нился.
- От всей души благодарю ваше величество, - сказал он. - Я безуспешно
просил помощи у величайшего из королей земных: теперь буду просить чуда
у бога.
И он вышел, не желая продолжать разговор, с высоко поднятой головой,
но с дрожащими руками, с искаженным от горя лицом и мрачным взглядом,
как человек, которому нечего надеяться на людей и который хочет искать
помощи в неведомых мирах.
Офицер мушкетеров, увидев его мертвенную бледность, поклонился ему
почти до земли.
Потом он взял факел, позвал двух мушкетеров и повел несчастного коро-
ля по пустой лестнице, держа в левой руке шляпу, перо которой касалось
ступеней.
Дойдя до дверей, офицер спросил короля, куда ему угодно идти, чтобы
послать с ним мушкетеров.
- Господин офицер, - отвечал Карл II вполголоса, - вы говорили, что
знали отца моего; может быть, вы даже молились за него? Если так, то не
забудьте и меня в своих молитвах. А теперь я пойду один. Прошу вас не
провожать меня и не посылать конвоя.
Офицер поклонился и отослал мушкетеров во внутренние покои.
Но сам остался еще несколько минут под воротами. Он хотел видеть, как
удалился и исчез Карл II во мраке извилистой улицы.
- Ах, - прошептал он, - если б Атос был здесь, то мог бы сказать и
ему, как некогда сказал отцу его: "Приветствую павшее величество!"
Потом он пошел по лестнице, приговаривая на каждом шагу:
- О, что за скверная служба!.. Что за жалкий властелин!.. Такая жизнь
невыносима! Пора мне решиться на что-нибудь!.. Ни великодушия, ни энер-
гии! Да, учитель достиг цели, ученик убит навсегда! Черт возьми! Я этого
не перенесу... Ну, что вы? - спросил он мушкетеров, войдя в переднюю. -
Чего вы смотрите на меня? Погасите факелы и ступайте на свои места! А,
вы ждали меня?.. Да, вы охраняли меня, добрые товарищи!.. Но я не герцог
Гиз, и будьте уверены, меня не убьют в узком (коридоре, - прибавил офи-
цер сквозь зубы, - такой поступок показал бы решимость, а у нас нет ре-
шимости с тех пор, как умер кардинал Ришелье. Ах, вот был человек!.. Ре-
шено, завтра же сбрасываю с плеч этот мундир!
Потом, спохватившись, добавил:
- Нет, еще рано! Остается еще одна - последняя попытка! Решусь на
нее; но она, клянусь честью, будет действительно последней, черт возьми!
Он успел он договорить этой фразы, как из комнаты короля раздалось:
- Господин лейтенант! Король желает говорить с вами.
- Хорошо, - сказал лейтенант вполголоса, - может быть, как раз о том,
о чем я думаю.
И он вошел к королю.
XII
КОРОЛЬ И ЛЕЙТЕНАНТ
Увидев офицера, король отпустил слугу и приближенного.
- Кто завтра дежурит? - поинтересовался он.
Лейтенант склонил голову с вежливостью исправного солдата и отвечал:
- Я, ваше величество.
- Как! Опять вы!
- Опять я.
- Почему так?
- Во время путешествия вашего величества мушкетеры занимают все посты
в доме вашего величества, они есть в ваших покоях, в комнатах вдовствую-
щей королевах и в помещении кардинала, который берет у короля лучшую
или, правильнее сказать, большую часть королевских телохранителей.
- А те, которые не заняты?
- Незанятых всего человек двадцать или тридцать из ста двадцати. Ког-
да мы в Лувре, дело другое; в Лувре я мог бы отдохнуть, полагаясь на
сержанта, но в дороге, ваше величество, неизвестно, что может случиться,
и я предпочитаю принять всю заботу на себя.
- Так вы каждый день в карауле?
- Да, ваше величество, и каждую ночь.
- Я не могу этого допустить: я хочу, чтобы вы отдохнули.
- Прекрасно, ваше величество, но я этого не хочу.
- Что такое? - спросил король, который в первую минуту не понял смыс-
ла его ответа.
- Я говорю, государь, что не желаю быть неисправным солдатом. Если б
черт захотел подшутить надо мной, то, наверное, выбрал бы ту минуту,
когда меня здесь не будет. А мне всего важнее служба и спокойствие со-
вести.
- Но вы убьете себя службой.
- Ах, ваше величество! Я уже тридцать пять лет на этой службе, и
все-таки нет человека во всей Франции и Наварре здоровее меня. Впрочем,
прошу ваше величество не беспокоиться обо мне. Это было бы слишком нео-
бычным: я не привык к этому.
Король прервал его новым вопросом:
- Так вы будете здесь завтра утром?
- Да, ваше величество, как и сегодня.
Король несколько раз прошелся по комнате; видно было, что ему очень
хотелось заговорить, но его что-то удерживало.
Лейтенант стоял неподвижно со шляпой в руках и смотрел, как король
ходит взад и вперед. Кусая с досады усы, он думал:
"Черт возьми! В нем нет ни капли решимости... клянусь честью, он не
заговорит!"
Король продолжал расхаживать, искоса поглядывая на лейтенанта.
"Он весь в отца, - говорил себе офицер, продолжая свой мысленный мо-
нолог, - горд, скуп и нерешителен, все вместе. Хорош король, нечего ска-
зать!"
Вдруг Людовик остановился.
- Лейтенант! - начал он.
- Здесь, ваше величество.
- Зачем сегодня вечером, там, в зале, вы крикнули: "Конвой его вели-
чества!
- Вы сами так приказали, ваше величество.
- Что вы! Я не произнес ни слова.
- Ваше величество, приказания даются знаком, жестом, взглядом так же
ясно, так же внятно, как и словом. Слуга, у которого есть только уши, не
слуга, а только половина хорошего слуги.
- Ваши глаза чересчур остры.
- Почему, государь?
- Они видят то, чего нет.
- Мои глаза и вправду хороши, хотя давно и много служат своему госпо-
дину; когда они могут заметить что-нибудь, они никогда не упускают слу-
чая. Сегодня же вечером они заметили, что ваше величество даже покрасне-
ли от усилия сдержать зевоту; что ваше величество с мольбой посмотрели
сперва на кардинала, потом на королеву-мать и, наконец, на дверь, в ко-
торую можно было выйти. Мои глаза хорошо все это заметили, как и то, что
губы вашего величества шептали: "Кто поможет мне выйти отсюда?"
- Сударь!
- Или, по крайней мере: "Ко мне, мои мушкетеры!" Я не колебался бо-
лее. Этот взгляд и слова были для меня приказанием, и я сейчас же крик-
нул: "Конвой его величества!" И я не ошибся: доказательством служит то,
что ваше величество не выбранили меня, а вышли из зала, оправдав мои
слова.
Король отвернулся с улыбкой. Через минуту он опять взглянул на умное,
отважное и решительное лицо офицера, который стоял твердо и смело, как
орел перед лицом солнца.
- Хорошо, - сказал король после непродолжительного молчания, во время
которого он тщетно старался заставить офицера опустить глаза.
Видя, что король замолчал, лейтенант повернулся на каблуках и сделал
несколько шагов к двери, пробормотав:
- Он ничего не скажет, черт возьми!.. Ничего не скажет!
- Благодарю вас, - отпустил его король.
"Недоставало только, - подумал офицер, - чтобы меня выругали за то,
что я не так глуп, как другие".
И он направился к двери, энергично звеня шпорами.
Но, дойдя до порога, он почувствовал взгляд короля и обернулся.
- Ваше величество ничего больше не желаете мне сказать? - спросил он
трудно передаваемым тоном: в нем не было навязчивости, но в нем звучала
такая убедительная откровенность, что король тотчас ответил ему:
- Постойте...
- Ну! Наконец-то! - прошептал офицер.
- Слушайте. Завтра к четырем часам утра будьте готовы к выезду вер-
хом, а также приготовьте лошадь для меня.
- Из конюшни вашего величества?
- Нет, из мушкетерской.
- Будет исполнено.
- Вы поедете со мною.
- Один?
- Да, один.
- Прикажете прийти за вами или ждать вас?
- Ждите меня у калитки парка.
Лейтенант поклонился, поняв, что король сказал ему все, что хотел.
Действительно, Людовик отпустил его, ласково махнув рукой.
Офицер вышел из королевской спальни и по-прежнему спокойно уселся в
свое кресло. Но он не заснул, как следовало бы в такой поздний час, а
задумался так крепко, как еще никогда в жизни.
Результат этих размышлений, казалось, был не столь печален, как ре-
зультат прежнего раздумья.
"Хорошо, он уже начал, - думал офицер, - любовь подталкивает его, и
он идет! Король никуда не годится, но, может статься, человек окажется
лучше... Впрочем, завтра утром увидим..."
- Ого! - вдруг вскричал он, выпрямившись. - Вот грандиозная мысль,
черт возьми! Может быть, наконец, все мое счастье в этой идее!
После этого восклицания офицер встал, и, засунув руки в карманы кам-
зола, принялся быстрыми шагами мерить огромную переднюю, служившую ему
штаб-квартирой.
Свеча дрожала от свежего ветерка, который, пробираясь сквозь щели в
дверях и в окнах, проникал в комнату. Свет казался красноватым, неров-
ным: он то ярко блистал, то меркнул, и по стене ходила тень офицера,
изображавшая его, как на гравюрах Калло, в профиль, со шпагой и в шляпе
с пером.
- Черт возьми! - шептал он. - Или я ничего не понимаю, или Мазарини
ставит ловушку влюбленному королю. Мазарини сегодня вечером назначил
свидание и дал адрес так охотно, как мог сделать только Данжо. Я отлично
слышал и понял все. "Завтра утром, - сказал кардинал, - они будут против
Блуаского моста". Черт возьми! Это ясно, особенно для любовника! Вот от-
куда нерешительность и смущение короля, вот откуда приказ: "Господин
лейтенант мушкетеров, завтра в четыре часа утра садитесь на лошадь". Это
так же точно, как если бы он мне сказал: "Господин лейтенант мушкетеров,
завтра будьте у Блуаского моста, слышите?" Значит, здесь кроется госу-
дарственная тайна, которой обладаю я, человек ничтожный. А почему овла-
дел я этой тайной? Потому, что у меня хорошие глаза, как я сейчас сказал
королю. Говорят, он до безумия влюблен в эту итальянскую куклу! Говорят,
он на коленях просил у матери позволения жениться на этой девчонке! Го-
ворят даже, что вдовствующая королева справлялась в Риме, будет ли такой
брак без ее дозволения считаться действительным. О, если б мне было
двадцать пять лет! Если б рядом со мной были те, кого уже нет здесь! Ес-
ли б я не так глубоко презирал весь свет, я поссорил бы кардинала Маза-
рини с вдовствующей королевой, Францию с Испанией и сам выбрал бы коро-
леву... Но, черт возьми!..
Офицер щелкнул пальцами в знак презрения.
- Этот дрянной итальянишка, этот скупец, гнусный скряга, который сей-
час отказал в миллионе английскому королю, не даст мне, пожалуй, и тыся-
чи пистолей, если я принесу ему эту новость. Черт возьми!.. Я становлюсь
ребенком, глупею... Может ли Мазарини дать что-нибудь кому-нибудь!
И лейтенант громко расхохотался.
- Лягу сейчас, - решил он, - и засну. Мой ум устал от впечатлений се-
годняшнего вечера. Завтра он будет яснее.
Дав самому себе такой совет, он завернулся в плащ.
Минут через пять он уже крепко спал, стиснув кулаки, раскрыв рот, из
которого вырывались не тайны, а звучный храп, свободно разносившийся под
величественными сводами огромной передней.
XIII
МАРИЯ МАНЧИНИ
Едва солнце первыми лучами осветило верхушки деревьев в парке и крыши
замка, как юный король, страдавший бессонницей от любви и проснувшийся
уже два часа назад, сам отворил ставни и бросил пристальный взгляд во
двор безмолвного замка.
Он увидел, что настало условленное время: на больших башенных часах
стрелка показывала уже четверть пятого.
Не будя камердинера, спавшего глубоким сном в нескольких шагах от пе-
го, он оделся сам. Камердинер в испуге прибежал помогать ему, думая, что
оказался неисправным по службе, но Людовик отпустил его, приказав не го-
ворить никому ни слова.
Потом он спустился по маленькой лестнице, вышел через боковую дверь и
увидел у стены парка всадника, Державшего под уздцы лошадь.
Всадника этого под широким плащом и надвинутой шляпой нельзя было уз-
нать.
Лошадь была оседлана очень просто, и самый опытный глаз не нашел бы в
ней ничего необыкновенного.
