видируется, и г-н Планше заранее прощает тени г-на даАртаньяна двадцать
тысяч ливров, которые он, Планше, внес в кассу поименованной компании".
Последний пункт заставил Планше нахмуриться, но, взглянув на блестя-
щие глаза своего компаньона, на его мускулистую руку, на его крепкое те-
ло, он приободрился и без сожаления, уверенно подписал последний пункт.
ДаАртаньян сделал то же самое. Так был составлен и первый известный в
истории общественный договор. Быть может, впоследствии несколько искази-
ли его форму и содержание.
- А теперь, - сказал Планше, наливая даАртаньяну последний стакан ан-
жуйского вина, - извольте ложиться спать.
- Да нет же, - ответил даАртаньян, - ибо теперь остается самое труд-
ное, и я хочу обдумать это самое трудное.
- Ну вот! - заметил Планше. - Я так вам верю, господин даАртаньян,
что не отдал бы моих ста тысяч фунтов за девяносто.
- Черт меня побери! - воскликнул даАртаньян. - Я считаю, что ты прав.
ДаАртаньян взял свечу, прошел в свою комнату и лег в постель.
XXI
Д'АРТАНЬЯН ГОТОВИТСЯ ПУТЕШЕСТВОВАТЬ ПО ДЕЛАМ ТОРГОВОГО ДОМА "ПЛАНШЕ И
К0"
ДаАртаньян так много думал всю ночь, что к утру план был у него го-
тов.
- Вот, - начал он, сев в постели, облокотившись на колено и подперев
подбородок рукою, - вот что я сделаю! Я подыщу сорок человек, верных и
стойких; найду их между людьми, пусть замешанными в сомнительные делиш-
ки, но приученными к дисциплине. Я обещаю им по пятьсот ливров, если они
вернутся живыми во Францию; а если не вернутся, то ничего... или полови-
ну обещанной суммы их наследникам. Что касается пищи и жилья, то это -
дело англичан, у которых есть скот на пастбищах, сало в солильных кад-
ках, куры в курятниках и зерно в амбарах. С этим отрядом я явлюсь к ге-
нералу Монку. Он примет меня; я приобрету его доверие и злоупотреблю им
как можно скорее.
Но сейчас же даАртаньян остановился и покачал головой.
- Нет, - произнес он, - и не решился бы сказать об этом Атосу; стало
быть, это средство не совсем хорошее. Надо действовать силой, - прибавил
он, - да, конечно, надо действовать силой, не роняя своей чести. С этими
сорока солдатами я примусь вести войну, как партизан... Так, но если я
встречу даже не сорок тысяч англичан, как говорил Планше, а только четы-
реста, то наверняка буду разбит, потому что между моими воинами будет,
по крайней мере, десять трусов и десять таких дураков, которые позволят
по глупости убить себя. Да, в самой деле, нельзя набрать сорок человек
вполне верных... столько и на свете нет. Надо удовольствоваться трид-
цатью... Когда у меня будет только тридцать, я буду вправе избегать
встречи с врагом, ссылаясь на малочисленность отряда; а если уж придется
драться, то можно в тридцати людях быть более уверенным, чем в сорока.
Кроме того, я таким образом сберегу пять тысяч франков, то есть восьмую
долю моего капитала... а это не шутка! Решено, возьму только тридцать
человек! Разделю их на три отряда, и мы рассеемся по Англии с приказани-
ем соединиться в известную минуту; таким образом, разъезжая группами по
десяти человек, мы нигде не возбудим подозрений, везде проберемся неза-
меченными. Да, да, тридцать - чудесное число!.. Ах я, несчастный! -
вскричал вдруг даАртаньян. - Ведь надо и тридцать лошадей! Это разори-
тельно! Черт знает, где была у меня голова! Однако нельзя же без лошадей
отважиться на такой подвиг! Хорошо, надо так надо; но лошадей мы добудем
в Англии; кстати, они там недурны... Черт возьми! Еще забыл одну вещь:
для трех отрядов нужны три начальника. Из трех начальников у меня есть
один, это я сам; но остальные двое будут стоить почти столько же,
сколько весь отряд. Нет, решительно, нужен только один лейтенант. В та-
ком случае я ограничу отряд двадцатью людьми. Конечно, двадцати человек
мало; но если я с тридцатью решил не искать встречи с неприятелем, то с
отрядом в двадцать человек буду искать ее еще менее. Двадцать - круглое
число; притом и число лошадей уменьшится на десять, чего не должно упус-
кать из виду; и тогда, с хорошим лейтенантом... Черт возьми! Что значит,
однако, терпение и расчет! Я хотел отправиться в Англию с сорока челове-
ками, а теперь ограничился двадцатью, между тем успех будет тот же. Де-
сять тысяч экономии и в сто раз больше спокойствия, вот штука! Ну, те-
перь остается только отыскать лейтенанта! Это не легко: необходимо, что-
бы он был храбр и честен, словом, похож на меня. Да, но лейтенант должен
знать мою тайну, а так как тайна моя стоит миллион, а я заплачу моему
лейтенанту только тысячу ливров или, самое большее, полторы тысячи, то
он продаст мой секрет генералу Монку. Долой лейтенанта, черт побери! Да-
же если бы он был нем, как ученик Пифагора, у него найдется в отряде лю-
бимец, который сделается сержантом и проникнет в тайну своего лейтенан-
та, если тот окажется честен и не захочет ее продать. Тогда сержант, не
такой честный и менее честолюбивый, продаст тайну за каких-нибудь
пятьдесят тысяч ливров.
Нет, это не годится. Решено, лейтенанта не нужно! Но в таком случае
нельзя делить войско на два отряда и действовать одновременно в двух
пунктах, если во втором пункте у меня не будет командира... Но зачем
действовать в двух пунктах, когда надо захватить одного человека? Зачем
ослаблять отряд, разделяя его на две части: тут правая, там левая?
Устрою один отряд под начальством самого даАртаньяна, и баста! Но ес-
ли двинутся в поход все двадцать человек, они всюду возбудят подозрение:
да, двадцать всадников не должны ехать толпой. Не то навстречу вышлют
роту, которая спросит пароль и, увидев, что с отзывом не торопятся, пе-
рестреляет господина даАртаньяна и его сподвижников, как кроликов.
Поэтому хватит с меня десяти человек; так будет гораздо проще. Ведь я
должен действовать осторожно: осторожность в таком деле половина успеха;
большой отряд увлек бы меня, может быть, на какую-нибудь глупость. Де-
сять лошадей легко купить или достать. Ах, какая счастливая мысль! И как
она меня сразу успокоила! Никаких подозрений, паролей, опасностей... Де-
сять человек могут сойти за лакеев или приказчиков. Десять человек могут
иметь десять лошадей с товаром, и их везде примут хорошо...
Итак, десять человек путешествуют за счет дома Планше и французской
Компании: здесь ничего не возразишь. Эти десять человек, одетые как на
маневрах, имеют при себе добрый охотничий нож, мушкет на луке седла, хо-
роший пистолет в седельной кобуре. Они ни в ком не вызывают тревоги, ибо
у них нет никаких дурных намерений.
Может быть, они смахивают на контрабандистов, эка важность! Контра-
банда не многоженство, за нее не повесят. Может быть, конфискуют наши
товары: хуже ничего не случится. Пускай себе конфискуют товары, не беда!
Чудесно, удивительный план. Беру десять человек; они будут стоить сорока
по своей решимости и четырех по издержкам. Для большей верности не скажу
им ни слова о моем намерении. Скажу только: "Друзья мои, есть выгодное
дельце!" Дьявол будет очень хитер, если при этих условиях сыграет со
мной какую-нибудь скверную шутку. Пятнадцать тысяч экономии из двадцати.
Бесподобно!
Ободренный своим искусным расчетом, даАртаньян остановился на этом
плане и решил больше ничего не изменять в нем. Он уже вписал в листок
своей богатой памяти десять имен славных искателей приключений, десять
имен людей, к которым судьба или правосудие не были благосклонны.
Покончив с этим, даАртаньян встал и тотчас отправился искать их, ска-
зав, чтобы Планше не ждал его ни к завтраку, ни к обеду. Полтора дня он
бегал по разным закоулкам Парижа и, переговорив с каждым из искателей
приключений в отдельности, успел собрать превосходную коллекцию страшных
рож, которые говорили пофранцузски немного лучше, чем на английском язы-
ке, на котором им предстояло изъясняться.
Большею частью это были солдаты, достоинства которых даАртаньян имел
возможность оценить во многих случаях. Пьянство, злополучный удар сабли,
нечаянный карточный выигрыш или экономические реформы Мазарини принудили
их искать уединения и мрака - этих двух великих утешителей непонятых и
оскорбленных душ.
На их лицах и одежде видны были следы горестей, ими перенесенных. У
некоторых физиономии были в шрамах; у всех без исключения платье было в
лохмотьях. ДаАртаньян заткнул наиболее зияющие дыры из средств, принад-
лежавших компании. Распределив по справедливости небольшую сумму, чтобы
придать отряду приличный вид, даАртаньян назначил своим рекрутам сборный
пункт на севере Франции, между Бергом и Сент-Омером. Срок был шесть
дней; даАртаньян, хорошо зная добрую волю, веселый нрав и относительную
честность этих блистательных героев, был уверен, что все они не преминут
явиться.
Отдав нужные приказания, он поехал проститься с Планше, который спро-
сил у него, что делает их войско.
ДаАртаньян не счел нужным сообщить ему о переменах в численности ар-
мии из боязни, что компаньон потеряет нему доверие.
Планше весьма обрадовался, узнав, что армия уже набрана, а сам он -
что-то вроде короля на паях и, идя на своем троне за конторкой, - участ-
вует в содержании воинской части, сформированной против коварного Альби-
она, исконного врага всех истинных французов.
Планше отсчитал даАртаньяну новенькими двойными луидорами свою долю в
двадцать тысяч ливров и затем, такими же новенькими двойными луидорами,
вручил ему его собственные деньги. ДаАртаньян положил деньги в два мешка
и, взвесив их в руках, сказал:
- Знаешь, Планше, эти деньги вещь довольно обременительная. Тут, вер-
но, больше тридцати фунтов.
- Ну, ваша лошадь свезет это, как перышко.
ДаАртаньян покачал головою.
- Не говори так, Планше. Лошадь, везущая, кроме всадника и багажа,
еще тридцать фунтов, не может легко переплыть реку, перепрыгнуть через
стену или через ров, а если нет лошади, так нет и всадника. Правда, ты
этого не знаешь, Планше: ведь ты всю жизнь служил в пехоте.
- Так как же быть? - спросил Планше в сильном смущении.
- Знаешь что, - отвечал даАртаньян, - я заплачу жалованье нашей армии
по возвращении во Францию. Я оставлю у тебя мои двадцать тысяч ливров, и
ты употреби их пока в дело.
- А моя доля?.. - начал было Планше.
- Ее я беру с собой.
- Горжусь вашим доверием, - сказал Планше. - А что, если вы не верне-
тесь?
- Может быть, и не вернусь, хотя не думаю этого.
А на случай моей гибели... " Дай-ка мне перо, я напишу завещание.
ДаАртаньян взял перо, бумагу и написал:
"Я, нижеподписавшийся, в продолжение трехлетней службы его величеству
королю сберег двадцать тысяч ливров. Оставляю из них тридцати пять Фран-
ции, пять тысяч Атосу, пять тысяч Портосу, пять тысяч Арамису, чтобы они
отдали их от моего и своего имени моему маленькому другу Раулю, виконту
де Бражелону. Последние же пять тысяч оставляю г-ну Планше, чтобы он с
меньшим сожалением передал прочие пятнадцать тысяч друзьям моим,
В чем подписуюсь даАртаньян".
Планше, видимо, очень хотелось прочесть то, что написал даАртаньян.
- На, прочти, - сказал мушкетер.
Читая последние строки, Планше расчувствовался и чуть не заплакал.
- Вы думаете, что без подарка я не отдал бы денег?
Я не возьму ваших пяти тысяч ливров!
ДаАртаньян улыбнулся:
- Бери, Планше, бери; таким образом, ты потеряешь только пятнадцать
тысяч и не станешь искать способов ничего не потерять, не исполнив воли
бывшего твоего господина и друга.
Как хорошо знал наш славный даАртаньян сердце человеческое, в особен-
ности сердце лавочника!
Те, кто называл сумасшедшим Дон Кихота, потому что он отправился за-
воевывать государство с одним оруженосцем Санчо; те, кто называл сумас-
шедшим Санчо за то, что он пустился за своим господином в этот поход, -
несомненно, были бы такого же мнения о д'Артаньяне и Планше.
