ни одного года без того,
чтобы я не пожалела об Испании.
- Ни одного года, ваше величество? - холодно произнес молодой герцог.
- Ни одного года из тех лет, когда вы были королевой красоты, какою ос-
тались и сейчас.
- О, не надо лести, герцог, я могла бы быть вашей матерью.
Она вложила в эти слова такую нежность, которая проникла в сердце Бе-
кингэма.
Да, - продолжила она, - я могла бы быть вашей матерью и потому даю
вам добрый совет.
- Совет вернуться в Лондон? - вскричал он.
- Да, милорд.
Герцог испуганно сжал руки, что не могло не произвести впечатления на
женщину, которую дорогие ей воспоминания расположили к чувствительности.
- Так надо, - прибавила королева.
- Как? - воскликнул он. - Мне серьезно говорят, что я должен уехать,
что я должен отправиться в изгнание?..
- Вы сказали - отправиться в изгнание? Ах, герцог, можно подумать,
что ваша родина Франция!
- Ваше величество, родина любящих - страна тех, кого они любят.
- Ни слова больше, милорд, - остановила его королева. - Вы забываете,
с кем говорите!
Бекингэм опустился на колени.
- Ваше величество, вы источник ума, доброты, милосердия. Вы первая не
только в этом королевстве и не только по вашему положению, вы первая во
всем свете благодаря вашим высоким достоинствам. Я ничего не говорил.
Разве я сказал что-нибудь, что заслуживало бы такого сурового ответа?
Разве я выдал себя?
- Вы себя выдали, - тихо сказала королева.
- Не может быть! Я ничего не знаю!
- Вы забыли, что говорили, вернее думали вслух, при женщине, и по-
том...
- И потом, - быстро перебил он ее, - никто не знает о том, в чем я
невольно сознался.
- Напротив, знают все, герцог: вам свойственны и достоинства и недос-
татки молодости.
- Меня предали, на меня донесли!
- Кто?
- Те, кто уже в Гавре с адской проницательностью читал в моем сердце,
как в раскрытой книге.
- Я не знаю, кого вы имеете в виду.
- Например, виконта де Бражелона.
- Я слышала это имя, но не знаю человека, который его носит. Нет, де
Бражелон ничего не говорил.
- Кто же тогда? О, ваше величество, если бы кто-нибудь осмелился уви-
деть во мне то, чего я сам не хочу в себе видеть...
- Что сделали бы вы тогда, герцог?
- Существуют тайны, убивающие тех, кто их знает.
- Тот, кто проник в вашу тайну, безумец, еще не убит. Да вы и не
убьете его. Он вооружен всеми правами. Это муж, это человек ревнивый,
это второй дворянин Франции, это мой сын, Филипп Орлеанский.
Герцог побледнел.
- Как вы жестоки, ваше величество! - молвил он.
- Бекингэм, - печально проговорила Анна Австрийская, - вы изведали
все крайности и сражались с тенями, когда вам было так легко остаться в
мире с самим собой.
- Если мы воюем, ваше величество, то умираем на поле сражения, - тихо
сказал молодой человек, впадая в глубокое уныние.
Анна подошла к нему и взяла его за руку.
- Виллье, - заговорила она по-английски с жаром, против которого ник-
то не мог бы устоять, - о чем вы просите? Вы хотите, чтобы мать принесла
вам в жертву сына, чтобы королева согласилась на бесчестие своего дома?
Дитя, не думайте больше об этом. Как! Чтобы избавить вас от слез, я
должна совершить два преступления, Виллье? Вы говорили об умерших. Умер-
шие, по крайней мере, были почтительны и покорны; они склонились перед
приказанием удалиться в изгнание; они унесли с собой свое отчаяние как
богатство, скрытое в сердце, потому что отчаяние было даром любимой жен-
щины, и бежавшая от них смерть казалась им счастьем, милостью.
Бекингэм поднялся. Черты его лица исказились, он прижал руку к серд-
цу.
- Вы правы, ваше величество, - сказал он, - но те, о ком вы говорите,
получили приказание из любимых уст. Их не прогнали, их просили уехать;
над ними не смеялись.
- Нет, о них сохранили воспоминания, - с нежностью прошептала Анна
Австрийская. - Но кто говорит вам, что вас изгоняют? Кто говорит, что о
вашей преданности не будут помнить? Я действую не от лица кого-нибудь
другого, Виллье, я говорю только от себя. Уезжайте, сделайте мне это
одолжение, эту милость. Пусть и этим я буду обязана человеку, носящему
имя Бекингэма.
- Значит, это нужно вам, ваше величество?
- Да, только мне.
- Значит, за моей спиной не останется никого, кто будет смеяться? Ни
один принц не скажет: "Я так хотел"?
- Выслушайте меня, герцог.
Величественное лицо королевы-матери приняло торжественное выражение.
- Клянусь вам, что здесь приказываю только я.
Клянусь вам, что не только никто не будет смеяться, не станет похва-
ляться, но что никто не изменит тому почтению, какого требует ваше высо-
кое положение... Полагайтесь на меня, герцог, как и я полагаюсь на вас.
- Вы не даете мне объяснений, ваше величество! Я уязвлен, я в отчая-
нии... Как бы ни было сладко и полно утешение, оно не покажется мне дос-
таточным.
- ДРУГ мой, вы знали вашу мать? - спросила королева с ласковой улыб-
кой.
- О, очень мало, ваше величество. Но я помню, что эта благородная
женщина покрывала меня поцелуями и слезами, когда я плакал.
- Виллье, - королева обняла рукой шею молодого человека, - я для вас
мать, и, поверьте мне, никогда никто не заставит плакать моего сына.
- Благодарю вас, ваше величество, благодарю, - растроганный молодой
человек задыхался от волнения. - Я вижу, что мое сердце доступно для
чувства более нежного, более благородного, чем любовь.
Королева-мать посмотрела на него и пожала ему руку.
- Идите, - сказала она.
- Когда я должен уехать? Приказывайте.
- Не торопитесь слишком с отъездом, - продолжала королева. - Вы уеде-
те, но сами выберете день отъезда... Итак, вместо того чтобы ехать се-
годня, как вам, без сомнения, хотелось бы, или завтра, как этого ждали,
уезжайте послезавтра вечером. Но сегодня же объявите о вашем решении.
