- Ваше поведение неслыханно грубо, понимаете ли вы это, сударь?
- Король приказывает, ваше величество. Прошу извинить меня.
- Я не потерплю этого! Нет-нет, лучше смерть! - вскричала королева, в
которой вскипела гордая кровь повелителей Испании и Австрии.
Канцлер низко поклонился, затем, с явным намерением не отступать ни
на шаг в исполнении порученной ему задачи, точно так, как сделал бы это
палач в застенке, он приблизился к Анне Австрийской, из глаз которой
сразу же брызнули слезы ярости.
Королева, как мы уже говорили, была очень хороша собой. Рискованно
поэтому было дать кому-либо такое поручение, но король, весь во власти
своей ревности к герцогу Бекингэму, уже ни к кому другому не ревновал.
Надо полагать, что канцлер Сегъе в эту минуту искал глазами веревку
пресловутого колокола, но, не найдя ее, протянул руку к тому месту, где,
по собственному признанию королевы, было спрятано письмо.
Анна Австрийская отступила на шаг и так побледнела, словно готова бы-
ла умереть. Чтобы не упасть, она левой рукой оперлась на стол, стоявший
позади нее, а правой вынула из-за корсажа письмо и подала его канцлеру.
- Возьмите, сударь, это письмо! - воскликнула королева голосом, пре-
рывающимся от волнения. - Возьмите его и избавьте меня от вашего мерзко-
го присутствия.
Канцлер, дрожа от вполне понятного волнения, взял письмо и, поклонив-
шись до земли, вышел.
Не успела дверь закрыться за ним, как королева почти без чувств упала
на руки своих дам.
Канцлер отнес письмо к королю, не заглянув в него. Рука короля, про-
тянутая за письмом, дрожала. Он начал искать адрес, которого не было,
страшно побледнел, медленно развернул письмо и, с первых же слов увидев,
что оно обращено к испанскому королю, быстро пробежал его до конца.
Это был полный план нападения на кардинала. Королева предлагала свое-
му брату и австрийскому королю, которые чувствовали себя оскорбленными
политикой Ришелье, постоянно стремившегося унизить австрийский королевс-
кий дом, пригрозить объявлением войны Франции и поставить условием сох-
ранения мира отставку кардинала. О любви в этом письме не было ни слова.
Король, сразу повеселев, послал узнать, во дворце ли еще кардинал.
Ему ответили, что его преосвященство в кабинете и ожидает распоряжений
его величества.
Король немедленно отправился к нему.
- Представьте себе, герцог, - сказал король, - правы оказались вы, а
не я. Вся интрига действительно политического свойства, и о любви нет и
речи в этом письмо. Но зато в нем очень много говорится о вас.
Кардинал взял письмо и прочел с величайшим вниманием. Дойдя до конца,
он перечел его вновь.
- Ну что ж, ваше величество, - сказал он, - вы видите сами, до чего
доходят мои враги: вам угрожают двумя войнами, если вы не удалите меня.
На вашем месте, ваше величество, я, право же, уступил бы столь энергич-
ным настояниям. Я же, со своей стороны, был бы безмерно счастлив уйти от
дел.
- Что вы говорите, герцог!
- Я говорю, ваше величество, что здоровье мое разрушается в этой
чрезмерно напряженной борьбе и бесконечных трудах. Я говорю, что, по
всей видимости, буду не в силах выдержать утомление при осаде Ла-Рошели
- и лучше будет, если вы назначите туда господина де Конде, для которого
ведение войны есть его прямое дело, а не меня, служителя церкви, которо-
му не позволяют отдаться его призванию, заставляя заниматься делами, к
которым у него нет никакой склонности. Это обеспечит вам счастье в вашей
семейной жизни и, я не сомневаюсь, укрепит вашу славу за рубежом.
- Будьте спокойны, герцог, - ответил король. - Я все понимаю. Все ли-
ца, поименованные в этом письме, понесут должную кару. Не избежит ее и
королева.
- Ах, что вы говорите, ваше величество! Да упаси бог, чтобы королева
претерпела из-за меня хоть малейшую неприятность! Королева всегда счита-
ла меня своим врагом, хотя ваше величество сами можете засвидетельство-
вать, что я постоянно горячо заступался за нее, даже перед вами. О, если
бы она оскорбила честь вашего величества изменой, тогда другое дело, и я
первый бы сказал: "Нет пощады виновной!" К счастью, об этом и речи нет,
и ваше величество могли вновь в этом убедиться.
- Это верно, господин кардинал, - сказал король. - И вы, как всегда,
были правы. Но королева тем не менее заслужила мои гнев.
- Вы сами, ваше величество, виновны перед ней. И было бы вполне по-
нятно, если б она разгневалась на вас. Ваше величество обошлись с ней
чересчур сурово.
- Вот именно так я всегда буду обходиться с моими врагами, а также и
с вашими, какое бы высокое положение они ни занимали и какой бы опаснос-
ти я ни подвергался, проявляя такую строгость.
- Королева враг мне, но не вам, ваше величество. Напротив, она пре-
данная супруга, покорная и безупречная. Позвольте же мне вступиться за
нее перед вашим величеством.
- Так пусть она пойдет на уступки, пусть сама сделает первый шаг!
- Напротив, ваше величество, подайте вы добрый пример. Ведь виновны
были вы, заподозрив королеву.
- Мне сделать первый шаг! - воскликнул король. - Ни за что!
- Ваше величество, умоляю вас!
- Да, кроме того, как найти подходящий повод?
- Сделав что-нибудь, что могло бы доставить ей удовольствие.
- Что же именно?
- Дайте бал. Вы знаете, как королева любит танцы. Ручаюсь вам, что ее
гнев не устоит перед таким проявлением внимания.
- Господин кардинал, ведь вам известно, что я не любитель светских
развлечений.
- Раз она знает, какое отвращение вы питаете к таким забавам, она тем
более будет вам благодарна. Да к тому же ей представится случай прико-
лоть прекрасные алмазные подвески, которые вы ей недавно поднесли ко дню
рождения и с которыми она еще нигде не успела появиться.
- Увидим, господин кардинал, увидим, - проговорил король, наслаждаясь
сознанием, что королева оказалась виновной в преступлении, мало его бес-
покоившем, и невинной в том, чего он больше всего опасался, и поэтому
готовый помириться с ней. - Увидим. Но, клянусь честью, вы слишком снис-
ходительны.
- Ваше величество, - ответил кардинал, - предоставьте строгость ми-
нистрам. Снисходительность - добродетели королей; прибегните к ней, и вы
увидите, что это пойдет на пользу.
Вслед за этим, услышав, что часы пробили одиннадцать, кардинал с низ-
ким поклоном попросил разрешения удалиться и простился с королем, умоляя
его помириться с королевой.
Анна Австрийская, ожидавшая упреков после того, как у нее отобрали
письмо, крайне удивилась, заметив на следующий день, что король делает
попытки к примирению. В первые минуты она была готова отвергнуть их:
гордость женщины и достоинство королевы были так глубоко уязвлены, что
она не могла сразу забыть обиду. Но, поддавшись уговорам своих придвор-
ных дам, в конце концов она постаралась сделать вид, будто начинает за-
бывать о случившемся. Король, воспользовавшись этой переменой, сообщил
ей, что в самом ближайшем будущем предполагает дать большой бал.
Бал представлял собой такую редкость для несчастной Анны Австрийской,
что при этом известки, как и предполагал кардинал, последний след обиды
исчез - если не из сердца ее, то с лица. Она спросила, на какой день
назначено празднество, но король ответил, что на этот счет еще нужно бу-
дет сговориться с кардиналом.
И в самом деле, король каждый день спрашивал кардинала, когда будет
устроено это празднество, и каждый день кардинал под каким-нибудь пред-
логом отказывался твердо назвать число.
Прошла неделя.
На восьмой день после описанных по ми событий кардинал получил
письмо, отправленное из Лондона и содержавшее только следующие строки:
"Я достала их. Не могу выехать из Лондона, потому что у меня не хва-
тит денег. Вышлите мне пятьсот пистолей, и, получив их, я через четыре
или пять дней буду в Париже".
В тот самый день, когда кардинал получил это письмо, король обратился
к нему с обычным вопросом.
Ришелье посчитал по пальцам и мысленно сказал себе:
"Она пишет, что приедет через четыре или пять дней после получения
денег. Дней пять пройдет, пока деньги прибудут в Лондон, и дней пять -
пока она приедет сюда. Всего, значит, десять дней. Нужно принять в рас-
чет противный ветер, всякие досадные случайности и недомогания. Предпо-
ложим, двенадцать дней... "
- Ну как же, герцог, вы рассчитали? - спросил король.
- Да, ваше величество. Сегодня у нас двадцатое сентября. Городские
старшины устраивают третьего октября празднество. Все складывается вели-
колепно. Никто не подумает, что вы идете на уступки королеве.
Помолчав, кардинал добавил:
- Не забудьте, кстати, накануне праздника сказать королеве, что вы
желали бы видеть, к лицу ли ей алмазные подвески.
XVII
СУПРУГИ БОНАСЬЕ
Кардинал уже вторично в разговоре с королем упоминал об алмазных под-
весках. Людовика XIII поразила такая настойчивость, и он решил, что за
этим советом кроется тайна.
Он не раз чувствовал себя обиженным по той причине, что кардинал,
имевший превосходную полицию - хотя она и не достигала совершенства по-
лиции, современной нам, - оказывался лучше осведомленным о семейных де-
лах короля, чем сам король. На этот раз король решил, что беседа с Анной
Австрийской должна пролить свет на какое-то обстоятельство, непонятное
ему. Он надеялся затем вернуться к кардиналу, проникнув в какие-то тай-
ны, известные или неизвестные его преосвященству. И в том и в другом
случае это должно было поднять престиж короля в глазах его министра.
Людовик XIII пошел к королеве и, по своему обыкновению, начал разго-
вор с угроз, относившихся к ее приближенным. Анна Австрийская слушала,
опустив голову, давая излиться потоку, в надежде, что должен же насту-
пить конец. Но не этого желал король. Король желал ссоры, в пылу которой
должен был пролиться свет - безразлично какой. Он был убежден, что у
кардинала есть какая-то затаенная мысль и что он готовит ему одну из тех
страшных неожиданностей, непревзойденным мастером которых он был. Его
настойчивые обвинения привели его к желанной цели.
- Ваше величество, - воскликнула Анна Австрийская, выведенная из тер-
пения смутными намеками, - почему вы не скажете прямо, что у вас на ду-
ше? Что я сделала? Какое преступление совершила? Не может быть, чтобы
ваше величество поднимали весь этот шум из-за письма, написанного мною
брату.
Король не нашелся сразу, что ответить на такой прямой вопрос. Он по-
думал, что сейчас самое время сказать те слова, которые должны были быть
оказаны только накануне празднества.
- Сударыня, - проговорил он с важностью, - в ближайшие дни будет уст-
роен бал в ратуше. Я считаю необходимым, чтобы вы, из уважения к нашим
славным старшинам, появились на этом балу в парадном платье и непременно
с алмазными подвесками, которые я подарил вам ко дню рождения. Вот мой
ответ.
Ответ этот был ужасен. Анна Австрийская подумала, что королю известно
все и что он только по настоянию кардинала был скрытен всю эту неделю.
Такая скрытность, впрочем, была в характере короля. Королева страшно по-
бледнела и оперлась о маленький столик своей прелестной рукой, сейчас
казавшейся вылепленной из воска. Глядя на короля глазами, полными ужаса,
она не произнесла ни слова.
- Вы слышите, сударыня? - спросил король, наслаждаясь ее замеша-
тельством, хоть и не угадывая его причины. - Вы слышите?
- Слышу, сударь, - пролепетала королева.
- Вы будете на этом балу?
- Да.
- И на вас будут ваши алмазные подвески?
- Да.
Королева стала еще бледнее. Король заметил это и, удивлясь ее трево-
гой с той холодной жестокостью, которая составляла одну из самых непри-
ятных сторон его характера, проговорил:
- Итак, решена! Вот и все, что я хотел сказать вам.
- Но на какой день назначен бал? - спросила Анна Австрийская.
