- Послезавтра, кажется, праздник, милый Ла Рамс? - спросил он.
- Да, ваше высочество, троицын день.
- Не желаете ли дать мне послезавтра урок?
- Чего?
- Гастрономии.
- С большим удовольствием, ваше высочество.
- Но для этого мы должны остаться вдвоем. Отошлем сторожей обедать в
столовую господина де Шавиньи и устроим себе ужин, заказать который я
попрошу вас.
- Гм! - сказал Ла Раме.
Предложение было очень соблазнительно, но Ла Раме, несмотря на невы-
годное мнение о нем Мазарини, был всетаки человек бывалый и знал все ло-
вушки, которые умеют подстраивать узники своим надзирателям. Герцог
хвастал не раз, что у него имеется сорок способов побега из крепости. Уж
нет ли тут какой хитрости?
Ла Раме задумался на минуту, но затем рассудил, что раз обед он зака-
жет сам, значит, ничего не будет подсыпано в кушанья или подлито в вино.
А напоить его пьяным герцогу, конечно, нечего и надеяться; Ла Раме даже
рассмеялся при таком предположении. Наконец ему пришла на ум еще одна
мысль, решившая вопрос.
Герцог следил с тревогой за отражением этого внутреннего монолога на
физиономии Ла Раме. Наконец лицо надзирателя просияло.
- Ну что ж, идет? - спросил герцог.
- Идет, ваше высочество, но с одним условием.
- С каким?
- Гримо будет нам прислуживать за столом.
Это было как нельзя более кстати для герцога.
Однако у него хватило сил скрыть свою радость, и он недовольно нахму-
рился.
- К черту вашего Гримо! - воскликнул он. - Он испортит мне весь
праздник.
- Я прикажу ему стоять за вашим стулом, ваше высочество, а так как он
обычно не говорит ни слова, то вы его не будете ни видеть, ни слышать. И
при желании можете воображать, что он находится за сто миль от вас.
- А знаете, мой милый, что я заключаю из всего этого? - сказал гер-
цог. - Вы мне не доверяете.
- Ведь послезавтра троицын день, ваше высочество.
- Так что ж из того? Какое мне дело до троицы? Или вы боитесь, что
святой дух сойдет на землю в виде огненных языков, чтобы отворить мне
двери тюрьмы?
- Конечно, нет, ваша светлость. Но я ведь говорил вам, что предсказал
этот проклятый звездочет.
- А что такое?
- Что вы убежите из крепости прежде, чем пройдет троицын день.
- Так ты веришь колдунам? Глупец!
- Мне их предсказания не страшней вот этого, - сказал Ла Раме, щелк-
нув пальцами. - Но монсеньер Джулио и в самом деле побаивается. Он
итальянец и, значит, суеверен.
Герцог пожал плечами.
- Ну, так и быть, согласен, - сказал он с прекрасно разыгранным доб-
родушием. - Тащите вашего Гримо, если уж без этого нельзя обойтись, но
кроме него - ни одной души, заботьтесь обо всем сами. Закажите ужин ка-
кой хотите, я же ставлю только одно условие: чтоб был пирог, о котором
вы мне столько наговорили. Закажите его для меня, и пусть преемник Марто
постарается. Пообещайте ему, что я сделаю его своим поставщиком не
только на все время, которое просижу в крепости, но и после того, как
выйду отсюда.
- Вы все еще надеетесь выйти? - спросил Ла Раме.
- Черт возьми! - воскликнул герцог. - В крайнем случае хоть после
смерти Мазарини. Ведь я на пятнадцать лет моложе его. Правда, - с усмеш-
кой добавил он, - в Венсене годы мчатся скорее.
- Монсеньер! - воскликнул Ла Раме. - Монсеньер!
- Или же здесь умирают раньше, - продолжал герцог, - что сводится к
тому же.
- Так я закажу ужин, ваше высочество, - сказал Ла Раме.
- И вы полагаете, что вам удастся добиться успехов от вашего ученика?
- Очень надеюсь, монсеньер, - ответил Ла Раме.
- Если только успеете, - пробормотал герцог.
- Что вы говорите, ваше высочество?
- Мое высочество просит вас не жалеть кошелька кардинала, который
соблаговолил принять на себя расходы по нашему содержанию.
Ла Раме остановился в дверях.
- Кого прикажете прислать к вам, монсеньер? - спросил он.
- Кого хотите, только не Гримо.
- Караульного офицера?
- Да, с шахматами.
- Хорошо.
И Ла Раме ушел.
Через пять минут явился караульный офицер, и герцог де Бофор, каза-
лось, совершенно погрузился в глубокие расчеты шахов и матов.
Странная вещь человеческая мысль! Какие перевороты производит в ней
иногда одно движение, одно слово, один проблеск надежды!
Герцог пробыл в заключении пять лет, которые тянулись для него страш-
но медленно. Теперь же, когда он вспоминал о прошлом, эти пять лет каза-
лись ему не такими длинными, как те два дня, те сорок восемь часов, ко-
торые оставались до освобождения.
Но больше всего хотел бы он узнать, каким образом состоится его осво-
бождение. Ему подали надежду, но от него скрыли, что же будет в та-
инственном пироге, что за друзья будут ждать его? Значит, несмотря на
пять лет, проведенные в тюрьме, у него еще есть друзья? В таком случае
он действительно был принцем с очень большими привилегиями.
Он забыл, что в числе его друзей (что было уж вовсе необыкновенно)
имелась женщина. Быть может, она и но отличалась особенной верностью ему
во время разлуки; но она не забыла о нем, а это уже очень много.
Тут было над чем призадуматься. А потому при игре в шахматы вышло то
же, что при игре в мяч. Бофор делал промах за промахом и проигрывал офи-
церу вечером так же, как утром проиграл Ла Раме.
Однако очередные поражения давали возможность герцогу дотянуть до
восьми часов вечера и кое-как убить три часа. Потом придет ночь, а с ней
и сон.
Так, по крайней мере, полагал герцог. Но сон - очень капризное бо-
жество, которое не приходит именно тогда когда его призывают. Герцог
прождал его до полуночи, ворочаясь с боку на бок на своей постели, как
святой Лаврентий на раскаленной решетке. Наконец он заснул.
Но на рассвете он проснулся. Всю ночь мучили его страшные сны. Ему
снилось, что у него выросли крылья. Вполне естественно, что он попробо-
вал полететь, и сначала крылья отлично его держали. Но поднявшись до-
вольно высоко, он вдруг почувствовал, что не может больше держаться в
воздухе. Крылья его сломались, он полетел вниз, в бездонную пропасть, и
проснулся с холодным потом на лбу, совершенно разбитый, словно и впрямь
рухнул с высоты.
Потом он снова заснул и опять погрузился в лабиринт нелепых, бессвяз-
ных снов. Едва он закрыл глаза, как его воображение, направленное к еди-
ной цели - бегству из тюрьмы, снова стало рисовать попытки осуществить
его. На этот раз все шло по-другому. Бофору снилось, что он открыл под-
земный ход из Венсена. Он спустился в этот ход, а Гримо шел впереди с
фонарем в руках. Но малопомалу проход стал суживаться. Сначала еще
все-таки можно было идти, но потом подземный ход стал так узок, что бег-
лец уже тщетно пытался продвинуться вперед. Стены подземного хода все
сближались, все сжимались, герцог делал неслыханные усилия и все же не
мог двинуться с места. А между тем вдали виднелся фонарь Гримо, неуклон-
но шедшего вперед. И сколько герцог ни старался позвать его на помощь,
он не мог вымолвить ни слова, подземелье душило его. И вдруг, в начале
коридора, там, откуда он вошел, послышались поспешные шаги преследовате-
лей, они все приближались; его заметили, надежда на спасенье пропала. А
стены словно сговорились с врагами, и чем настоятельней была необходи-
мость бежать, тем больше они теснили его. Наконец он услышал голос Ла
Раме, увидал его. Ла Раме протянул руку и, громко расхохотавшись, схва-
тил герцога за плечо. Его потащили назад, привели в низкую сводчатую ка-
меру, где умерли маршал Орнано, Пюилоранс и его дядя. Три холмика отме-
чали их могилы, четвертая зияла тут же, ожидая еще один труп.
Проснувшись, герцог уже напрягал все силы, чтобы опять не заснуть,
как раньше напрягал их, чтобы заснуть. Он был так бледен, казался таким
слабым, что Ла Раме, вошедший к нему, спросил, не болен ли он.
- Герцог провел действительно очень тревожную ночь, - сказал одип из
сторожей, не спавший все время, так как у него от сырости разболелись
зубы. - Он бредил и раза два-три звал на помощь.
- Что же это с вами, монсеньер? - спросил Ла Раме.
- Это все твоя вина, дурак! - сказал герцог. - Ты своими глупыми
россказнями о бегстве совсем вскружил мне голову, и мне всю ночь сни-
лось, что я, пытаясь бежать, ломаю себе шею.
Ла Раме расхохотался.
- Вот видите, ваше высочество, - сказал он. - Это предостережение
свыше. Я уверен, что вы не будете так неосмотрительны наяву, как во сне.
- Ты прав, любезный Ла Раме, - ответил герцог, отирая со лба холодный
пот, все еще струящийся, хоть он и давно проснулся. - Я не хочу больше
думать ни о чем, кроме еды и питья.
- Те! - сказал Ла Раме.
И под разными предлогами он поспешил удалить, одного за другим, сто-
рожей.
- Ну что? - спросил герцог, когда они остались одни.
- Ужин заказан, - сказал Ла Раме.
- Какие же будут блюда, господин дворецкий?
- Ведь вы обещали положиться на меня, ваше высочество!
- А пирог будет?
- Еще бы. Как башня!
- Изготовленный преемником Марто?
- Заказан ему.
- А ты сказал, что это для меня?
- Сказал.
- Что же он ответил?
- Что постарается угодить вашему высочеству.
- Отлично, - сказал герцог, весело потирая руки.
- Черт возьми! - воскликнул Ла Раме. - Какие, однако, успехи делаете
вы по части чревоугодия, ваше высочество! Ни разу за пять лет я не видал
у вас такого счастливого лица.
Герцог понял, что плохо владеет собой. Но в эту минуту Гримо, должно
быть подслушав разговор и сообразив, что надо чем-нибудь отвлечь внима-
ние Ла Раме, вошел в комнату и сделал знак своему начальнику, словно же-
лая ему что-то сообщить.
Тот подошел к нему, и они заговорили вполголоса.
Герцог за это время опомнился.
- Я, однако, запретил этому человеку входить сюда без моего разреше-
ния, - сказал он.
- Простите его, ваше высочество, - сказал Ла Раме, - это я велел ему
прийти.
- А зачем вы зовете его, зная, что он мне неприятен?
- Но ведь, как мы условились, ваше высочество, он будет прислуживать
за нашим славным ужином! Вы забыли про ужин, ваше высочество?
- Нет, но я забыл про господина Гримо.
- Вашему высочеству известно, что без Гримо не будет и ужина.
- Ну хорошо, делайте, как хотите.
- Подойдите сюда, любезный, - сказал Ла Раме, - и послушайте, что я
скажу.
Гримо, смотревший еще угрюмее обыкновенного, подошел поближе.
- Его высочество, - продолжал Ла Раме, - оказал мне честь пригласить
меня завтра на ужин.
Гримо взглянул на него с недоумением, словно не понимая, каким обра-
зом это может касаться его.
- Да, да, это касается и вас, - ответил Ла Раме на этот немой вопрос.
- Вы будете иметь честь прислуживать нам, а так как, несмотря на весь
наш аппетит и жажду, на блюдах и в бутылках все-таки кое-что останется,
то хватит и на вашу долю.
Гримо поклонился в знак благодарности.
- А теперь я попрошу у вас позволения удалиться, ваше высочество, -
сказал Ла Раме. - Господин де Шавиньи, кажется, уезжает на несколько
дней и перед отъездом желает отдать мне приказания.
Герцог вопросительно взглянул на Гримо, но тот равнодушно смотрел в
сторону.
- Хорошо, ступайте, - сказал герцог, - только возвращайтесь поскорее.
- Вероятно, вашему высочеству угодно отыграться после вчерашней неу-
дачи?
Гримо чуть заметно кивнул головой.
- Разумеется, угодно, - сказал герцог. - И берегитесь, Ла Раме, день
на день не приходится: сегодня я намерен разбить вас в пух и прах.
Ла Раме ушел. Гримо, не шелохнувшись, проводил его глазами, и, как
только дверь затворилась, вытащил из кармана карандаш и четвертушку бу-
маги.
- Пишите, монсеньер, - сказал он.
- Что писать? - спросил герцог.
Гримо подумал немного и продиктовал:
- "Все готово к завтрашнему вечеру. Ждите нас с семи до девяти часов
