Лавальер покраснела и закрыла лицо руками.
- Да? Это правда? - вскричал взволнованный Рауль. - Вы приехали из-за
этого? О, я вас люблю так, как еще никого не любил. Благодарю вас, Луи-
за, за преданность; но мне необходимо принять меры, чтобы защитить вас
от возможных оскорблений, предохранить от малейшего пятна. Луизу фрейли-
на при дворе молодой герцогини, при теперешних легкомысленных нравах и
непостоянных увлечениях, подвергается унизительным ухаживаниям и ни у
кого не находит защиты. Эта обстановка не для вас. Чтобы внушить к себе
уважение, вам надо выйти замуж.
- Замуж?
- Да. Вот мое рука. Луиза, вложите в нее вашу.
- Боже мой! Но что скажет ваш отец?
- Мой отец предоставил мне свободу.
- Но все-таки...
- Я понимаю ваши сомнения, Луиза. Я посоветуюсь с отцом.
- О Рауль, подумайте, погодите...
- Ждать невозможно, а раздумывать, Луиза, раздумывать, когда дело ка-
сается вас, - это кощунство! Вашу руку, дорогая Луиза. Я располагаю со-
бой, мой отец даст согласие, обещаю вам это. Вашу руку, не заставляйте
меня страдать. Ответьте одно слово, единственное, или я подумаю, что
после первого же шага во дворце вы совершенно изменились. Одно дуновение
милости, одна улыбка королев, один взгляд короля...
Едва Рауль произнес последнее слово, Луиза смертельно побледнела.
Быть может, ее испугало волнение молодого человека?
Движением быстрым, как мысль, она вложила обе руки в руки Рауля и вы-
бежала, не сказав больше ни слова, ни разу не оглянувшись. От прикосно-
вения ее пальцев дрожь прошла по всему телу Рауля. Это движение он при-
нял за торжественную клятву, которую любовь вырвала у девичьей застенчи-
вости.
XLII
СОГЛАСИЕ АТОСА
Рауль вышел из Пале-Рояля с намерениями, исполнение которых не допус-
кало никакого отлагательства.
Во дворе он сел на лошадь и выехал на дорогу в Блуа, между тем как во
дворце, к большой радости придворных и к великому огорчению де Гиша и
Бекингэма, заканчивалось торжество бракосочетания герцога Орлеанского и
английской принцессы.
Рауль спешил. Через восемнадцать часов он был в Блуа. По дороге он
придумывал самые убедительные доводы. Лихорадка тоже неопровержимый до-
вод, а у Рауля была лихорадка.
Атос сидел в своем кабинете и писал мемуары, когда Гримо ввел к нему
Рауля. С первого взгляда проницательный граф увидел в поведении сына
что-то необычное.
- Должно быть, ты приехал по важному делу? - сказал он Раулю и, обняв
его, знаком предложил сесть.
- Да, - ответил молодой человек, - и я умоляю выслушать меня с тем
благосклонным вниманием, в котором вы мне никогда не отказывали.
- Говори, Рауль.
- Расскажу вам все прямо, без предисловий, недостойных такого челове-
ка, как вы. Луиза де Лавальер в Париже, она фрейлина принцессы. Я хорошо
проверил свои чувства. Я люблю Луизу де Лавальер больше всего на свете и
не хочу оставлять ее в таком месте, где ее репутация и добродетель могут
подвергнуться опасности. Поэтому я хочу на ней жениться и приехал про-
сить у вас согласия на этот брак.
Атос выслушал это признание молча, ничем не выдавая своей тревоги.
Рауль начал свою речь, стараясь казаться спокойным, а закончил с явным
волнением.
Атос устремил на Бражелона глубокий взгляд, затуманенный грустью.
- Ты хорошо подумал? - спросил он.
- Да, сударь.
- Мне кажется, я уже высказал тебе свое мнение об этом союзе.
- Я помню, графу - тихо произнес Рауль. - Но вы говорили, что, если я
буду настаивать...
- И ты настаиваешь?
Бражелон почти неслышно ответил:
- Да.
- Должно быть, - продолжал Атос, - твоя страсть очень сильна, если,
несмотря на мое нежелание, ты попрежнему стремишься к этому браку.
Рауль провел по лбу дрожащей рукой, отирая выступившие капли пота.
Атос посмотрел на него, и в глубине его души зашевелилось сострада-
ние. Он встал.
- Хорошо, - начал он, - мои личные чувства ничего не значат, когда
дело касается твоего сердца. Ты нуждаешься во мне: я твой. Итак, ответь,
чего ты хочешь от меня.
- О, вашей снисходительности, прежде всего вашей снисходительности! -
сказал Рауль, беря его за руки.
- Ты ошибаешься относительно моего чувства к тебе, Рауль: в моем
сердце живет большее, нежели снисходительность, - заметил граф.
Рауль, как самый нежный влюбленный, поцеловал руку, которую он дер-
жал.
- Ну, - продолжал Атос, - скажи, Рауль, что нужно сделать? Я готов.
- О, ничего, граф, ничего, но было бы хорошо, если бы вы потрудились
написать королю и попросить у его величества разрешения на мой брак с
мадемуазель де Лавальер.
- Хорошо. Это правильная мысль, Рауль. Действительно, после меня,
или, вернее, прежде меня, у тебя есть другой господин: этот господин -
король. Ты хочешь пройти через двойное испытание; это честно.
- О, граф!
- Я тотчас же исполню твою просьбу, Рауль.
Граф подошел к окну и позвал:
- Гримо!
Гримо выглянул из-за огромного куста жасмина, который он подрезал.
- Лошадей! - крикнул граф.
- Что значит это приказание, граф? - спросил Рауль.
- То, что часа через два мы едем.
- Куда?
- В Париж.
- В Париж! Вы едете в Париж?
- Разве король не в Париже?
- Конечно, в Париже.
- Так, значит, нам нужно ехать туда. Ты, кажется, потерял голову?
- Но, граф, - сказал Рауль, почти испуганный уступчивостью отца, - я
не прошу вас так себя утруждать. Простое письмо...
- Рауль, ты ошибаешься, боясь затруднить меня. Простой дворянин, как
я, не может писать королю: это неприлично. Я хочу и должен лично погово-
рить с его величеством. Я это сделаю. Мы поедем вместе, Рауль.
- О, как вы добры!
- А как, по-твоему, относится к тебе король?
- Превосходно.
- Из чего ты заключил это?
- Господин даАртаньян представил ему меня после стычки на Гревской
площади, где я имел счастье обнажить шпагу за его величество. У меня
есть все основания думать, что король расположен ко мне.
- Тем лучше.
- Но умоляю вас, - продолжал Рауль, - не будьте со мной так серьезны,
так сдержанны; не заставляйте меня сожалеть о том, что я поддался
чувству, которое во мне сильнее всего.
- Ты второй раз говоришь об этом Рауль; это лишнее. Ты просил фор-
мального согласия; я его дал. Не будем больше возвращаться к этой теме.
Пойдем, я покажу тебе наши новые посадки, посмотрим одну грядку.
Рауль знал, что, когда граф выражал свою волю, возражения были неу-
местны. Опустив голову, он прошел за отцом в сад. Атос стал не спеша по-
казывать ему новые прививки, молодые побеги, посадки деревьев. Это спо-
койствие приводило Рауля в уныние. Любовь, наполнявшая его сердце, каза-
лась ему такой огромной, что могла бы охватить всю вселенную. Почему же
сердце Атоса оставалось закрытым для нее?
И вдруг, собравшись с духом, Бражелон воскликнул:
- Граф, не может быть, чтобы вы без всякой причины отталкивали Луизу
де Лавальер, такую добрую, кроткую, такую чистую! Ваш глубокий ум должен
был бы по достоинству оценить ее. Во имя неба, скажите, не существует ли
между вами и ее семьей какой-нибудь тайной вражды, наследственной нена-
висти?
- Посмотри, Рауль, на эту чудесную грядку ландышей, - остановился
Атос, - посмотри, как им полезна тень и влажность, в особенности тень
листьев кленов, между зубцами которых проистекает тепло, но не лучи
солнца.
Рауль закусил губу; потом, чувствуя, что кровь приливает к вискам,
сказал:
- Граф, умоляю вас, объяснитесь: не забывайте, что ваш сын - мужчина.
- Тогда, - сурово выпрямился Атос, - тогда докажи мне, что ты мужчи-
на. Ты не доказал, что ты послушный сын. Я просил тебя дождаться блестя-
щего союза. Я нашел бы тебе жену из семьи, стоящей на самых высоких сту-
пенях знатности и богатства. Я хотел, чтобы ты сиял двойным блеском, ко-
торый придают слава и богатство. Ты из благородного рода!
- Граф, - вскричал Рауль, поддавшись первому порыву, - на днях мне
бросили упрек, что я не знаю имени моей матери.
Атос побледнел, потом, сдвинув брови, вымолвил:
- Мне нужно знать, что вы ответили.
- О, простите, простите, - пробормотал молодой человек, утратив все
свое возбуждение.
- Что вы ответили? - спросил Атос, топнув ногой.
- Граф, в руках у меня была шпага. Мой оскорбитель был тоже вооружен.
Я выбил на его рук шпагу и перебросил ее через ограду, а потом отправил
и его самого вслед за ней.
- А почему вы не убили его?
- Король запретил дуэли, граф, а я в ту минуту был одним из посланцев
его величества.
- Хорошо, - сказал Атос. - Но тем больше у меня причин говорить с ко-
ролем.
- Чего вы будете у него просить, граф?
- Позволения обнажить шпагу против человека, нанесшего вам оскорбле-
ние.
- Если я поступил не так, как следовало, умоляю вас, граф, простите
меня.
- Кто тебя упрекает?
- Но позволение, которое вы хотите просить у короля...
- Рауль, я прошу его величество поставить подпись на свадебном конт-
ракте.
- Граф...
- Но с одним условием...
- Разве вам нужны условия со мной? Прикажите, и я буду повиноваться.
- С тем условием, - продолжал Атос, - что ты мне назовешь человека,
который говорил так о... твоей матери.
- Но, граф, зачем вам знать его имя? Меня оскорбили, и, когда его ве-
личество разрешит дуэли, мстить буду я.
- Его имя?
- Я не допущу, чтобы вы подвергались опасности.
- Ты принимаешь меня за дона Диего? Его имя?
- Вы этого требуете?
- Я хочу его знать.
- Виконт де Вард.
- А, - спокойно заключил Атос, - хорошо. Я его знаю. Но наши лошади
готовы. Мы выедем не через два часа, а немедленно. На коня, на коня!
XLIII
ПРИНЦ РЕВНУЕТ К ГЕРЦОГУ БЕКИНГЭМУ
Пока граф де Ла Фер в сопровождении Рауля ехал в Париж, в Пале-Рояле
разыгрались события, которые Мольер назвал бы сценой из настоящей коме-
дии.
Прошло четыре дня после бракосочетания герцога Орлеанского. Герцог,
торопливо позавтракав, отправился в свои покои, надув губы и нахмурив
брови. Завтрак прошел невесело: герцогиня велела подать себе кушанья в
комнаты. Его высочество сидел за столом в тесной компании друзей. Только
де Лоррен и Маникан присутствовали на этой трапезе, которая продолжалась
три четверти часа при полном молчании.
Маникан, менее близкий к его высочеству, чем де Лоррен, напрасно ста-
рался прочитать в глазах принца, что вызвало у него такое недовольство.
Де Лоррен, которому незачем было угадывать, потому что он все знал,
ел с тем аппетитом, какой вызывали у него чужие неприятности: он наслаж-
дался и досадой герцога, и смущением Маникана. Ему доставляло удо-
вольствие, продолжая есть, удерживать за столом принца, сгоравшего от
желания подняться с места.
Минутами принц раскаивался, что дал де Лоррену власть над собой, из-
бавлявшую того от всяких стеснений этикета.
Время от времени принц возводил глаза к небу, потом посматривал на
куски паштета, который усердно уничтожал де Лоррен. Наконец он не выдер-
жал и, когда подали фрукты, сердито встал из-за стола, предоставив де
Лоррену доканчивать завтрак в одиночестве.
Герцог не пошел, а побежал в переднюю и, застав там служителя, шепо-
том отдал ему какое-то приказание. Не желая возвращаться в столовую, он
прошел через свои комнаты, надеясь застать королеву-мать в ее молельне,
где она обычно находилась в это время. Было около десяти часов утра.
Когда принц вошел, Анна Австрийская писала.
Королева-мать очень любила младшего сына, красавца, с мягким характе-
ром.
Действительно, герцог Орлеанский был нежнее и, если можно так выра-
зиться, женственнее короля. Он подкупал мать той чувствительностью, ко-
торая всегда привлекает женщин. Анна Австрийская, очень желавшая иметь
дочь, находила в Филиппе внимание, нежность и ласковость двенадцатилет-
него ребенка.
Бывая у матери, принц восхищался ее красивыми руками, давал советы
