Наше слово остается в силе, и если вы доставите нас, как пленников, в
Париж...
- Полноте, Атос! - прервал его д'Артаньян. - Право, удивляюсь, как
человек такого тонкого ума, как вы, говорит жалкие слова, которые посты-
дился бы сказать школьник. Шевалье д'Эрбле, - продолжал д'Артаньян, об-
ращаясь к Арамису, который стоял, опираясь на шпагу, и, по-видимому, с
первых же слов Атоса стал склонятся в пользу его мнения, хотя раньше
держался противного, - шевалье д'Эрбле, поймите, что в данном случае я,
как всегда, проявляю осторожность, быть может - чрезмерную. В конце кон-
цов Портос и я не рискуем ничем. Но если случится, что нас попытаются
арестовать на ваших глазах, - вы же понимаете, что семерых захватить не
так легко, как троих, - придется пустить в ход шпаги, и дело, и без того
скверное, разрастется в такую историю, которая погубит нас всех четве-
рых. Если беда, допустим даже, обрушится на голову двоих из нас, то двое
других останутся на свободе и смогут освободить двух остальных всякими
правдами и неправдами. Да и как знать, может быть, в отдельности, вы у
королевы, а мы у Мазарини, добьемся и получим прощение, которого нам ни-
когда по получить, если мы будем вместе. Итак, вперед! Атос и Арамис, вы
идите направо; а вы, Портос, идите со мной налево. Пусть друзья наши
направятся в Нормандию, а мы кратчайшим путем - в Париж.
- Ну а если нас по дороге захватят, как нам тайно предупредить друг
друга? - спросил Арамис.
- Очень просто, - отвечал д'Артаньян, - условимся относительно пути и
будем твердо держаться его. Отправляйтесь на Сен-Валери, затем на Дьен и
оттуда прямым путем в Париж; а мы направимся на Аббевиль, Амьен, Перонн,
Компьен и Санлис, и в каждой гостинице, в каждом доме, где мы будем ос-
танавливаться, мы будем писать ножом на стене или алмазом на стекле ка-
кие-нибудь знаки, которыми смогут руководиться в своих поисках те, кто
останется на свободе.
- Ах, дорогой мой! Мне бы так хотелось сказать вам, что лучшее, что я
видел в своей жизни, это ваша голова! Но нет, есть еще нечто лучшее -
это ваше сердце.
И Атос протянул д'Артаньяну руку.
- Бросьте, Атос, разве лисица умна? - проговорил гасконец, пожимая
плечами. - Нет, она умеет только таскать кур, заметать свой след и нахо-
дить дорогу ночью не хуже, чем днем. Вот и все. Итак, решено?
- Решено.
- В таком случае разделим деньги, - продолжал д'Артаньян. - У нас
должно оставаться около двухсот пистолей. Гримо, сколько там осталось?
- Сто восемьдесят полулуидоров.
- Так. А вот и солнце! Здравствуй, дорогое солнышко! Хотя ты здесь и
не такое, как в моей милой Гаскони, но ты похоже, или мне кажется, что
ты похоже на него. Здравствуй. Давненько я тебя не видел!
- Полно, д'Артаньян! - воскликнул Атос. - Не разыгрывайте бодрячка. У
вас слезы на глазах, так будем же искренни друг перед другом, даже если
эта искренность выставляет напоказ наши хорошие качества.
- Что вы, разве можно расставаться хладнокровно, да еще в такую опас-
ную минуту, с двумя такими друзьями, как Арамис и вы?
- Нет, конечно, нельзя! - воскликнул Атос. - И поэтому обнимите меня,
сын мой.
- Что это со мной? - проговорил Портос, всхлипывая. - Мне кажется, я
плачу. Как это глупо!
Четверо друзей, не выдержав, бросились друг другу в объятия. В братс-
ком порыве этим людям казалось, что у них одна душа и одно сердце.
Блезуа и Гримо должны были отправиться с Атосом и Арамисом, Портосу и
д'Артаньяну вполне достаточно было Мушкетона.
Как всегда в таких случаях, деньги были разделены по-братски. Затем
друзья еще раз пожали друг другу руки и расстались; одни пошли в одну
сторону, другие в другую. Несколько раз они оборачивались, и эхо дюн не
раз повторило прощальные возгласы расставшихся. Наконец они потеряли
друг друга из вида.
- Черт побери, - начал Портос, - надо вам сказать сразу - я никогда
не смог бы думать о вас дурно, вам это известно, д'Артаньян, но я вас
просто не узнаю!
- Почему же? - спросил д'Артаньян с тонкой улыбкой.
- Потому что, как вы сами говорите, Атос и Арамис подвергаются сейчас
величайшей опасности и, значит, пн время покидать их теперь. Я-то, приз-
наюсь, готов был последовать за ними, да и сейчас рад бы вернуться, нес-
мотря на всех Мазарини на свете.
- Вы были бы правы, Портос, если бы дело обстояло так. Но вы забывае-
те одно пустячное обстоятельство, а этот пустячок опрокидывает все ваши
соображения. Поймите, что наибольшей опасности подвергаются не паши
друзья, а мы сами, и мы расстались с ними не для того, чтобы бросить их
на произвол судьбы, а потому, что не желаем их скомпрометировать.
- Правда? - переспросил Портос, глядя на своего спутника изумленными
глазами.
- Ну да, разумеется. Если бы нас всех схватили, им бы грозила только
Бастилия, а нам с вами - Гревская площадь.
- Ого! - воскликнул Портос. - Оттуда далеко до баронской короны, ко-
торую вы мне обещали, д'Артаньян.
- Может быть, и не так далеко, как вам кажется. Вы знаете поговорку:
"Все пути ведут в Рим"?
- Но почему же мы подвергаемся большей опасности, чем Атос и Арамис?
- осведомился Портос.
- Потому, что они исполняли только поручение королевы Генриетты, а мы
изменили Мазарини, пославшему пас в Англию; потому, что мы выехали с
письмом к Кромвелю, а сделались сторонниками короля Карла; потому, что
мы не только не содействовали падению головы короля Карла, осужденного
всеми этими Мазарини, Кромвелями, Джойсами, Приджами, Ферфаксами, а даже
пытались, хоть и неудачно, его спасти.
- Да, это, черт побери, верно, - сказал Портос. - Но каким образом вы
хотите, чтобы генерал Кромвель, среди всех своих забот, нашел время пом-
нить...
- Кромвель помнит все, у него на все есть время, и поверьте мне, друг
мой, не будем терять понапрасну нашего собственного; оно слишком для нас
дорого. Мы сможем считать себя в безопасности только повидавшись с Маза-
рини; да и то...
- Черт возьми! - буркнул Портос. - А что мы скажем Мазарини?
- Предоставьте мне действовать, у меня есть план. Смеется хорошо тот,
кто смеется последний. Кромвель силен, а Мазарини хитер, но все же я
предпочитаю иметь дело с ними, чем с покойным мистером Мордаунтом.
- Ах, - не удержался Портос, - как это успокоительно звучит: 'покой-
ный мистер Мордаунт!
- Ну, конечно, - отвечал д'Артаньян. - А теперь - в путь.
И оба они, не теряя ни минуты, направились прямой дорогой в Париж. За
ними следом шел Мушкетон; всю ночь он мерз, но теперь, уже через чет-
верть часа, ему стало очень жарко.
XXXIII
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Атос и Арамис отправились путем, указанным д'Артаньяном. Они шли так
быстро, как только могли. Им казалось, что если даже их и арестуют, то
лучше, если это случится вблизи Парижа.
Каждый вечер, опасаясь быть арестованными ночью, они чертили или на
стенках, или на окнах условленные знаки; но каждое утро их заставало - к
великому их изумлению - свободными.
По мере того как они приближались к Парижу, великие события, потря-
савшие на их глазах Англию, исчезали из их памяти, как сон; напротив,
те, которые в их отсутствие волновали Париж и Францию, вставали перед
ними и словно шли им навстречу.
За время их щестинедельного отсутствия во Франции произошло столько
небольших событий, что в общей сложности они составляли одно большое.
Парижане в одно прекрасное утро проснулись без королевы и короля. Это их
так поразило, что они никак не могли успокоиться, даже тогда, когда уз-
нали, что вместе с королевой исчез, к великой их радости, и Мазарини.
Первым чувством, охватившим Париж, когда он узнал о бегстве в
Сен-Жермен, - с подробностями которого читатель уже знаком, - был неко-
торый испуг, вроде того, какой охватывает ребенка, когда он ночью прос-
нется и вдруг увидит, что он один и около него никого нет. Парламент
взволновался; постановлено было избрать депутацию, которая должна была
отправиться к королеве и умолить ее не лишать долее Париж своего коро-
левского присутствия.
Но королева, с одной стороны, еще находилась под впечатлением победы
при Лансе, а с другой - была горда своим столь удачно совершенным
бегством. Депутаты не только не добились чести быть принятыми, но должны
были простоять на улице, дожидаясь, пока канцлер - тот самый канцлер
Сегье, которого мы видели в "Трех мушкетерах", когда он так усердно ис-
кал письмо чуть ли не в самом корсаже королевы, - не вынес им ультиматум
двора, гласивший, что если парламент не смирится перед величием коро-
левской власти и не выразит единогласно своего раскаяния по всем вопро-
сам, вызвавшим разногласия между ним и двором, то завтра же Париж будет
осажден: в предвидении этой осады герцог Орлеанский уже овладел мостом
Сен-Клу, а принц Конде, гордый своей ланской победой, уже занял своими
войсками Шарантон и Сен-Дени.
На беду двора, который, быть может, приобрел бы немало сторонников,
если бы требовал меньше, этот угрожающий ответ произвел действие как раз
обратное тому, которого от него ждали. Он оскорбил парламент, а парла-
мент поддерживала буржуазия, почувствовавшая свою силу после помилования
Бруселя. И в ответ на ультиматум парламент провозгласил, что кардинал
Мазарини - виновник всех беспорядков, объявил его врагом короля и госу-
дарства и приказал ему удалиться от двора в тог же день и покинуть Фран-
цию в течение недели. По прошествии этого срока, если кардинал не подчи-
нится решению парламента, подданные короля приглашались прогнать карди-
нала силой.
Этот решительный ответ, которого двор никак не ожидал, поставил и Па-
риж и Мазарини вне закона; осталось только ждать, кто возьмет верх -
двор или парламент.
Итак, двор готовился к нападению, а Париж к защите. Горожане занялись
обычным при мятеже делом: стали протягивать цепи поперек улиц и разби-
рать мостовые, как вдруг коадъютор привел им на помощь принца де Конти,
брата принца Конде, и герцога Лонгвиля, его зятя. Присутствие двух прин-
цев крови в их среде придало горожанам бодрости; было у них и еще одно
преимущество - численное превосходство. Эта неожиданная подмога пришла
10 января.
После бурных споров принц де Конти был назначен главнокомандующим ко-
ролевской армией вне Парижа, вместе с герцогом д'Эльбефом, герцогом
Бульонским и маршалом де Ла Мот в качестве генерал-лейтенантов. Герцог
Лонгвиль без особого назначения состоял при своем зяте.
А герцог де Бофор, как сообщает хроника того времени, прибыл из Ван-
дома, радуя Париж своим надменным видом, прекрасными длинными волосами и
огромной популярностью, делавшей его кумиром рынков.
Парижская армия организовалась с той быстротой, с какой буржуа прев-
ращаются в солдат, когда их побуждает к этому какое-либо чувство. 19 ян-
варя эта импровизированная армия попыталась сделать вылазку, скорее для
того, чтобы убедить и других, и самое себя в собственном существовании,
чем с целью достигнуть какихлибо серьезных результатов. Она вышла со
знаменами, на которых стоял не совсем обычный девиз: "Мы ищем нашего ко-
роля".
В следующие дни происходили мелкие операции: удалось угнать некоторое
количество скота и сжечь два-три дома.
Подошел февраль. Как раз 1 февраля четверо наших друзей вышли на бе-
рег в Булони и разными дорогами направились в Париж.
К концу четвертого дня Атос и Арамис осторожно обошли Пантер, боясь
попасть в руки какого-нибудь отряда королевы.
Все эти хитрости очень не нравились Атосу, но Арамис основательно до-
казал ему, что они не имеют права рисковать своей свободой, так как обя-
заны исполнить поручение короля Карла; это была их священная и высокая
миссия; они получили ее у подножия эшафота и закончить могут не иначе
как у ног королевы.
Атос уступил.
В предместье наших путников встретила стража - весь Париж был под
