ваше высокопреосвященство правы. Я несколько раз говорил жене: странно,
что торговцы полотном живут в таких домах - в домах без вывесок. И каж-
дый раз жена моя принималась хохотать. Ах, ваша светлость, - продолжал
Бонасье, бросаясь к ногам его высокопреосвященства, - вы и в самом деле
кардинал, великий кардинал, гений, перед которым преклоняются все!
Сколь ни ничтожно было торжество над таким жалким созданием, как Бо-
насье, кардинал все же один миг наслаждался им.
Затем, словно внезапно осененный какой-то мыслью, он с легкой улыб-
кой, скользнувшей по его губам, протянул руку галантерейщику.
- Встаньте, друг мой, - сказал он. - Вы порядочный человек.
- Кардинал коснулся моей руки, я коснулся руки великого человека! -
вскричал Бонасье. - Великий человек назвал меня своим другом!..
- Да, друг мой, да! - произнес кардинал отеческим тоном, которым он
умел иногда говорить, тоном, - который мог обмануть только людей, плохо
знавших Ришелье. - Вас напрасно обвиняли, и потому вас следует вознагра-
дить. Вот, возьмите этот кошель, в нем сто пистолей, и простите меня.
- Чтобы я простил вас, ваша светлость! - сказал Бонасье, не решаясь
дотронуться до мешка с деньгами, вероятно, из опасения, что все это
только шутка. - Вы вольны были арестовать меня, вольны пытать меня, по-
весить, вы наш властелин, и я не смел бы даже пикнуть! Простить вас, ва-
ша светлость! Подумать страшно!
- Ах, любезный господин Бонасье, вы удивительно великодушны! Вижу это
и благодарю вас. Итак, вы возьмете этот кошель и уйдете отсюда не слиш-
ком недовольный.
- Я ухожу в полном восхищении.
- Итак, прощайте. Или, лучше, до свиданья, ибо, я надеюсь, мы еще
увидимся.
- Когда будет угодно вашему преосвященству! Я весь к услугам вашего
преосвященства.
- Мы будем видеться часто, будьте спокойны. Беседа с вами доставила
мне необычайное удовольствие.
- О, ваше преосвященство!..
- До свиданья, господин Бонасье, до свиданья!
И кардинал сделал знак рукой, в ответ на который Бонасье поклонился
до земли. Затем, пятясь задом, он вышел из комнаты, и кардинал услышал,
как он в передней что есть мочи завопил: "Да здравствует его светлость!
Да здравствует его преосвященство! Да здравствует великий кардинал! "
Кардинал с улыбкой прислушался к этому шумному проявлению восторжен-
ных чувств мэтра Бонасье.
- Вот человек, который отныне даст себя убить за меня, - проговорил
он, когда крики Бонасье заглохли вдали.
И кардинал с величайшим вниманием склонился над картой Ла-Рошели,
развернутой, как мы уже говорили, у него на столе, и принялся карандашом
вычерчивать на ней линию знаменитой дамбы, которая полтора года спустя
закрыла доступ в гавань осажденного города. Он был целиком поглощен сво-
ими стратегическими планами, как вдруг дверь снова раскрылась и вошел
Рошфор.
- Ну, как же? - с живостью спросил кардинал, и быстрота, с которой он
поднялся, указывала на то, какое большое значение он придавал поручению,
данному им графу.
- Вот как обстоит дело, - ответил граф. - В домах, указанных вашим
преосвященством, действительно проживала молодая женщина лет двадцати
шести - двадцати восьми и мужчина лет тридцати пяти - сорока. Мужчина
прожил там четыре дня, женщина - пять. Женщина уехала сегодня ночью, а
мужчина - утром.
- Это были они! - воскликнул кардинал и, взглянув на стенные часы,
добавил: - Сейчас уже поздно посылать за ними погоню - герцогиня уже в
Туре, а герцог Бекингэм в Булони. Придется настигнуть его в Лондоне.
- Какие будут приказания вашего преосвященства?
- Ни слова о случившемся. Пусть королева ничего не подозревает, пусть
не знает, что мы проникли в ее тайну. Пусть предполагает, что мы занима-
емся раскрытием какого-нибудь заговора... Вызовите ко мне канцлера
Сегье.
- А что ваше преосвященство сделали с этим человеком?
- С каким человеком? - спросил кардинал.
- С этим Бонасье?
- Сделал с ним все, что можно было с ним сделать. Я сделал из него
шпиона, и он будет следить за собственной женой.
Граф Рошфор поклонился с видом человека, признающего недосягаемое
превосходство своего повелителя, и удалился.
Оставшись один, кардинал снова опустился в кресло, набросал письмо,
которое запечатал своей личной печатью, и позвонил. В четвертый раз во-
шел все тот же дежурный офицер.
- Позовите ко мне Витре, - произнес кардинал, - и скажите ему, чтобы
он был готов отправиться в дальнюю дорогу.
Через несколько минут перед ним уже стоял вызванный им человек в вы-
соких ботфортах со шпорами, готовый отправиться в путь.
- Витре, - сказал Ришелье, - вы немедленно помчитесь в Лондон. Вы ни
на одну секунду нигде не остановитесь в пути. Вы передадите это письмо в
руки миледи. Вот приказ на выплату двухсот пистолей. Отправьтесь к моему
казначею, он вам вручит наличными. Вы получите столько же, если верне-
тесь через шесть дней и хорошо выполните мое поручение.
Не отвечая ни слова, гонец поклонился, взял письмо и чек на двести
пистолей и вышел.
Вот что было написано в письме!
"Миледи! Будьте на первом же балу, на котором появится герцог Бекин-
гэм. На его камзоле вы увидите двенадцать алмазных подвесков; приб-
лизьтесь к нему и отрежьте два из них.
Сообщите мне тотчас же, как только подвески будут в ваших руках".
XV
ВОЕННЫЕ И СУДЕЙСКИЕ
На следующий день после того, как разыгрались все эти события, д'Ар-
таньян и Портос, видя, что Атос не появляется, сообщили г-ну де Тревилю
о его исчезновении.
Что касается Арамиса, то, испросив отпуск на пять дней, он, как гово-
рили, отбыл в Руан по семейным делам.
Господин де Тревиль был отцом своих солдат. Едва успев надеть форму
мушкетера, самый незаметный из них и никому не известный мог так же
твердо надеяться на помощь капитана, как мог бы надеяться на помощь бра-
та.
Поэтому де Тревиль немедленно отправился к главному уголовному судье.
Вызвали офицера, командовавшего постом у Алого Креста, и, сверяя после-
довательно полученные сведения, удалось установить, что Атос помещен в
Фор-Левек.
Атос прошел через все испытания, которым, как мы видели, подвергся
Бонасье.
Мы присутствовали при очной ставке, устроенной обоим заключенным.
Атос, до этой минуты умалчивавший обо всем из опасения, что станут бес-
покоить д'Артаньяна и лишат его необходимой свободы действий, теперь ут-
верждал, что зовут его Атос, а не д'Артаньян.
Он объявил, кроме этого, что не знает ни господина, ни госпожи Бо-
насье, что никогда не разговаривал ни с одним из них. Около десяти часов
вечера он зашел навестить своего друга г-на д'Артаньяна, но до этого ча-
са находился у г-на де Тревиля, где он обедал. Не менее двадцати свиде-
телей могут подтвердить это обстоятельство. И он назвал несколько гром-
ких имен, среди прочих также и герцога де Ла Тремуля.
Второй комиссар был, так же как и первый, смущен простыми и твердыми
показаниями этого мушкетера, над которым он между тем жаждал одержать
верх, что всегда заманчиво для судейского чиновника в борьбе с человеком
военным. Но имена г-на де Тревиля и герцога де Ла Тремуля смутили его.
Атоса также повезли к кардиналу, но кардинал, к сожалению, находился
в Лувре, у короля.
Это было как раз в то время, когда г-н де Тревиль, выйдя от главного
уголовного судьи и от коменданта Фор-Левека и не получив доступа к Ато-
су, прибыл к королю.
В качестве капитана мушкетеров г-н де Тревиль в любой час мог видеть
короля.
Мы знаем, как сильно было недоверие короля к королеве, недоверие,
умело разжигаемое кардиналом, который по части интриг значительно больше
опасался женщин, чем мужчин. Одной из главных причин его предубеждения
против Анны Австрийской была дружба королевы с г-жой де Шеврез. Обе эти
женщины беспокоили его больше, чем войны с Испанией, недоразумения с
Англией и запутанное состояние финансов. По его мнению и глубокому убеж-
дению, г-жа де Шеврез помогала королеве не только в политических интри-
гах, но - что еще гораздо больше тревожило его - в интригах любовных.
При первых же словах кардинала о том, что г-жа де Шеврез, сосланная в
Тур и, как предполагалось, находившаяся в этом городе, тайно приезжала в
Париж и, пробыв пять дней, сбила с толку полицию, король пришел в неис-
товый гнев. Капризный и вероломный, король желал, чтобы его называли Лю-
довиком Справедливым и Людовиком Целомудренным. Потомки с трудом разбе-
рутся в этом характере, который история пытается объяснить, приводя мно-
гочисленные факты, но не прибегая к рассуждениям.
Когда же кардинал добавил, что не только г-жа де Шеврез приезжала в
Париж, но что королева возобновила с ней связь при помощи шифра, в те
времена называвшегося кабалистическим, когда он стал утверждать, что, в
то время как он, кардинал, уже готов был распутать тончайшие нити этой
интриги и, вооружившись всеми доказательствами, намеревался арестовать
на месте преступления посредницу между изгнанницей и королевой, какой-то
мушкетер осмелился силой прервать ход судебного следствия, и, обнажив
шпагу, обрушился на честных чиновников, которым было поручено бесприст-
растное расследование этого дела, чтобы обо всем доложить королю, - Лю-
довик XIII потерял всякое самообладание. Охваченный безмолвным бе-
шенством, которое, когда оно прорывалось, внушало этому монарху способ-
ность совершать самые жестокие поступки, он, побледнев, сделал шаг к
дверям, ведущим в апартаменты королевы. А между тем кардинал еще не ус-
пел произнести имя Бекингэма.
Именно в этот миг появился де Тревиль, холодный, вежливый, безукориз-
ненный во всем своем облике. Увидев здесь кардинала, взглянув на иска-
женное лицо короля, де Тревиль догадался обо всем, что здесь произошло,
и почувствовал себя сильным, как Самсон перед филистимлянами.
Людовик XIII уже схватился за ручку двери. Звук шагов де Тревиля зас-
тавил его обернуться.
- Вы явились как раз вовремя, - произнес король, который, дав волю
своим страстям, терял уже способность что-либо скрыть. - Хорошие вещи
рассказывают мне о ваших мушкетерах.
- А у меня, - холодно ответил де Тревиль, - найдется немало хорошего
рассказать вашему величеству о судейских.
- Я не понимаю вас, - надменным топом произнес король.
- Имею честь доложить вашему величеству, - с тем же спокойствием про-
должал де Тревиль, - что кучка чиновников, комиссаров и полицейских, лю-
дей весьма почтенных, но, очевидно, крайне враждебных к военным, позво-
лила себе арестовать в одном доме, провести открыто по улицам и заклю-
чить в Фор-Левек - все это ссылаясь на приказ, который мне не согласи-
лись предъявить, - одного из моих мушкетеров, или вернее, ваших мушкете-
ров, ваше величество, человека безукоризненного поведения, прославленно-
го, если осмелюсь так выразиться, известного вашему величеству с самой
лучшей стороны, - господина Атоса.
- Атоса? - почти невольно повторил король. - Да, мне, кажется, знако-
мо это имя...
- Пусть ваше величество потрудится вспомните - сказал де Тревиль. -
Господин Атос - тот самый мушкетер, который на известной вам злополучной
дуэли имел несчастье тяжело ранить господина де Каюзака... Да, кстати,
ваше преосвященство, - продолжал де Тревиль, обращаясь к кардиналу, -
господин Каюзак вполне поправился, не правда ли?
- Да, благодарю, - проговорил кардинал, от гнева прикусив губу.
- Итак, господин Атос зашел навестить своего друга, - продолжал де
Тревиль, - молодого беарнца, кадета гвардии вашего величества, из роты
Дезэссара. Молодого человека не оказалось дома. Не успел господин Атос
опуститься на стул и взять в руки книгу, намереваясь подождать своего
друга, как целая толпа сыщиков и солдат, смешавшихся вместе, осадила
дом, взломала несколько дверей...
Кардинал знаком пояснил королю: "Это по поводу того дела, о котором я
