которые я отрезал бы язык любому другому, кто осмелился бы сказать их.
Наконец, ваше величество сами приказали мне высказать все, что у меня на
душе, и вот я изливаю желчь, накопившуюся во мне за тридцать лет; точно
так же пролил бы я всю кровь свою, если бы мне было это приказано.
Король, не говоря ни слова, отирал крупные капли пота, струившиеся по
его лицу.
Минута молчания, последовавшая за этой дерзновенной выходкой, заклю-
чала в себе целый век мучений и для того, кто говорил, и для того, кто
слушал.
- Сударь, - сказал наконец король, - вы произнесли слово "забвение",
и я ничего не слышал, кроме этою слова. На это слово я вам и отвечу.
Иные, быть может, очень забывчивы; но я - другое дело, я ничего не забы-
ваю... И вот вам доказательство: в один ужасный день, когда кипело воз-
мущение и парижский народ, грозный и бушующий, как море, бросился в Па-
ле-Рояль; в тот день, когда я притворялся спящим в постели, - один чело-
век с обнаженной шпагой, спрятавшись за моей кроватью, охранял мою
жизнь, готовый отдать за меня собственную жизнь. Он рисковал ею уже раз
двадцать для других членов моего семейства. Этого дворянина, у которого
я тогда спросил его имя, звали даАртаньяном. Не так ли, господин лейте-
нант?
- У вашего величества прекрасная память, - холодно отвечал офицер.
- Видите, господин лейтенант, - сказал король, - если я храню такие
воспоминания с детства, то, верно, ничего не забуду в зрелые лета.
- Ваше величество щедро одарены природой, - отвечал офицер тем же то-
ном.
- Послушайте, господин даАртаньян, - продолжал Людовик с лихорадочным
волнением, - неужели вы не можете потерпеть, как я терплю? Разве вы не
можете делать то, что я делаю?
- А что вы делаете, государь?
- Жду.
- Ваше величество, вы можете ждать, потому что вы молоды; но у меня,
ваше величество, нет времени ждать! Старость стучится ко мне в дверь, а
за нею - смерть, она уже заглядывает в мой дом. Ваше величество, вы
только начинаете жить. Вы полны надежд, вы можете довольствоваться буду-
щими благами, но я, ваше величество, я на другом конце горизонта, и мы
так далеки один от другого, что я никак не успею дождаться, пока ваше
величество подойдет ко мне.
Людовик прошелся по комнате, отирая холодный пот, который очень напу-
гал бы докторов, если бы они увидели короля в таком состоянии.
- Хорошо, господин лейтенант, - сказал Людовик XIV отрывисто. - Вы
хотите выйти в отставку? Вы будете уволены. Вы подаете мне прошение об
увольнении вас от звания лейтенанта королевских мушкетеров?
- Почтительно повергаю его к стопам вашего величества!
- Довольно. Я прикажу назначить вам пенсию.
- Я буду вам очень обязан, ваше величество.
- Господин лейтенант, - начал опять король с заметным усилием, - мне
кажется, что вы лишаетесь хорошего хозяина.
- Я в этом совершенно уверен.
- Найдете ли вы когда-нибудь такого же?
- О! Я знаю, государь, что вы единственный в мире. С этой минуты я уж
не поступлю на службу ни к кому из королей земных и буду сам себе госпо-
дином.
- Это правда?
- Клянусь вашему величеству.
- Я не забуду вашей клятвы.
ДаАртаньян поклонился.
- Вы знаете, господин лейтенант, что у меня хорошая память, - приба-
вил король.
- Знаю, ваше величество, но я желал бы, чтобы память изменила вам и
вы забыли бы обиды, о которых я вынужден был рассказать вам. Ваше вели-
чество, вы стоите так высоко над нами, жалкими и ничтожными, что, наде-
юсь, забудете...
- Я буду подобен солнцу, господин лейтенант, которое видит всех - ве-
ликих и малых, богатых и бедных, дает одним блеск, другим теплоту, а
всем - жизнь. Прощайте, господин ДаАртаньян... Прощайте, вы свободны!
И король, едва сдерживая рыдания, поспешно удалился в соседнюю комна-
ту.
ДаАртаньян взял со стола шляпу и вышел.
XV
ИЗГНАННИК
Не успел ДаАртаньян сойти с лестницы, как король позвал своего приб-
лиженного.
- Я дам вам поручение, - сказал король.
- Я к услугам вашего величества.
- Тогда подождите.
Молодой король сел писать письмо. Из груди его вырвалось несколько
вздохов, но в глазах сверкало торжество.
"Господин кардинал!
Следуя вашим добрым советам и особенно покоряясь вашей твердости, я
победил и одолел слабость, недостойную короля. Вы так хорошо устроили
мою будущность, что благодарность остановила меня в ту минуту, когда я
хотел разрушить ваш труд. Я понял, что был неправ, пожелав идти не тем
путем, который вы указали мне. Какое несчастье было бы для всей Франции
и для моего семейства, если бы раздор вспыхнул между мной и моим минист-
ром.
Однако это, конечно, случилось бы, если бы я взял в жены вашу племян-
ницу. Я прекрасно это понял и с настоящей минуты не буду противиться
своему жребию. Я готов вступить в брак с инфантой Марией-Терезией. Вы
можете немедленно начать переговоры.
Любящий вас Людовик".
Король прочитал письмо, потом собственноручно запечатал его.
- Отдайте это письмо кардиналу, - приказал он.
Приближенный вышел.
У дверей Мазарини он встретил Бернуина, который ждал его с волнением.
- Что? - спросил он.
- Письмо от короля к господину кардиналу, - отвечал приближенный.
- Письмо! Мы ждали его после сегодняшней утренней прогулки его вели-
чества.
- А, вы знаете, что король...
- В качестве первого министра мы обязаны все знать. В этом письме его
величество, вероятно, просит, умоляет?
- Не знаю, но король не раз вздохнул в то время, как писал.
- Да, да, мы знаем, что это значит. Вздыхать можно от счастья так же,
как от горя.
- Однако король по возвращении не был похож на счастливого человека.
- Вы, верно, не рассмотрели? И вы видели его величество, только когда
он возвратился: во время прогулки с ним находился только лейтенант муш-
кетеров. Но я смотрел в зрительную трубу кардинала, когда глаза его пре-
освященства уставали. Уверяю вас, оба плакали: и король и дама.
- И что же, плакали они тоже от счастья?
- Нет, от любви: они давали друг другу клятвы самой нежной любви, ко-
торые король готов сдержать очень охотно. И это письмо - начало исполне-
ния клятв.
- А что думает господин кардинал об этой страсти, которая, впрочем,
ни для кого не тайна?
Бернуин взял под руку королевского посланца и, подымаясь с ним по
лестнице, сказал вполголоса:
- Если говорить откровенно, кардинал надеется на полный успех этого
дела. Знаю, что нам придется воевать с Испанией, но что за беда? Война
отвечает желаниям дворянства. Кардинал даст своей племяннице королевское
приданое, быть может, даже лучше королевского. Будут деньги, празднества
и битвы. Все будут довольны.
- А мне кажется, - возразил приближенный, покачивая головою, - что
такое маленькое письмецо не может заключать в себе столько важных вещей.
- Друг мой, - ответил Бернуин, - я уверен в том, что говорю. Господин
даАртаньян рассказал мне все.
- Что же именно?
- Я обратился к нему от имени кардинала и спросил, что там произошло.
Разумеется, я не открыл ему наших тайных замыслов, он ведь ловкий прой-
доха. "Любезный господин Бернуин, - отвечал он мне, - король до безумия
влюблен в Марию Манчини. Вот все, что я могу вам сказать". - О, неужели
вы думаете, - сказал я, - что ради этой любви он способен нарушить волю
кардинала?" - "Ах, не спрашивайте меня! Я думаю, что король готов на
все! Он чрезвычайно упрям, и когда чегонибудь хочет, так непременно нас-
тоит на своем. Если он задумал жениться на Марии Манчини, так непременно
женится". С этими словами лейтенант простился со мной и пошел к конюшне;
там он оседлал лошадь, вскочил на нее и пустился как стрела, словно за
ним гнался сам дьявол.
- Значит, вы думаете...
- Что лейтенант знает гораздо больше того, что сказал мне...
- И, по-вашему мнению, господин даАртаньян...
- Вероятно, скачет теперь за изгнанными красавицами и подготовляет
все необходимое для успеха королевской любви.
Беседуя таким образом, оба наперсника подошли к кабинету кардинала.
Мазарини уже не мучила подагра; он в волнении ходил по комнате, прислу-
шиваясь у дверей и заглядывая в окна.
Бернуин ввел к нему посланного, которому приказано было вручить
письмо лично кардиналу. Мазарини взял письмо, но, прежде чем распечатать
его, изобразил на своем лице ничего не выражающую улыбку, за которой так
удобно скрывать любые переживания. Поэтому на его лице никак не отрази-
лись те чувства, которые возбудило в нем письмо.
- Хорошо! - произнес он, перечитав письмо два раза... - Превосходно!
Скажите его величеству, что я благодарю его за послушание королеве-мате-
ри и исполню его волю.
Посланный вышел.
Едва дверь закрылась, как кардинал, не имевший нужды притворяться при
Бернуине, сбросил маску и мрачно крикнул:
- Позвать Бриенна!
Секретарь тотчас явился.
- Я оказал сейчас, - сообщил ему Мазарини, - такую важную услугу го-
сударству, какой никогда еще не оказывал. Вот письмо, свидетельствующее
о ней; вы отнесете его королеве и, когда она прочтет, положите его в
папку под литерою Б, где лежат документы и бумаги, касающиеся моей служ-
бы Франции.
Бриенн вышел. Он не мог удержаться, чтобы не прочитать по дороге это
интересное письмо, так как оно не было запечатано. Разумеется, и Берну-
ин, живший в ладу со всеми, подошел к секретарю поближе, так что мог че-
рез его плечо прочесть письмо. Новость быстро разнеслась по дворцу, и
Мазарини даже боялся, что она дойдет до королевы прежде, чем Бриенн ус-
пеет показать ей письмо сына.
Вскоре был отдан приказ об отъезде, и принц Конде, явившись к моменту
пробуждения короля, пометил в своей записной книжке Пуатье как следующий
пункт, где их величества решили остановиться и отдохнуть.
Так в несколько минут закончилась интрига, сильно занимавшая всех
дипломатов Европы. Самый очевидный ее результат состоял в том, что лей-
тенант мушкетеров лишился места и жалованья. Правда, взамен того и дру-
гого он получил независимость.
Скоро мы узнаем, как даАртаньян воспользовался ею. Теперь же, с поз-
воления читателя, вернемся в "Гостиницу Медичи", где открылось окно как
раз в ту же минуту, когда во дворце отдавали приказание об отъезде коро-
ля.
Окно отворилось в комнате Карла II. Несчастный король провел всю ночь
в раздумье. Он сидел, опустив голову на руки и облокотившись на стол.
Больной и дряхлый Парри заснул в углу комнаты, утомленный духом и телом.
Странной была участь этого верного слуги: он видел, что и для второго
поколения его королей начинается ряд страшных бедствий, терзавших пер-
вое. Когда король поразмыслил над своей неудачей, когда понял, в каком
ужасном одиночестве он очутился, простившись с последней надеждой, у не-
го закружилась голова, и он откинулся на спинку кресла, в котором сидел.
Тут судьба сжалилась над несчастным и послала ему сон. Он проснулся
только в половине седьмого, когда солнце уже осветило комнату. Парри, не
двигавшийся с места, чтобы не разбудить короля, с невыразимой грустью
смотрел на глаза молодого монарха, покрасневшие от бессонницы, на его
щеки, побледневшие от страданий и лишений.
Стук тяжелых телег, спускавшихся к Луаре, разбудил Карла. Он встал,
осмотрелся, как человек, который все забыл, увидел Парри, пожал ему руку
и приказал рассчитаться с Крополем.
Крополь, взявши с Парри по счетам, поступил вполне честно, повторив
только свое замечание, что оба путешественника ничего не ели, в чем он
видел двойное неудобство: обиду для своей кухни и необходимость брать за
обеды, которые не были съедены, но все же были приготовлены.
Парри заплатил, не возражая.
- Надеюсь, - сказал король, - что лошади наши питались не так, как
мы. По вашему счету я не вижу, чтобы они кормились, а нам, путешествен-
никам, отправляющимся очень далеко, плохо иметь голодных лошадей.
