- Я чувствую, что сильно возненавижу этого мошенника, - пробормотал
де Бофор.
Действительно, в тюрьме всякое чувство доходит до крайности. Ведь там
все - и люди и вещи - либо враги паши, либо друзья, поэтому там или лю-
бят, или ненавидят, иногда имея основания, а чаще инстинктивно. Итак, по
той простои причине, что Гримо с первого взгляда понравился Шавиньи и Ла
Раме, он должен был не поправиться Бофору, ибо достоинства, которыми он
обладал в глазах коменданта и надзирателя, были недостатками в глазах
узника.
Однако Гримо не хотел с первого дня ссориться с заключенным: ему нуж-
ны были не гневные вспышки со стороны герцога, а упорная, длительная не-
нависть.
И он удалился, уступив свое место четырем сторожам, которые, покончив
с завтраком, вернулись караулить узника.
Герцог, со своей стороны, готовил новую проделку, на которую очень
рассчитывал. На следующий день он заказал к завтраку раков и хотел соо-
рудить к этому времени в своей комнате маленькую виселицу, чтобы пове-
сить на ней самого лучшего рака. По красному цвету вареного рака всякий
поймет намек, и герцог будет иметь удовольствие произвести заочную казнь
над кардиналом, пока не явится возможность повесить его в действи-
тельности. При этом герцога можно будет упрекнуть разве лишь в том, что
он повесил рака.
Целый день де Бофор занимался приготовлениями к казни. В тюрьме каж-
дый становится ребенком, а герцог больше, чем кто-либо другой, был скло-
нен к этому. Во время своей обычной прогулки он сломал нужные ему
две-три тоненькие веточки и после долгих поисков нашел осколок стекла, -
находка, доставившая ему большое удовольствие, - а вернувшись к себе,
выдернул несколько ниток из носового платка.
Ни одна из этих подробностей не ускользнула от проницательного взгля-
да Гримо.
На другой день утром виселица была готова, и, чтобы установить ее на
полу, герцог стал обстругивать ее нижний конец своим осколком.
Ла Раме следил за ним с любопытством отца семейства, рассчитывающего
увидать забаву, которой впоследствии можно будет потешить детей, а четы-
ре сторожа - с тем праздным видом, какой во все времена служил и служит
отличительным признаком солдата.
Гримо вошел в ту минуту, когда герцог, еще не совсем обстругав конец
своей виселицы, отложил стекло и стал привязывать к перекладине нитку.
Он оросил на вошедшего Гримо быстрый взгляд, в котором еще было за-
метно вчерашнее неудовольствие, но тотчас же вернулся к своей работе,
заранее наслаждаясь впечатлением, какое произведет его новая выдумка.
Сделав на одном конце нитки мертвую петлю, а на другом скользящую,
герцог осмотрел раков, выбрал на глаз самого великолепного и обернулся,
чтобы взять стекло.
Стекло исчезло.
- Кто взял мое стекло? - спросил герцог, нахмурив брови.
Гримо показал на себя.
- Как, опять ты? - воскликнул герцог. - Зачем же ты взял его?
- Да, - спросил Ла Раме, - зачем вы взяли стекло у его высочества?
Гримо провел пальцем по стеклу и ограничился одним словом:
- Режет!
- А ведь он прав, монсеньер, - сказал Ла Раме. - Ах, черт возьми! Да
этому парню цены нет!
- Господин Гримо, прошу вас, в ваших собственные интересах, держаться
от меня на таком расстоянии, чтобы я не мог вас достать рукой, - сказал
герцог.
Гримо поклонился и отошел в дальний угол комнаты.
- Полноте, полноте, монсеньер! - сказал Ла Раме. - Дайте мне вашу ви-
селицу, и я обстругаю ее своим ножом.
- Вы? - со смехом спросил герцог.
- Да, я. Ведь это вы и хотели сделать?
- Конечно. Извольте, мой милый Ла Раме. Это выйдет еще забавнее.
Ла Раме, не понявший восклицания герцога, самым тщательным образом
обстругал ножку виселицы.
- Отлично, - сказал герцог. - Теперь просверли дырочку в полу, а я
приготовлю преступника.
Ла Раме опустился на одно колено и стал ковырять пол.
Герцог в это время повесил рака на нитку. Потом он с громким смехом
водрузил виселицу посреди комнаты.
Ла Раме тоже от души смеялся, сам не зная чему, и сторожа вторили
ему. Не смеялся один только Гримо. Он подошел к Ла Раме и, указывая на
рака, крутившегося на нитке, сказал:
- Кардинал?
- Повешенный его высочеством герцогом де Бофором, - подхватил герцог,
хохоча еще громче, - и королевским офицером Жаком-Кризостомом Ла Раме!
Ла Раме с криком ужаса бросился к виселице, вырвал се из пола и, раз-
ломав на мелкие кусочки, выбросил в окно. Второпях он чуть не бросил ту-
да же и рака, но Гримо взял его у него из рук.
- Можно съесть, - сказал он, кладя рака себе в карман.
Вся эта сцена доставила герцогу такое удовольствие, что он почти
простил Гримо роль, которую тот в ней сыграл. Но затем, подумав хоро-
шенько о намерениях, которые побудили сторожа так поступить, и признав
их дурными, он проникся к нему еще большей ненавистью.
К величайшему огорчению Ла Раме, история эта получила огласку не
только в самой крепости, но и за ее пределами. Г-н де Шавиньи, в глубине
души ненавидевший кардинала, счел долгом рассказать этот забавный случай
двум-трем благонамеренным своим приятелям, а те его немедленно разгласи-
ли.
Благодаря этому герцог чувствовал себя вполне счастливым в течение
нескольких дней.
Между тем герцог усмотрел среди своих сторожей человека с довольно
добродушным лицом и принялся его задабривать, тем более что Гримо он не-
навидел с каждым днем все больше. Однажды поутру герцог, случайно остав-
шись наедине с этим сторожем, начал разговаривать с ним, как вдруг вошел
Гримо, поглядел на собеседников, затем почтительно подошел к ним и взял
сторожа за руку.
- Что вам от меня нужно? - резко спросил герцог.
Гримо отвел сторожа в сторону и указал ему на дверь.
- Ступайте! - сказал он.
Сторож повиновался.
- Вы несносны! - воскликнул герцог. - Я вас проучу!
Гримо почтительно поклонился.
- Господин шпион, я переломаю вам все кости! - закричал разгневанный
герцог.
Гримо снова поклонился и отступил на несколько шагов.
- Господин шпион! Я задушу вас собственными руками!
Гримо с новым поклоном сделал еще несколько шагов назад.
- И сейчас же... сию же минуту! - воскликнул герцог, находя, что луч-
ше покончить разом.
Он бросился, сжав кулаки, к Гримо, который поспешно вытолкнул сторожа
и запер за ним дверь.
В ту же минуту руки герцога тяжело опустились на его плечи и сжали
их, как тиски. Но Гримо, вместо того чтобы сопротивляться или позвать на
помощь, неторопливо приложил палец к губам и с самой приятной улыбкой
произнес вполголоса:
- Те!
Улыбка, жест и слово были такой редкостью у Гримо, что его высочество
от изумления замер на месте.
Гримо поспешил воспользоваться этим. Он вытащил из-за подкладки своей
куртки изящный конверт с печатью, который даже после долгого пребывания
под одеждой г-на Гримо не окончательно утратил свой первоначальный аро-
мат, и, не произнеся ни слова, подал его герцогу.
Пораженный еще более, герцог выпустил Гримо в взял письмо.
- От госпожи де Монбазон! - вскричал он, узнав знакомый почерк.
Гримо кивнул головою.
Герцог, совершенно ошеломленный, провел рукой по глазам, поспешно ра-
зорвал конверт и прочитал письмо:
"Дорогой герцог!
Вы можете вполне довериться честному человеку, который передаст вам
мое письмо. Это слуга одного из наших сторонников, который ручается за
него, так как испытал его верность в течение двадцатилетней службы. Оп
согласился поступить помощником к надзирателю, приставленному к вам, для
того, чтобы подготовить и облегчить ваш побег из Венсенской крепости,
который мы затеваем.
Час вашего освобождения близится. Ободритесь же и будьте терпеливы.
Знайте, что друзья ваши, несмотря на долгую разлуку, сохранили к вам
прежние чувства.
Ваша неизменно преданная вам Мария де Монбазон.
Подписываюсь полным именем. Было бы слишком самоуверенно с моей сто-
роны думать, что вы разгадаете после пятилетней разлуки мои инициалы".
Герцог с минуту стоял совершенно потрясенный. Пять лет тщетно искал
он друга и помощника, и наконец, в ту минуту, когда он меньше всего ожи-
дал этого, помощник свалился к нему точно с неба. Он с удивлением взгля-
нул на Гримо и еще раз перечел письмо.
- Милая Мария! - прошептал он. - Значит, я не ошибся, это действи-
тельно она проезжала в карете. И она не забыла меня после пятилетней
разлуки! Черт возьми! Такое постоянство встречаешь только на страницах
"Астреи". Итак, ты согласен помочь мне, мой милый? - прибавил он, обра-
щаясь к Гримо.
Тот кивнул головою.
- И для этого ты и поступил сюда?
Гримо кивнул еще раз.
- А я-то хотел задушить тебя! - воскликнул герцог.
Гримо улыбнулся.
- Но погоди-ка! - сказал герцог.
И он сунул руку в карман.
- Погоди! - повторял он, тщетно шаря по всем карманам. - Такая пре-
данность внуку Генриха Четвертого не должна остаться без награды.
У герцога Бофора было, очевидно, прекрасное намерение, но в Венсене у
заключенных предусмотрительно отбирались все деньги.
Видя смущение герцога, Гримо вынул из кармана набитый золотом кошелек
и подал ему.
- Вот что вы ищете, - сказал он.
Герцог открыл кошелек и хотел было высыпать все золото в руки Гримо,
по тот остановил его.
- Благодарю вас, монсеньер, - сказал он, - мне уже заплачено.
Герцогу оставалось только еще более изумиться.
Он протянул Гримо руку. Тот подошел и почтительно поцеловал ее. Арис-
тократические манеры Атоса отчасти перешли к Гримо.
- А теперь что мы будем делать? - спросил герцог. - С чего начнем?
- Сейчас одиннадцать часов утра, - сказал Гримо. - В два часа попо-
лудни ваше высочество выразит желание сыграть партию в мяч с господином
Ла Раме и забросит два-три мяча через вал.
- Хорошо. А дальше?
- Дальше ваше высочество подойдет к крепостной стене и крикнет чело-
веку, который будет работать во рву, чтобы он бросил вам мяч обратно.
- Понимаю, - сказал герцог.
Лицо Гримо просияло. С непривычки ему было трудно говорить.
Он двинулся к двери.
- Постой! - сказал герцог. - Так ты ничего не хочешь?
- Я бы попросил ваше высочество дать мне одно обещание.
- Какое? Говори.
- Когда мы будем спасаться бегством, я везде и всегда буду идти впе-
реди. Если поймают вас, монсеньер, то дело ограничится только тем, что
вас снова посадят в крепость; если же попадусь я, меня самое меньшее по-
весят.
- Ты прав, - сказал герцог. - Будет по-твоему - слово дворянина!
- А теперь я попрошу вас, монсеньер, только об одном: сделайте мне
честь ненавидеть меня по-прежнему.
- Постараюсь, - ответил герцог.
В дверь постучались.
Герцог положил письмо и кошелек в карман и бросился на постель: все
знали, что он делал это, когда на него нападала тоска. Гримо отпер
дверь. Вошел Ла Раме, только что вернувшийся от кардинала после описан-
ного нами разговора.
Бросив вокруг себя пытливый взгляд, Ла Раме удовлетворенно улыбнулся:
отношения между заключенным и его сторожем, по-видимому, нисколько не
изменились к лучшему.
- Прекрасно, прекрасно, - сказал Ла Раме, обращаясь к Гримо. - А я
только что говорил о вас в одном месте. Надеюсь, что вы скоро получите
известия, которые не будут вам неприятны.
Гримо поклонился, стараясь выразить благодарность, и вышел из комна-
ты, что делал всегда, когда являлся его начальник.
- Вы, кажется, все еще сердитесь на бедного парня, монсеньер? - спро-
сил Ла Раме с громким смехом.
- Ах, это вы, Ла Раме? - воскликнул герцог. - Давно пора! Я уже лег
на кровать и повернулся носом к стене, чтобы не поддаться искушению вы-
полнить свое обещание и не свернуть шею этому негодяю Гримо.
- Не думаю, однако, чтобы он сказал что-нибудь неприятное вашему вы-
сочеству? - спросил Ла Раме, тонко намекая на молчаливость своего помощ-
ника.
- Еще бы, черт возьми! Немой эфиоп! Ей-богу, вы вернулись как раз
