относительно разных номад, рецептов духов, о которых она так заботилась,
целовал ее пальцы и глаза с очаровательной ребячливостью, угощал ее сла-
достями, говорил о ее новых нарядах.
В старшем сыне Анна Австрийская любила короля, вернее - королевское
достоинство: Людовик XIV воплощал для нее божественное право. С королем
она была королевой-матерью, с Филиппом - просто матерью. И принц знал,
что материнские объятия - самое приятное и надежное из всех убежищ мира.
Еще ребенком Филипп укрывался в этом убежище от ссор между ним и Лю-
довиком. Часто после тумаков, которыми он награждал его величество, или
после утренних сражений в одних рубашках, в присутствии камердинера Ла
Порта в роли судьи, или поединка, в котором король и его непокорный слу-
га пускали в ход кулаки и ногти, Филипп, победив, но сам страшась своей
победы, обращался к матери за поддержкой или стремился получить у нее
уверенность в прощении Людовика XIV, которое тот давал неохотно.
Благодаря такому мирному посредничеству Анне Австрийской удавалось
смягчать разногласия сыновей, и она была посвящена во все их тайны.
Король, немного завидовавший исключительной нежности матери к брату,
склонен был вследствие этого в большей степени подчиняться Анне
Австрийской и больше заботиться о ней, чем можно было ожидать, судя по
его характеру.
Такую же тактику Анна Австрийская применяла по отношению к молодой
королеве. Анна почти неограниченно царила над королевской четой и уже
принимала меры, чтобы так же царить в доме своего второго сына.
Сейчас, мы сказали, что королева писала, когда принц вошел в ее мо-
лельню. Филипп рассеянно поцеловал руки матери и сел раньше, чем она ему
позволила.
Ввиду строгих правил этикета, установленного при дворе Анны Австрийс-
кой, такое нарушение приличия служило пртзнаком глубокого волнения, в
особености когда приличия нарушал Филипп, любивший выказывать мастери
особенную почтительности.
- Что с вами, Филипп? - спросила Анна Австрийская, обращаясь к сыну.
- О, ваше величество, очень многое, - с печальным видом произнес
принц.
- Однако из всего, что вас смущает, - продолжала Анна Австрийская, -
вероятно, есть что-нибудь, внушающее вам больше забот, чем все ос-
тальное?
- Да.
- Я вас слушаю.
Филипп открыл рот, чтобы высказать свои огорчения. Но вдруг остано-
вился, и все, что переполняло его сердце, вылилось во вздохе.
- Ну, Филипп, больше твердости, - сказала королева - Когда жалуются
на что-нибудь, это "что-нибудь" всегда оказывается человеком, который
мешает, не так ли?
- Видите ли, ваше величество, вопрос, который я хочу затронуть,
весьма щекотлив.
- Ах, боже мой.
- Конечно, потому что женщина.
- А, вы хотите говорить о принцессе? - спросила вдовствующая королева
с чувством живого любопытства.
- О принцессе?
- Да, о вашей жене.
- А, конечно.
- Так что же? Если вы хотите говорить о принцессе, сын мой, не стес-
няйтесь, Я ваша мать, а принцесса для меня чужая. Однако, так как она
моя невестка, знайте, что я выслушаю с участием, хотя бы только из-за
вас, все, - что вы мне о ней скажете.
- Матушка, - колебался Филипп, - вы ничего не заметили?
- Не заметила, Филипп? Вы говорите так неопределенно... Что,
собственно, могла я заметить?
- Правда, принцесса хороша собой?
- Да, конечно.
- Однако она не красавица?
- Нет, но с годами она может необычайно похорошеть. Вы же видели, как
за несколько лет переменилось ее лицо. Она будет развиваться все больше
и больше. Ведь ей всего шестнадцать лет. В пятнадцать лет я тоже была
очень худа; но принцесса уже и сейчас красива.
- Следовательно, ее можно заметить?
- Конечно, даже на обыкновенную женщину обращают внимание, а тем бо-
лее на принцессу.
- Хорошо ли она воспитана?
- Королева Генриетта, ее мать, - женщина довольно холодная, с некото-
рыми претензиями, но чувства у нее возвышенные. Образованием молодой
принцессы, может быть, немного пренебрегали, во, я думаю, ей внушили хо-
рошие правила. По крайней мере, так мне казалось во время ее пребывания
во Франции. С тех пор она побывала в Англии, и я не знаю, что там прои-
зошло.
- Что вы хотите сказать?
- О боже мой, я говорю, что некоторые слегка легкомысленные головы
могут закружиться от счастья и богатства.
- Вот, ваше величество, вы сказали именно то, что я думал. Мне кажет-
ся, что принцесса немного легкомысленна.
- Не следует преувеличивать, Филипп. Она остроумна, и в ней есть из-
вестная доля кокетства, что очень естественно в молодой женщине Но, сын
мой, когда дело касается высокопоставленных особ, этот недостаток прино-
сит пользу двору. Слепка кокетливая принцесса всегда окружена блестящим
двором. Одна ее улыбка рождает роскошь, остроумие и даже мужество: дво-
ряне лучше сражаются за принца, жена которого хороша собой.
- Покорно вас благодарю, - недовольным тоном ответил Филипп. - Право,
матушка, вы рисуете мне тревожные картины.
- В каком отношении? - с притворной наивностью спросила королева.
- Вы хорошо знаете, - печально сказал Филипп, - вы отлично знаете,
как мне не хотелось жениться.
- О, на этот раз вы меня пугаете! Значит, у вас есть серьезные осно-
вания быть недовольным принцессой?
- Серьезные - я этого не говорю.
- Тогда зачем же это мрачное лицо! Если вы покажетесь с таким лицом,
берегитесь: вас примут за очень несчастного мужа.
- И в самом деле, - согласился Филипп, - я совсем не счастливый муж,
и я хочу, чтобы это видели.
- Филипп, Филипп!
- Право, ваше величество, скажу вам откровенно: я не такой жизни
ждал, какую мне устраивают.
- Объяснитесь.
- Моя жена никогда не бывает со мной. Она постоянно ускользает от ме-
ня. Утром - визиты, переписка, туалеты; вечером - балы, концерты.
- Филипп, вы ревнуете!
- Я? Упаси меня бог! Пусть другие играют глупую роль ревнивого мужа;
но я раздосадован.
- Филипп, вы упрекаете свою жену за очень невинные вещи, и до тех
пор, пока у вас не будет чего-нибудь более серьезного...
- Выслушайте меня! Женщина, хоть и не виновная, может внушать беспо-
койство мужу. Некоторые посещения, некоторые предпочтения способны до-
вести бог знает до чего самого неревнивого мужа...
- Наконец-то! Посещения, предпочтения - прекрасно! Уже целый час мы
говорим обиняками, - и только теперь вы заговорили по-настоящему.
- Ну да.
- Это серьезнее. Но разве принцесса виновата перед вами в подобных
вещах?
- Вот именно.
- Как! На пятый день после свадьбы ваша жена предпочитает вам ко-
го-то, посещает кого-то? Берегитесь, Филипп, вы преувеличиваете ее вину;
кто ищет во что бы то ни стало доказательства, ничего не может доказать.
Испуганный серьезным тоном матери, принц хотел ответить, но смог
только невнятно пробормотать несколько слов.
- Ну вот, вы отступаете? - сказала Анна Австрийская. - Тем лучше! Вы
признаете ошибочность своих обвинений.
- Нет, нет, - вскричал Филипп, - я не отступаю, и я докажу свои сло-
ва. Я сказал "предпочтения", не так ли? Так слушайте...
Анна Австрийская приготовилась слушать с тем удовольствием кумушки,
которое всегда испытывает даже самая лучшая женщина, даже лучшая мать,
будь она самой королевой, когда ее посвящают в мелкие супружеские ссоры.
- Итак, - продолжал Филипп, - скажите мне одну вещь.
- Какую?
- Почему моя жена сохранила английских придворных? Скажите?
И Филипп скрестил руки, глядя на мать, в уверенности, что королева не
найдет ответа на этот вопрос.
- Но, - ответила Анна Австрийская, - дело очень просто: потому, что
англичане ее соотечественники; потому, что они истратили много денег на
проводы ее во Францию; потому, что было бы невежливо и даже недиплома-
тично внезапно отослать обратно представителей знатных семей, которые не
побоялись никаких жертв, чтобы доказать свою преданность.
- О, матушка! Нечего сказать, большая жертва приехать со своей дрян-
ной родины в нашу прекрасную страну, где на одно экю можно купить больше
вещей, чем там на четыре! Большая преданность проехать сто лье, провожая
женщину, в которую влюблены!
- Влюблены? Филипп, подумайте, что вы говорите!
- Я знаю, что говорю!
- Но кто же влюблен в принцессу?
- Красавец герцог Бекингэм... Неужели вы и его собираетесь защищать?
Анна Австрийская покраснела и улыбнулась. Это имя воскресило в ней
столько сладких и в то же время печальных воспоминаний.
- Герцог Бекингэм? - прошептала она.
- Да, один из салонных любимчиков, как говаривал мой дед, Генрих Чет-
вертый.
- Бекингэмы преданны и отважны, - решительно сказала королева.
- Ну вот, теперь моя мать защищает друга сердца моей жены! - просто-
нал изнеженный Филипп, в порыве отчаяния, потрясшем его до слез.
- Сын мой, сын мои, - прервала его Анна Австрийская - Это выражение
недостойно вас У вашей жены нет друга сердца, а если бы такой и явился,
им не будет герцог Бекингэм. Мужчины из его рода, повторяю вам, честны и
скромны; они свято чтут законы гостеприимства.
- Ах, матушка! - вскричал Филипп. - Бекингэм - англичанин, а разве
англичане оберегают достояние французских принцев и королей?
Анна опять покраснела и отвернулась, словно для того, чтобы вынуть
перо из чернильницы, на самом же деле желая скрыть от сына свей румянец.
- Право, Филипп, - поморщилась она, - вы употребляете выражения, ко-
торые смущают меня. Ваш гнев ослепляет вас, а меня путает. Ну подумайте,
рассудите...
- Мне нечего рассуждать, матушка, я вижу.
- Что же вы видите?
- Я вижу, что герцог Бекингэм не отходит от моей жены. Он осмеливает-
ся подносить ей подарки, и она решается их принимать. Вчера ока загово-
рила о фиалковом саше. Наши парфюмеры, - вы это знаете, матушка, так как
сами безуспешно требовали от них сухих духов, наши французские парфюмеры
не могли добиться этого аромата. А у герцога было с собой фиалковое са-
ше. Значит, это он подарил моей жене саше.
- Сын мой, - сказала Анна Австрийская, - вы строите пирамиды на ост-
риях иголок. Берегитесь. Что тут дурного, спрашиваю я вас, если человек
даст своей соотечественнице рецепт новых духов? Ваши странные понятия,
клянусь вам, вызывают во мне тяжелые воспоминания о вашем отце, который
часто причинял мне страдания своей несправедливостью.
- Отец герцога Бекингэма, наверное, был сдержаннее и почтительнее сы-
на, - усмехнулся Филипп, не замечая, что он грубо оскорбляет чувства ма-
тери.
Королева побледнела и прижала к груди судорожно сжатую руку. Но она
быстро овладела собой и спросила:
- Одним словом, вы пришли сюда с каким-нибудь намерением?
- Конечно.
- Так говорите.
- Я пришел сюда, матушка, с намерением пожаловаться вам и предупре-
дить вас, что я не потерплю такого поведения стороны герцога Бекингэма.
- Что же вы сделаете?
- Я пожалуюсь королю.
- Но что же вам может сказать король?
- Тогда, - продолжил принц, с выражением жестокой решимости, странно
противоречившей обычной мягкости его лица, - тогда я сам приму меры.
- Что вы называете "принять меры"? - с испугом спросила Анна
Австрийская.
- Я хочу, чтобы герцог оставил в покое мою жену. Я хочу, чтобы он уе-
хал из Франции, и выскажу ему свою волю.
- Вы ничего не выскажете, Филипп, - сказала королева, - потому что,
нарушив до такой степени законы гостеприимства, вы поступите дурно, и я
попрошу короля отнестись к вам он всей строгостью.
- Вы грозите мне, матушка! - удивился Филипп. - Вы грозите, когда я
жалуюсь!
- Нет, я не угрожаю вам, я просто хочу охладить вас. Я говорю вам,
что, приняв против герцога Бекингэма или любого другого англичанина су-
ровые меры, даже совершив простую невежливость, вы посеете между Франци-
