- Дело в том, господин Фуке, что я хочу устроить праздник в Фонтенб-
ло. Две недели ворота будут открыты. Мне нужно...
И он искоса взглянул на Кольбера.
Фуке спокойно ожидал конца фразы.
- Четыре миллиона, - проговорил король в ответ на злорадную улыбку
Кольбера.
- Четыре миллиона? - повторил Фуке с низким поклоном.
Его ногти впились в грудь и сквозь рубашку оцарапали кожу до крови,
но лицо ничем не выдало внутреннего волнения.
- Да, сударь, - сказал король.
- К какому сроку, государь?
- Ну, когда сможете... Впрочем... нет... как можно скорее.
- Необходимо время...
- Время! - с торжеством воскликнул Кольбер.
- Время для того, чтобы сосчитать деньги, - продолжал суперинтендант,
бросив на Кольбера презрительный взгляд. - В день можно успеть взвесить
и пересчитать только один миллион, сударь.
- Значит, четыре дня, - заключил Кольбер.
- Ах, - перебил его Фуке, обращаясь к королю, - мои служащие делают
чудеса, когда нужно угодить его величеству! Четыре миллиона будут готовы
через три дня.
Настала очередь побледнеть Кольберу. Людовик с удивлением посмотрел
на него.
А Фуке спокойно удалился, улыбаясь по дороге своим многочисленным
друзьям, в глазах которых читал искреннее расположение, граничившее с
состраданием. Но по улыбке нельзя было судить о настроении Фуке; на са-
мом деле он был в полном отчаянии.
Несколько капелек крови запачкали его рубашку, но платье скрыло
кровь, как улыбка - бешенство.
По тому, как Фуке садился в карету, слуги догадались, что господин их
расстроен. Поэтому все его приказания исполнялись с такой точностью, как
команды разгневанного капитана военного корабля во время бури.
Карета полетела стрелой. По дороге Фуке едва успел привести в порядок
свои мысли. Он направился прямо к Арамису.
Арамис еще не ложился.
Что же касается Портоса, то он отлично поужинал жареной бараниной,
двумя жареными фазанами и целой горой раков, потом, наподобие античного
борца, велел он затереть ему тело душистыми маслами, распорядился завер-
нуть себя в простыни и отнести на согретую постель.
Как мы уже сказали, Арамис еще не ложился. Надев удобный бархатный
халат, он писал письмо за письмом своим быстрым убористым почерком, ко-
торым можно было уместить добрую четверть книги на одной странице.
Дверь быстро распахнулась, и вошел суперинтендант, бледный, взволно-
ванный, озабоченный.
Арамис поднял голову.
- Добрый вечер, дорогой даЭрбле! - сказал Фуке.
Наблюдательный взгляд Арамиса тотчас же заметил угнетенное настроение
вошедшего.
- Хорошая игра была у короля? - спросил Арамис, чтобы завязать разго-
вор.
Фуке сел и знаком приказал проводившему его лакею выйти из комнаты.
Когда лакей исчез, он отвечал:
- Прекрасная!
И Арамис, все время внимательно следивший за ним, увидел, как он
нервно откинулся на спинку кресла.
- Проиграли, по обыкновению? - поинтересовался Арамис, не выпуская из
руки пера.
- Даже сверх обыкновения, - отвечал Фуке.
- Но ведь вы всегда так спокойно относитесь к своим проигрышам.
- Иногда - да!
- Какой же вы плохой игрок!
- Игра игре рознь, господин даЭрбле.
- Сколько же вы проиграли, монсеньер? - продолжал Арамис с некоторым
беспокойством.
Фуке помолчал несколько секунд, чтобы вполне овладеть собой, и отве-
тил без малейшего признака волнения в голосе:
- Сегодняшний вечер стоит мне четыре миллиона.
И он с горечью рассмеялся. Арамис, никак не ожидавший такой цифры,
выронил перо из рук.
- Четыре миллиона! - проговорил он. - Вы проиграли четыре миллиона?
Возможно ли?
- Господин Кольбер держал мои карты, - произнес суперинтендант с тем
же зловещим смехом.
- Ах, понимаю! Значит, новое требование денег?
- Да, мой друг.
- Королем?
- Его собственными устами. Невозможно убить человека с более очарова-
тельной улыбкой.
- Черт возьми!
- Что вы об этом думаете?
- Я думаю, что вас хотят просто разорить; это ясно как день.
- Значит, вы остаетесь при прежнем убеждении?
- Да. Тут, впрочем, нет ничего удивительного, потому что мы и раньше
предвидели это.
- Верно; но я никак не ожидал четырех миллионов.
- Действительно, сумма крупная, но все-таки четыре миллиона еще не
смерть, особенно для такого человека, как Фуке.
- Если бы вы знали состояние моей казны, дорогой даЭрбле, вы не рас-
суждали бы так спокойно.
- И вы пообещали?
- Что же мне оставалось делать?
- Вы правы.
- В тот день, когда я откажу, Кольбер достанет эту сумму; где - не
знаю; но он достанет, и тогда я погиб!
- Несомненно. А через сколько дней вы обещали эти четыре миллиона?
- Через три дня. Король очень торопил.
- Через три дня!
- Ах, друг мой, - продолжал Фуке, - подумать только - сейчас, когда я
проезжал по улице, прохожие кричали: "Вот едет богач Фуке!" Право, доро-
гой мой, от этого можно потерять голову.
- Нет, монсеньер, не стоит, - флегматично проговорил Арамис, посыпая
пескам только что написанную страницу.
- Тогда дайте мне лекарство, дайте мне лекарство от этой неизлечимой
болезни.
- Единственное лекарство: заплатите.
- Но едва ли я могу собрать такую сумму. Придется выскрести все.
Сколько поглотил Бель-Иль! Сколько поглотили пенсии! Теперь деньги стали
редкостью. Ну, положим, достанем на этот раз, а что дальше? Поверьте
мне, на этом дело не остановится. Король, в котором пробудился вкус к
золоту, подобен тигру, отведавшему мяса: оба ненасытны. В один прекрас-
ный день мне все же придется сказать: "Это невозможно, государь". В тот
день я погибну.
Арамис только слегка пожал плечами.
- Человек в вашем положении, монсеньер, только тогда погибает, когда
сам захочет этого.
- Частное лицо, какое бы оно ни занимало положение, не может бороться
с королем.
- Ба! Я в молодости боролся с самим кардиналом Ришелье, который был
королем Франции, да еще кардиналом!
- Разве у меня есть армия, войско, сокровища?
У меня больше нет даже Бель-Иля.
- Нужда всему научит. Когда вам покажется, что все погибло, вдруг
откроется что-нибудь неожиданное и спасет вас.
- Кто же откроет это неожиданное?
- Вы сами.
- Я? Нет, я не изобретателен.
- В таком случае я.
- Принимайтесь же за дело сию минуту.
- Времени еще довольно.
- Вы убиваете меня своей флегматичностью, даЭрбле, - сказал суперин-
тендант, вытирая лоб платком.
- Разве вы забыли, что я говорил вам когда-то?
- Что же?
- Не беспокойтесь ни о чем, если у вас есть смелость. Есть она у вас?
- Думаю, что есть.
- Так не беспокойтесь.
- Значит, решено: в последнюю минуту вы явитесь мне на помощь, даЭрб-
ле?
- Я только расквитаюсь с вами за все, что вы сделали для меня, мон-
сеньер.
- Поддерживать таких людей, как вы, господин даЭрбле, обязанность фи-
нансиста.
- Если предупредительность - свойство финансиста, то милосердие -
добродетель духовного лица. Но на гот раз действуйте сами, монсеньер. Вы
еще не дошли предела; когда наступит крайность, мы посмотрим.
- Это произойдет очень скоро.
- Прекрасно. А в данную минуту позвольте мне сказать, что ваши денеж-
ные затруднения очень огорчают меня.
- Почему именно в данную минуту?
- Потому что я сам собирался попросить у вас денег.
- Для себя?
- Для себя, или для своих, или для наших.
- Какую сумму?
- Успокойтесь! Сумма довольно кругленькая, но не чудовищная.
- Назовите цифру!
- Пятьдесят тысяч ливров.
- Пустяки!
- Правда?
- Разумеется, пятьдесят тысяч ливров всегда найдутся. Ах, почему этот
плут Кольбер не довольствуется такими суммами? Мне было бы гораздо лег-
че. А когда вам нужны деньги?
- К завтрашнему утру. Ведь завтра первое июня.
- Так что же?
- Срок одного из наших поручительств.
- А разве у нас есть поручительства?
- Конечно. Завтра срок платежа последней трети.
- Какой трети?
- Полутораста тысяч ливров Безмо.
- Безмо? Кто это?
- Комендант Бастилии.
- Ах, правда; вы просите меня заплатить сто пятьдесят тысяч ливров за
этого человека?
- Да.
- Но за что же?
- За его должность, которую он купил или, вернее, которую мы купили у
Лувьера и Трамбле.
- Я очень смутно представляю себе это.
- Не удивительно, у вас столько дел. Однако я думаю, что важнее этого
дела у вас нет.
- Так скажите же мне, для чего мы купили эту должность?
- Во-первых, чтобы помочь ему.
- А потом?
- Потом и себе самим.
- Как это себе самим? Вы смеетесь.
- Бывают времена, монсеньер, когда знакомство с комендантом Бастилии
может считаться очень полезным.
- К счастью, я не понимаю ваших слов, даЭрбле.
- Монсеньер, у нас есть свои поэты, свой инженер, свой архитектор,
свои музыканты, свой типографщик, свои художники; нужно иметь и своего
коменданта Бастилии.
- Вы думаете?
- Монсеньер, не будем строить иллюзий: мы ни за что ни про что можем
попасть в Бастилию, дорогой фуке, - проговорил епископ, улыбаясь и пока-
зывая белые зубы, которые так пленили тридцать лет тому назад Мари Ми-
шон.
- И вы думаете, что полтораста тысяч ливров не слишком дорогая цена
за такое знакомство, даЭрбле? Обыкновенно вы лучше помещаете свои капи-
талы.
- Придет день, когда вы поймете свою ошибку.
- Дорогой даЭрбле, когда попадешь в Бастилию, тогда уже нечего наде-
яться на помощь старых друзей.
- Почему же, если расписки в порядке? А кроме того, поверьте мне, у
этого добряка Безмо сердце не такое, как у придворных. Я уверен, что он
будет всегда благодарен мне за эти деньги, не говоря уже о том, что я
храню все его расписки.
- Что за чертовщина! Какое-то ростовщичество под видом благотвори-
тельности!
- Монсеньер, не вмешивайтесь, пожалуйста, в эти дела; если тут и рос-
товщичество, то отвечаю за него один я; а польза от него нам обоим; вот
и все.
- Какая-нибудь интрига, даЭрбле?
- Может быть.
- И Безмо участвует в ней?
- Почему же ему не участвовать? Бывают участники и похуже. Итак, я
могу рассчитывать получить завтра десять тысяч пистолей?
- Может быть, хотите сегодня вечером?
- Это было бы еще лучше, я хочу отправиться в дорогу пораньше. Бедня-
га Безмо не знает, где я, и, наверное, теперь как на раскаленных
угольях.
- Вы получите деньги через час. Ах, даЭрбле, проценты на ваши полто-
раста тысяч франков никогда не окупят моих четырех миллионов! - прогово-
рил Фуке, поднимаясь с кресла.
- Кто знает, монсеньер?
- Покойной ночи! Мне еще надо поговорить с моими служащими перед
сном.
- Покойной ночи, монсеньер!
- Д'Эрбле, вы желаете мне невозможного.
- Значит, я получу пятьдесят тысяч ливров сегодня?
- Да.
- Тогда спите сном праведника! Доброй ночи, монсеньер!
Несмотря на уверенный тон, которым было произнесено это пожелание,
Фуке вышел, качая головой и глубоко вздыхая.
IV
МЕЛКИЕ СЧЕТЫ Г-НА БЕЗМО ДЕ МОНЛЕЗЕНА
На колокольне церкви св. Павла пробило семь, когда Арамис, в костюме
простого горожанина, с заткнутым за пояс охотничьим ножом, проехал вер-
хом по улице Пти-Мюск и остановился у ворот Бастилии.
Двое караульных охраняли эти ворота.
Они беспрепятственно пропустили Арамиса, который, не слезая с лошади,
въехал во двор и направился по узкому проходу к подъемному мосту, то
есть к настоящему входу в тюрьму.
Подъемный мост был опущен, по бокам стояла стража. Часовой, охраняв-
ший мост снаружи, остановил Арамиса и довольно грубо спросил, зачем он
явился.
Арамис с обычной вежливостью объяснил, что желал бы переговорить с
г-ном Безмо де Монлезеном.
Первый караульный вызвал другого, стоявшего по ту сторону рва, в буд-
ке. Тот высунулся в окошечко и внимательно осмотрел вновь прибывшего.
Арамис повторил просьбу.
