офицеры переглянулись. Тогда, как бы с молчаливого согласия двух ос-
тальных офицеров, заговорил лейтенант.
- Сударь, - начал он, - генерал расстался с вами вчера у аббатства?
- Да.
- Куда вы пошли?
- Не мне отвечать на это, а тем, кто провожал меня.
Спросите у своих солдат.
- Но если мы хотим узнать от вас?
- Повторяю, что я здесь никому не подчинен. Я знаю только генерала и
буду отвечать ему одному.
- Но распоряжаемся здесь мы. Мы составим военный совет, и когда вы
будете стоять перед судьями, вам придется им ответить.
Офицеры думали, что Атос испугался этой угрозы, но его лицо выразило
только удивление и презрение.
- Англичане или шотландцы будут судить меня, подданного французского
короля, находящегося под покровительствен британской чести! Вы сошли с
ума, господа! - произнес Атос, пожимая плечами.
Офицеры опять переглянулись.
- Так вы уверяете, - сказали они, - что не знаете, где находится сей-
час генерал?
- Я уже ответил вам на этот вопрос.
- Но ваш ответ неправдоподобен.
- Однако это правда. Люди моего звания но имеют обыкновения лгать. Я
уже сказал вам, что я дворянин, и когда при мне шпага, - которую я из
деликатности оставил вчера здесь на столе, - никто не смеет говорить мне
того, чего я не желаю слушать. Сейчас я без оружия. Вы уверяете, что вы
мои судьи? Так судите меня. А если вы палачи, то убейте меня.
- Но позвольте... - начал более вежливым тоном лейтенант, которого
поразили гордость и хладнокровие Атоса.
- Сударь, я явился с полным доверием к вашему генералу, чтобы перего-
ворить с ним о чрезвычайно важных делах. Он принял меня, как принимают
немногих; об этом вы можете спросить своих солдат. Если он принял меня
таким образом, то, верно, знал мои права на уважение. Вы не думаете, на-
деюсь, что я открою свои и особенно его тайны?
- Что было в этих бочонках?
- Разве вы не спрашивали об этом солдат? Что ответили они вам?
- Что там порох и пули.
- Откуда солдаты знают это? Они, наверное, вам сказали?
- Они говорят, что узнали это от генерала; но мы не так легковерны.
- Берегитесь, вы подвергаете сомнению не мои слова, а слова вашего
начальника.
Офицеры снова переглянулись.
Атос продолжал:
- В присутствии ваших солдат генерал просил меня подождать неделю:
через неделю он даст мне" ответ, Разве я бежал? Нет, я жду.
- Он просил вас подождать неделю! - воскликнул лейтенант.
- Да, просил, и вот доказательство: в устье реки стоит на якоре мое
судно; я мог сесть на него вчера и отплыть. Но я остался, чтобы испол-
нить желание генерала: он просил меня не уезжать, не повидавшись с ним,
и назначил свидание через неделю. Повторяю вам, я жду.
Лейтенант повернулся к полковникам и заметил вполголоса:
- Если этот дворянин говорит правду, то надежда не потеряна. Генерал,
вероятно, ведет какие-то столь тайные переговоры, что счел неосторожным
сообщить о них даже нам. Тогда возможно, что он вернется через неделю.
Потом, обращаясь к Атосу, сказал:
- Сударь, ваше показание чрезвычайно важно; можете вы повторить его
под присягою?
- Сударь, - ответил Атос, - я всегда жил в кругу людей, где мое слово
равнялось самой святой клятве.
- Но сейчас обстоятельства исключительные. Дело идет о спасении целой
армии. Подумайте хорошенько: генерал исчез, и мы разыскиваем его. Добро-
вольно ли он уехал? Или тут кроется преступление? Должны ли мы продол-
жать поиски? Или же нам следует терпеливо ждать? В эту минуту все зави-
сит от одного вашего слова, сударь.
- Если вы таким образом будете спрашивать меня, я готов рассказать
все, - отвечал Атос. - Я приехал переговорить секретно с генералом Мон-
ком о некоторых делах; генерал не мог дать мне ответа до сражения, кото-
рого здесь ждут; он просил меня пожить еще немного в том доме, где я по-
селился, и обещал увидеться со мною через неделю. Все сказанное мною
правда, и я клянусь в этом богом, который может безраздельно распоря-
жаться и моей и вашей жизнью.
Атос произнес эти слова с таким величием, с такой торжественностью,
что все три офицера почти поверили ему. Тем не менее один из полковников
решился на последнюю попытку.
- Сударь, - сказал он, - хотя мы уверены в правдивости ваших слов,
здесь все же таится какая-то непостижимая тайна. Генерал - человек слиш-
ком благоразумный и осторожный, чтобы бросить армию за день до сражения,
не предупредив кого-нибудь из нас. Что касается меня, то, признаюсь, я
считаю исчезновение генерала загадочным. Вчера приехали сюда рыбаки,
иностранцы, продавать рыбу; их поместили на ночь в шотландский лагерь,
то есть на той самой дороге, по которой генерал шел с вами в аббатство и
возвращался обратно. Один из рыбаков с фонарем провожал генерала. А се-
годня утром рыбаки исчезли вместе со своим судном.
- Мне кажется, - заметил лейтенант, - здесь нет ничего удивительного:
рыбаки не были пленниками.
- Правда, но, повторяю, один из них освещал генералу подземелье, и
Дигби уверял нас, что генерал относился к этим людям с подозрением. Кто
поручится, что рыбаки не сообщники нашего гостя? Может быть, он, человек
несомненно храбрый, остался здесь, чтобы успокоить нас своим присутстви-
ем и помешать нашим розыскам?
Эта речь произвела впечатление на двух остальных офицеров.
- Сударь, - сказал Атос, - позвольте возразить, что ваше мнение,
очень серьезное на первый взгляд, неосновательно в отношении меня. Я ос-
тался здесь, говорите вы, чтобы отвести подозрения; напротив, я начинаю
беспокоиться так же, как и вы, и говорю вам: "Не может быть, господа,
чтобы генерал уехал накануне сражения, не сказав никому ни слова. Да, во
всем этом есть что-то странное; не будьте беспечны, не ждите, проявите
всю свою энергию, всю вашу проницательность. Я ваш пленник под честное
слово или как вам угодно. Честь моя требует, чтобы вы узнали, что случи-
лось с генералом". Если бы вы даже отпустили меня, я бы ответил: "Нет, я
остаюсь". И если б вы спросили моего мнения, то я сказал бы вам: "Гене-
рал оказался жертвою заговора, потому что если бы он уехал из лагеря,
то, наверное, предупредил бы меня. Ищите, взройте землю, взбороздите мо-
ре. Генерал не уехал или, если уехал, то не по своей воле".
Лейтенант сделал знак полковникам.
- Нет, сударь, нет, - сказал он, - теперь вы заходите слишком далеко.
Генерал никогда не подчиняется обстоятельствам; напротив, он сам управ-
ляет ими. Монк уже не раз делал то, что сделал сейчас. Стало быть, мы
напрасно тревожимся; вероятно, он пробудет в отсутствии недолго. Не ста-
нем из малодушия, которое генерал вменит нам в преступление, разглашать
об его отсутствии, так как это может смутить всю армию. Генерал дает нам
величайшее доказательство своего доверия; выкажем себя достойными его.
Господа, это происшествие должно быть окружено величайшей тайной; мы бу-
дем держать нашего гостя под арестом не потому, чтобы мы сомневались в
его непричастности к преступлению, но для того, чтобы тайна исчезновения
генерала осталась между, нами. Впредь до нового распоряжения, сударь, вы
останетесь в штаб-квартире.
- Вы забываете, - возразил Атос, - что вчера генерал доверил мне на
хранение вещи, за которые Я отвечаю перед ним. Поставьте около меня ка-
кой вам угодно караул, прикуйте меня к стене, если хотите, но устройте
мне тюрьму в доме, где я живу. Вернувшись, генерал упрекнет вас за то,
что вы нарушили его приказания; клянусь вам в этом честью дворянина.
Офицеры посоветовались между собой, и лейтенант сказал:
- Хорошо, сударь, возвращайтесь домой.
Они послали с Атосом конвой из пятидесяти человек. Солдатам приказано
было запереть его в доме и не выпускать из виду ни на секунду.
Тайны никто не узнал. Проходили часы, дни, а генерал все не возвра-
щался; о нем не было никаких известий.
XXVIII
КОНТРАБАНДА
Через два дня после событий, о которых мы только что рассказали, в то
время, как в лагере ждали генерала Монка, а он все не возвращался, не-
большая голландская фелука с экипажем в десять человек бросила якорь у
шевенингенского берега, на расстоянии пушечного выстрела от земли. Было
за полночь, и царила тьма: удобный час для высадки пассажиров и выгрузки
товаров. Шевенингенская бухта образует широкий полукруг; она не очень
глубока и в особенности мало надежна, так что там можно увидеть у прича-
ла лишь большие фламандские дукаты или голландские рыбачьи лодки, выта-
щенные по песку на берег за трос, как поступали древние, если верить
Вергилию. Во время прилива, когда высокие волны стремительно несутся к
земле, неосторожно ставить корабль слишком близко к берегу, ибо, когда
крепчает ветер, нос погружается в песок, а песок на этом берегу весьма
рыхлый, он легко засасывает, но не легко отпускает. Очевидно, по этой
причине шлюпка сразу же отделилась от корабля, как только тот бросил
якорь. В шлюпке были восемь матросов и какой-то продолговатый предмет,
большой ящик или тюк.
Берег был пустынен: прибрежные рыбаки уже легли спать. Единственный
караульный на берегу (побережье это не охранялось, потому что большие
корабли не могли здесь пристать) не мог в точности последовать примеру
рыбаков; он спал сидя в своей будке так же крепко, как они у себя дома.
На берегу раздавался только свист ветра, колыхавшего прибрежный вереск.
Но люди в шлюпке были чрезвычайно осторожны: безмолвие и пустынность
этого места не успокаивали их. Шлюпка, казавшаяся черной точкой в океа-
не, скользила бесшумно; они почти не ударяли веслами, чтобы не привлечь
внимания, и подошли к берегу насколько могли ближе.
Из шлюпки выскочил человек и отдал какое-то приказание отрывистым го-
лосом, показывавшим привычку повелевать. Несколько мушкетов блеснуло в
слабом отсвете воды, и продолговатый тюк, надо думать - с контрабандой,
был перенесен на землю с бесконечными предосторожностями. Человек, отда-
вавший приказания, сейчас же побежал к Шевенингену, направляясь к бли-
жайшей опушке леса. Он быстро разыскал дом, стоявший за деревьями и слу-
живший временным скромным жилищем так называемого короля Карла Английс-
кого.
Тут, как и везде, все спали; только огромная собака из породы тех, на
которых шевенингенские рыбаки возят в тележках рыбу в Гаагу, принялась
громко лаять, как только под окнами раздались шаги. Но вместо того чтобы
испугать незнакомца, такая бдительность обрадовала его. Его зова, может
быть, оказалось бы недостаточно, чтобы разбудить обитателей дома, а те-
перь ему даже незачем было подавать голос. Незнакомец сначала ждал, что
лай собаки разбудит кого-нибудь в доме, но потом крикнул сам. Услышав
незнакомый голос, собака залилась еще громче, и наконец в доме кто-то
стал успокаивать ее. Когда она затихла, чей-то слабый, надтреснутый го-
лос вежливо спросил:
- Что вам угодно?
- Мне надо видеть его величество короля Карла Второго, - отвечал нез-
накомец.
- Кто вы такой?
- Ах, черт возьми! Вы задаете мне слишком много вопросов. Я не люблю
разговаривать через дверь.
- Скажите только свое имя.
- Я не очень люблю склонять и спрягать свое имя во всеуслышанье; к
тому же, будьте покойны, я не съем вашу собаку, и я молю бога, чтобы она
была столь же деликатна по отношению ко мне.
- Вы, верно, привезли какие-нибудь известия? - Опросил тот же стар-
ческий голос.
- Да, я привез известия, и еще какие! Каких вы не ожидаете! Отоприте
же!
- Сударь, - продолжал старик, - прошу вас, скажите мне по совести:
стоит ли будить короля ради ваших известий?
- Ради бога, отоприте поскорее; клянусь, вы не пожалеете. Я стою
столько золота, сколько во мне весу, клянусь вам!
- Однако я никак не могу отпереть, пока вы мне не скажете ваше имя.
- Хорошо... Но предупреждаю вас, что мое имя вам ничего не объяснит.
