Двое других были откровеннее: они, не стыдясь, сознались, что служили
на военном корабле, отбывая наказание. Таким образом, ДаАртаньян оказал-
ся начальником шести солдат и четырех матросов; у него было два отряда:
сухопутный и морской. Планше очень бы возгордился, узнав об этом.
ДаАртаньян велел своим воинам готовиться к отбытию в Гаагу: одни про-
едут берегом в Брескенс, другие - по дороге на Антверпен.
Рассчитав время, нужное для переезда, назначили свидание на главной
площади в Гааге ровно через две недели.
ДаАртаньян приказал своим людям ехать парами и выбрать себе спутника
по вкусу. Сам он выбрал две наименее отвратительные рожи, двух солдат,
которых он знавал прежде и у которых было только два порока: пьянство и
страсть к игре. Эти люди еще помнили прошлое, и под военным мундиром их
сердца забились как встарь. ДаАртаньян, чтобы не возбудить зависти, отп-
равил сначала всех других. Он оставил при себе двух своих любимцев, одел
их из своего гардероба и двинулся с ними в путь.
Этим молодцам, пользовавшимся, как им казалось, его особым доверием,
он сообщил важную тайну, чтобы обеспечить успех предприятия. Он признал-
ся им, что дело идет вовсе не о том, насколько английская контрабанда
вредит французской торговле, а, напротив, о том, насколько французская
контрабанда вредит английской торговле. Любимцы даАртаньяна охотно ему
поверили. ДаАртаньян был убежден, что при первом же кутеже, когда они
мертвецки напьются, хоть один из них непременно расскажет важную тайну
всей шайке. Игра казалась ему беспроигрышной.
Через две недели после свидания в Кале вся шайка собралась в Гааге.
Тут ДаАртаньян заметил, что все его люди успели весьма ловко переря-
диться в матросов, более или менее пострадавших от бурь.
ДаАртаньян поместил их на ночь в отдаленном квартале города, а сам
устроился в удобной комнате на большом канале.
Он узнал, что Карл II вернулся к своему союзнику, штатгальтеру Гол-
ландии Вильгельму II. Он узнал также, что отказ короля Людовика XIV нес-
колько ослабил покровительство несчастному королю и что поэтому он уда-
лился в маленький дом в деревне Шевенинген, расположенной среди дюн на
берегу моря, недалеко от Гааги.
Там, по слухам, несчастный изгнанник утешался тем, что со свойствен-
ной всему его семейству печалью смотрел на беспредельное Северное море,
отделявшее его от родной Англии, подобно тому как некогда оно отделяло
Марию Стюарт от Франции.
Там, за редкими деревьями красивого шевенингенского леса, на мелком
песке, где растут золотистые кустарники дюн, Карл II прозябал, как они,
более несчастный, чем они, ибо обладал разумом, и душа его полнилась по-
очередно то надеждою, то отчаянием.
ДаАртаньян дошел раз до Шевенингена, чтобы убедиться, правду ли гово-
рят о короле. Он видел, как задумчивый Карл II один вышел через калитку
в рощу и стал прогуливаться по берегу при заходящем солнце. Никто, даже
рыбаки, вытаскивавшие лодки на песок, не обращал на него внимания.
ДаАртаньян узнал короля. Он видел, как король устремил свой мрачный
взор на бескрайнюю гладь вод и как на бледном лице его погасли красные
лучи солнца, полукруг которого уже утонул под черной линией горизонта.
Затем Карл II медленно направился к своему пустынному жилищу, все столь
же одинокий и все столь же печальный, прислушиваясь к скрипу зыбкого и
рыхлого песка под своими ногами.
В тот вечер даАртаньян нанял за тысячу ливров рыбачье судно, стоившее
не менее четырех тысяч. Он отдал тысячу ливров наличными, а остальные
три, тысячи в виде обеспечения вручил бургомистру. Потом, темной ночью,
тайно посадил на него свой сухопутный отряд из шести человек, и под ут-
ро, в три часа, судно вышло в море, открыто маневрируя под управлением
четырех матросов.
ДаАртаньян полагался на искусство галерника так, словно тот был пер-
вым лоцманом Гаагского порта.
XXIII
АВТОР ПРОТИВ ВОЛИ ПРИНУЖДЕН ЗАНЯТЬСЯ НЕМНОГО ИСТОРИЕЙ
Пока короли и все прочие занимались Англией, которая управлялась сама
собою и которая, скажем к ее похвале, никогда не бывала управляема столь
дурно, человек, на котором господь остановил свой взор и свой указующий
перст, которому предстояло вписать имя крупными буквами в историю, про-
должал на виду у всех свой таинственный и смелый подвиг. Он подвигался
вперед, но никто не знал, куда он идет, хотя не только Англия, но и
Франция и вся Европа видели, что он идет твердым шагом, гордо подняв го-
лову. Сообщим здесь, что было известно об этом человеке.
Монк объявил, что будет защищать независимость усеченного парламента,
или охвостья, как его тогда называли, - того самого парламента, который
Ламберт, подражая Кромвелю, чьим сподвижником он был, подверг, стремясь
навязать ему свою волю, столь суровой блокаде, что в это время ни один
член парламента не мог выйти из здания.
Ламберт и Монк - все сказано этими именами. Первый был носителем дес-
потизма, а второй - республиканской идеи в ее чистом виде. Оба они были
единственными политическими представителями революции, в которой король
Карл I лишился сперва короны, а затем и головы.
Ламберт не скрывал своих целей: он хотел учредить чисто военное пра-
вительство и стать главою этого правительства.
Честный республиканец, по мнению некоторых, Монк хотел сохранить усе-
ченный парламент - это явное, хотя и испорченное, детище республики.
Честолюбец, по уверению других, Монк хотел сделать себе из этого парла-
мента, которому, казалось, он покровительствовал, прочную ступень к тро-
ну, еще не занятому после того, как Кромвель свергнул короля, но не ос-
мелился сесть на этот трон сам.
Таким образом, Ламберт, который преследовал парламент, и Монк, кото-
рый поддерживал его, стали врагами.
Прежде всего Монк и Ламберт решили каждый составить себе армию: Монк
- в Шотландии, где находились просвитериане и роялисты, то есть недо-
вольные; Ламберт - в Лондоне, где, как всегда, находилась самая сильная
оппозиция.
Монк водворил спокойствие в Шотландии, создал там армию и устроил се-
бе убежище, охранявшееся этой армией. Он знал, что не настал еще день,
когда можно совершить переворот; поэтому шпага его, казалось, приросла к
ножнам. Монк не боялся ничего в своей дикой, гористой Шотландии; генерал
и властелин армии из одиннадцати тысяч старых солдат, которых он не раз
водил к победе, он знал лондонские интриги гораздо лучше Ламберта, сто-
явшего с войском в Лондоне.
Таково было положение Монка, когда, находясь на расстоянии ста лье от
Лондона, он объявил себя сторонником парламента.
Ламберт, как мы уже сказали, был в Лондоне. Там он сосредоточил все
свои действия и объединил вокруг себя всех своих друзей и чернь, всегда
склонную помогать врагам существующей власти.
В Лондоне Ламберт узнал, что Монк, находясь на границе Шотландии, по-
могает парламенту. Он понял, что нельзя терять времени и что Твид не так
далек от Темзы, чтобы армия, особенно при хорошем командовании, не могла
перешагнуть с одной реки на другую. Кроме того, он понимал, что армия
Монка, проникая в сердце Англии, будет расти, как снежный ком.
Поэтому Ламберт собрал свое войско, грозное и по составу и по числен-
ности, и устремился навстречу Монку, который, подобно осторожному мореп-
лавателю, пробирающемуся среди рифов, двигался медленно, держа нос по
ветру, принюхиваясь и прислушиваясь ко всему, что доносилось из Лондона.
Обе армии сошлись у Ньюкасла. Ламберт пришел первый и занял город.
Монк, всегда осмотрительный, расположился в Колдстриме, на Твиде.
Увидав Ламберта, армия Монка воодушевилась; напротив, увидав Монка,
армия Ламберта пала духом. Казалось, неустрашимые воины Ламберта, так
сильно шумевшие на улицах Лондона, двинулись в путь в надежде никого не
встретить; теперь же, при виде армии, которая выступила против них не
только в защиту своего знамени, но и за дело республики, эти герои слов-
но начали размышлять над тем, что они не такие хорошие республиканцы,
как солдаты Монка, которые поддерживали парламент, тогда как Ламберт ни-
чего не защищал, даже парламент.
Что же касается самого Монка, то он, надо полагать, был погружен в
самые печальные мысли: история рассказывает, - а известно, что эта поч-
тенная дама никогда не лжет, - что в день прибытия его в Колдстрим по
всему городу тщетно искали хоть одного барана.
Если бы Монк командовал английской армией, то она бы вся разбежалась.
Но шотландцы не похожи на англичан, которым непременно нужно мясо с
кровью. Шотландцы - люди бедные и скромные - могут питаться ячменными
лепешками, испеченными на раскаленном камне.
Получив свою порцию ячменя, шотландцы нисколько не беспокоились о
том, есть ли говядина в Колдстриме.
Монк, не привыкший к ячменным лепешкам, хотел есть; штаб его, такой
же голодный, как и он, с тревогой поглядывал по сторонам, стараясь уз-
нать, что готовят к ужину.
Монк выслал вперед разведку. Его разведчики, прибыв в город, никого
не встретили и нашли, что все лавки пусты; на мясников и на булочников
нечего было надеяться. В Колдстриме не нашлось даже куска пшеничного
хлеба для генеральского стола.
По мере того как рассказы следовали один за другим, в общем все мало-
утешительные, Монк, видя испуг и уныние на лицах окружающих, постарался
уверить всех, что он не голоден; к тому же они смогут поесть завтра, ибо
Ламберт, вероятно, собирается развязать бой и, следовательно, добыть
провизию, если потерпит неудачу в Ньюкасле, или навсегда освободить сол-
дат Монка от голода, если окажется победителем. Подобное утешение оказа-
ло свое воздействие лишь на небольшую кучку людей, но это обстоятельство
не особенно тревожило Монка, ибо он обладал характером весьма реши-
тельным, хоть внешне и выглядел человеком на редкость мягким.
Так что всем пришлось удовлетвориться его посулами или, по крайней
мере, сделать вид, что они удовлетворены оными. Монк, столь же голодный,
как и его люди, но выказывая самое великолепное безразличие к отсутствию
вышеупомянутого барана, отрезал кусок табака в полпальца длиной и при-
нялся жевать его, уверяя своих лейтенантов, что голод - одна выдумка,
что нельзя быть голодным, когда есть что жевать.
Эта шутка утешила некоторых. Поставили караулы, разослали патрули, и
генерал продолжал свой скудный ужин в открытой палатке.
Между его лагерем и неприятельским возвышалось старинное Ньюкаслское
аббатство. Оно стояло на Обширном участке, обособленном как от долины,
так и от реки: это было почти сплошное болото. Но между, лужами, покры-
тыми высокой травой, осокой и тростником, находились полосы твердой зем-
ли, превращенные в огород, в парк и в сад аббатства. Аббатство напомина-
ло огромного паука, имевшего совершенно круглое туловище, от которого в
разные стороны идут ноги неравной длины. Самую длинную ногу представлял
огород, простиравшийся до самого лагеря Монка. К несчастью, было только
начало июня, и в заброшенном огороде еще ничего не созрело.
Монк приказал стеречь это место, потому что оно было наиболее удобным
для внезапного нападения. За аббатством виднелись огни неприятельского
лагеря, а между лагерем и. аббатством под сенью зеленых дубов вилась ре-
ка Твид.
Монк превосходно изучил позицию Ньюкасла и его окрестности, не раз
уже служившие ему главной квартирой. Он знал, что днем, может быть, неп-
риятель предпримет рекогносцировку и около аббатства произойдет стычка,
но ночью он не решится явиться сюда. Поэтому Монк чувствовал себя в бе-
зопасности.
Солдаты могли видеть, как он после ужина, то есть пожевав табак, зас-
нул, сидя в кресле, подобно Наполеону под Аустерлицем, при свете ночника
и луны, поднимавшейся на горизонте.
Было около половины десятого вечера.
Вдруг Монка вывела из дремоты, быть может притворной, толпа солдат,
