я полагаю, вы сыты, помещение казенное; вы получаете шесть тысяч ливров
жалованья.
- Допустим.
- Да заключенных ежегодно человек пятьдесят, из которых каждый прино-
сит вам по тысяче ливров.
- И с этим я не спорю.
- Вот вам пятьдесят тысяч в год. Вы уже три года в должности, следо-
вательно, у вас теперь полтораста тысяч ливров.
- Вы упускаете из виду одну мелочь, дорогой д'Артаньян.
- Какую же?
- А ту, что вы получили свою должность, так сказать, из собственных
рук короля.
- Ну да!
- А я получил свое место коменданта через господ Трамбле и Лувьера.
- Это верно. Трамбле не такой человек, чтобы предоставить вам место
даром.
- Да и Лувьер тоже. В результате мне пришлось выдать семьдесят пять
тысяч ливров Трамбле да столько же Лувьеру.
- Ах, черт побери, значит, сто пятьдесят тысяч ливров попали в их ру-
ки?
- Именно!
- А еще что.
- Пятнадцать тысяч экю, или пятьдесят тысяч пистолей, как вам будет
угодно, платеж в три срока, - доходы за три года, как бы в доказа-
тельство моей признательности.
- Да это чудовищно!
- Еще не все.
- Что вы?
- Если я не выполню хоть одного из этих условий, эти господа тотчас
же снова занимают должность. Сделка подписана королем.
- Невероятно!
- Представьте себе.
- Мне жаль вас, бедняга Безмо. Но в таком случае, друг мой, зачем
господин Мазарини оказал вам такую разорительную милость? Было бы проще
отказать.
- Да, конечно, но его упросил мой покровитель.
- Ваш покровитель? Кто же это такой?
- Как кто? Ваш приятель, господин даЭрбле.
- Господин даЭрбле? Арамис?
- Он самый - Арамис. Он был очень любезен со мной.
- Любезен! Заставив вас принять такие условия?
- Видите ли, я хотел бросить службу у кардинала. Господин даЭрбле за-
молвил за меня словечко Лувьеру и Трамбле; они стали упираться, мне же
очень улыбалось это место, так как я знаю, что оно может дать. И вот я
чистосердечно поведал свое горе господину даЭрбле; тот предложил пору-
читься за меня во всех этих платежах.
- Как, Арамис? Вы меня огорошили! Арамис поручился за вас?
- Да, он был чрезвычайно предупредителен. Он добился подписи; Трамбле
и Лувьер ушли в отставку, - я обязался платить ежегодно по двадцати пяти
тысяч ливров в пользу каждого из этих господ, и ежегодно в мае месяце
господин даЭрбле лично являлся в Бастилию и привозил мне по две тысячи
пятьсот пистолей для вручения моим крокодилам.
- Следовательно, вы должны Арамису полтораста тысяч ливров?
- В том-то и горе, что должен только сто тысяч.
- Я что-то не совсем понимаю вас.
- Ну, как же! Он приезжал только два года - Но сегодня у нас тридцать
первое мая, а его все нет; между тем завтра в двенадцать часов наступает
последний срок платежа. Следовательно, если я завтра не уплачу этим гос-
подам, согласно условию, они могут потребовать обратно должность. Я буду
разорен, и выйдет, что я проработал три года да еще дал им двести
пятьдесят тысяч ливров даром, решительно ни за что, дорогой д'Артаньян.
- Любопытная штука, - пробормотал даАртаньян.
- Теперь вы понимаете, почему я не весел?
- И очень даже.
- Вот я и явился к вам, господин даАртаньян, потому что вы один може-
те вывести меня из затруднительного положения.
- Каким образом?
- Вы знакомы с аббатом даЭрбле?
- Еще бы!
- И вы можете сообщить мне адрес его прихода, потому что я искал его
в Нуази-ле-Сек, но его там нет.
- Разумеется! Он сейчас епископ ваннский.
- Ванн - это в Бретани?
- Да.
Коротышка Безмо стал рвать на себе волосы.
- Ну, тогда я погиб. Ванн! Ванн! - кричал Безмо.
- Ваше отчаяние удручает меня! Но послушайте, епископ не живет безвы-
ездно в своей епархии; монсеньер даЭрбле, может быть, и не так далеко
отсюда, как вам кажется.
- Прошу вас, скажите мне его адрес.
- Я не знаю его, друг мой.
- Все кончено, я погиб! Пойду брошусь в ноги королю.
- Однако, Безмо, вы удивляете меня. Бастилия дает пятьдесят тысяч до-
хода; почему же вы не выжали из нее все, чтобы она давала сто тысяч?
- Я честный человек, дорогой господин даАртаньян, и содержу своих
заключенных, как царей.
- Ей-богу, мне вас жаль... Послушайте, Безмо, можно положиться на ва-
ше слово?
- Что за вопрос, капитан?
- Так обещайте; что вы никому не заикнетесь о том, что я скажу вам
сейчас.
- Никому, ни одной душе!
- Вы хотите во что бы то ни стало найти Арамиса?
- Во что бы то ни стало!
- Ну так ступайте к господину Фуке.
- Да, но при чем здесь господин Фуке?..
- Экий простофиля! Где находится Ванн?
- Черт возьми!..
- Ванн находится в бель-ильской епархии или же Бель-Иль в ваннской
епархии. Бель-Иль принадлежит господину Фуке; он и устроил господина да-
Эрбле в эту епархию.
- Вы открываете мне глаза, возвращаете меня к жизни.
- Тем лучше. Ступайте же прямо к господину Фуке и скажите, что вам
нужно поговорить с господином даЭрбле.
- Какая блестящая идея! - с восхищением воскликнул Безмо.
- Но помните, - сказал даАртаньян, строго взглянув на него, - помни-
те, что вы дали честное слово!
- Да, священное, - отвечал кругленький человек, собираясь бежать.
- Куда вы?
- К господину Фуке.
- Господин Фуке сейчас у короля. Вам придется отложить свое посещение
до завтрашнего утра.
- Пойду; спасибо!
- Желаю вам удачи!
- Спасибо!
- Вот потешная история, - прошептал даАртаньян, медленно поднимаясь
по лестнице - Какая выгода Арамису делать такие одолжения Безмо? Гм!..
Рано или поздно мы это узнаем.
III
ИГРА У КОРОЛЯ
ДаАртаньян был прав. Фуке играл в карты у короля.
Казалось, что отъезд Бекингэма пролил бальзам на все сердца.
Сияющий принц рассыпался в любезностях перед матерью.
Граф де Гиш ни на минуту не отпускал от себя Бекингэма, расспрашивая
его о предстоящем путешествии. Бекингэм был задумчив и приветлив, как
человек, сделавший решительный шаг; слушая графа, он время от времени
бросал на принцессу грустные и нежные взгляды.
Опьяненная успехом, принцесса делила свое внимание между королем, иг-
равшим с нею, принцем, посмеивавшимся над ее крупными выигрышами, и де
Гишем, не скрывавшим ребяческой радости.
Что касается Бекингэма, то он занимал ее очень мало; этот беглец,
этот изгнанник уже превращался для нее в бледное воспоминание. Принцессе
нравились улыбки, ухаживания, вздохи Бекингэма, пока он был здесь; но
ведь он уезжает: с глаз долой - из сердца вон!
Герцог не мог не заметить этой перемены; она очень больно задела его
Человек от природы деликатный, гордый и способный на глубокую привязан-
ность, он проклинал тот день, когда его сердцем овладела эта страсть.
Холодное равнодушие принцессы действовало на Бекингэма. Презирать ее он
еще не мог, но уже способен был смирить порывы своего сердца.
Принцесса догадывалась о настроении герцога и с удвоенной энергией
старалась вознаградить себя за ускользавшего поклонника; она дала полную
волю своему остроумию, решив во что бы то ни стало затмить всех, затмить
самого короля.
И она добилась своего. И обе королевы, несмотря на их достоинство, и
король, несмотря на всеобщее преклонение перед ним, были отодвинуты ею
на второй план.
Чопорные и напыщенные королевы мало-помалу разговорились и даже стали
смеяться. Королева-мать была ослеплена блеском, который вновь озарил ко-
ролевский род благодаря уму внучки Генриха IV.
Людовик, завидовавший как юноша и как король всякому успеху, не мог,
однако, остаться равнодушным к этому искрящемуся французскому остроумию,
которое английский юмор делал еще более притягательным. Он, как ребенок,
поддался очарованию блестящего каскада шуток.
Глаза принцессы лучились. С ее алых губ лилось веселье, как назида-
тельные речи из уст старца Нестора.
В этот вечер Людовик XIV оценил в принцессе женщину. Бекингэм увидел
в ней кокетку, достойную самого жестокого наказания Де Гиш стал смотреть
на нее как на божество. А придворные - как на восходящую звезду, свет
которой должен был сделаться источником всяческих милостей.
Между тем несколько лет тому назад Людовик XIV в балете не соблагово-
лил даже подать руку этой дурнушке. Между тем еще недавно Бекингэм сго-
рал от страсти к этой кокетке. Между тем де Гиш смотрел на это божество
как на женщину. Между тем придворные не смели даже украдкой похвалить
эту звезду, боясь рассердить короля, которому она когда-то не понрави-
лась.
Вот что происходило в тот достопамятный вечер на карточной игре у ко-
роля.
Молодая королева, хотя она была испанкой и племянницей Анны Австрийс-
кой, любила короля и не умела скрывать свое чувство.
Анна Австрийская, наблюдательная как женщина к властолюбивая как ко-
ролева, тотчас же почувствовала, что принцесса входит в силу, которой не
следует пренебрегать, и склонилась перед ней.
Это побудило молодую королеву встать и уйти из свой комнаты. Король
не обратил внимания на ее уход, хотя королева сделала вид, что ей нездо-
ровится.
Установленный Людовиком XIV этикет давал ему право не проявлять ника-
кого волнения. Он предложил руку принцессе, даже не взглянув на брата, и
проводил до ее покоев.
Было замечено, что на пороге ее комнаты его величество глубоко вздох-
нул.
Женщины, от внимания которых ничто не ускользает, - и первая Монтале,
- не преминули шепнуть своим приятельницам:
- Король вздохнул.
- Принцесса вздохнула.
И это была правда.
Принцесса вздохнула беззвучно, но сопроводила свой вздох таким выра-
зительным взглядом красивых черных глаз, что лицо короля покрылось
весьма заметным румянцем.
Словом, Монтале допустила нескромность, и эта нескромность, должно
быть, сильно подействовала на ее подругу, ибо мадемуазель де Лавальер
сильно побледнела, когда король покраснел, и, вся дрожа, вошла в комнату
принцессы, забыв даже принять от нее перчатки, как повелевал этикет.
Правда, эта провинциалка могла СОСЛАТЬСЯ в свое оправдание на замеша-
тельство, овладевшее ею в присутствии короля. Действительно, закрывая
дверь, она не могла отвести глаз от короля, который пятясь выходил от
принцессы.
Король вернулся в зал, где шла игра; он хотел было завести беседу, но
стало ясно, что мысли его путаются.
Несколько раз ошибся он в счете, что было на руку некоторым придвор-
ным, которые умели пользоваться этими ошибками еще со времен Мазарини.
Так Маникан, по свойственной ему рассеянности - да не подумает чита-
тель о нем чего-нибудь дурного, - Маникан, честнейший в мире человек,
как ни в чем не бывало подобрал упавшие на ковер двадцать, тысяч ливров,
видимо, не принадлежавшие никому.
Так г-н де Вард, взволнованный только что происшедшими событиями, ос-
тавил свой выигрыш в шестьдесят луидоров герцогу Бекингэму, а тот, по-
добно своему отцу не любивший пачкать руки о деньги, в свою очередь, ос-
тавил их подсвечнику, точно подсвечник был живым существом.
Король немного овладел собой, только когда к нему подошел г-н
Кольбер, все время искавший случая поговорить с ним, и в самых почти-
тельных выражениях, разумеется, но с большой настойчивостью стал что-то
нашептывать королю.
Людовик внимательно выслушал Кольбера и, оглядевшись кругом, спросил:
- Разве господин Фуке уже ушел?
- Нет, государь, я здесь, - откликнулся суперинтендант, занятый раз-
говором с Бекингэмом.
Он тотчас же подошел к королю. Король тоже сделал несколько шагов ему
навстречу и сказал с очаровательной небрежностью:
- Извините, господин суперинтендант, что я помешал вам, но я обычно
зову вас, когда вы мне нужны.
- Я всегда к услугам короля, - отвечал Фуке.
- Мне главным образом нужны услуги вашей казны, - сказал король, не-
хотя улыбаясь.
- Моя казна тем более к услугам короля, - холодно проговорил Фуке.
