спустил их Планше. Последний, но требуя большего, тотчас ушел к себе под
навес.
- Теперь давайте ужинать, - сказал Арамис.
Друзья сели за стол, и Арамис принялся резать ветчину, цыплят и куро-
паток с мастерством настоящего гастронома.
- Черт возьми, как вы едите! - сказал д'Артаньян.
- Да, неплохо. А на постные дни у меня есть разрешение из Рима, кото-
рое выхлопотал мне по слабости моего здоровья господин коадъютор. К тому
же я взял к себе бывшего повара господина Лафолона, знаете, старого дру-
га кардинала, того знаменитого обжоры, который вместо молитвы говорил
после обеда: "Господи, помоги мне хорошо переварить то, чем я так славно
угостился".
- И все же это не помешало ему умереть от расстройства желудка, - за-
метил" смеясь, д'Артаньян.
- Что делать? - сказал Арамис с покорностью. - От судьбы не уйдешь.
- Простите, дорогой мой, но можно вам задать один вопрос?
- Ну, разумеется, задавайте: вы ведь знаете, между нами нет тайн.
- Вы разбогатели?
- О, боже мой, нисколько. Я имею в год двенадцать тысяч ливров, да
еще маленькое пособие в тысячу экю, которое мне выхлопотал принц Конде.
- Чем же вы зарабатываете эти двенадцать тысяч, - спросил д'Артаньян,
- своими стихами?
- Нет, я бросил поэзию; так только, иногда сочиняю какие-нибудь зас-
тольные песни, любовные сонеты или невинные эпиграммы. Я пишу проповеди,
мой милый!
- Как, проповеди?
- Замечательные проповеди, уверяю вас. По крайней мере, по отзывам
других.
- И вы сами их произносите?
- Нет, я их продаю.
- Кому?
- Тем из моих собратьев, которые мечтают сделаться великими оратора-
ми.
- Вот как! А вас самого разве никогда не прельщала слава?
- Разумеется, прельщала, но моя натура одержала верх. Когда я на ка-
федре и на меня смотрит хорошенькая женщина, то я начинаю на нее смот-
реть; она улыбается, я улыбаюсь тоже. Тогда я сбиваюсь с толку и несу
чепуху; вместо того чтобы говорить об адских муках, я говорю о райском
блаженстве. Да вот, к примеру, со мной так и случилось в церкви святого
Людовика в Маре... Какойто дворянин рассмеялся мне прямо в лицо. Я прер-
вал свою проповедь и заявил ему, что он дурак. Прихожане отправились за
камнями, а я тем временем так настроил собрание, что камни полетели в
дворянина. Правда, наутро он явился ко мне, воображая, что имеет дело с
обыкновенным аббатом.
- И какие же последствия имел этот визит? - спросил д'Артаньян, хва-
таясь за бока от хохота.
- Последствием было то, что мы назначили на другой день встречу на
Королевской площади. Да ведь вы сами знаете, как было дело, черт возьми!
- Уж не против ли этого невежи выступал я вашим секундантом? - спро-
сил д'Артаньян.
- Именно. Вы видели, как я его отделал.
- И он умер?
- Решительно не знаю. Но на всякий случай я дал ему отпущение грехов
- in articulo mortis [7]. Достаточно убить тело, а душу губить не следу-
ет.
Базен сделал жест отчаяния, показавший, что он, может быть, и одобря-
ет такую мораль, но отнюдь не одобряет тон, каким она высказана.
- Базен, любезнейший, вы не замечаете, что я вижу вас в зеркале! А
ведь я вам запретил раз навсегда всякие выражения одобрения или порица-
ния. Будьте добры, принесите-ка нам испанского вина и отправляйтесь в
свою комнату. К тому же мой друг д'Артаньян желает сказать мне кое-что
по секрету. Не правда ли, д'Артаньян?
Д'Артаньян утвердительно кивнул головой, и Базен, подав испанское ви-
но, удалился.
Оставшись одни, друзья некоторое время молчали. Арамис, казалось,
предавался приятному пищеварению, а Д'Артаньян готовился приступить к
своей речи. Оба украдкой поглядывали друг на друга.
Арамис первый прервал молчание.
XI
ДВА ХИТРЕЦА
- О чем вы думаете, д'Артаньян, и чему улыбаетесь?
- Я думаю, - сказал д'Артаньян, - что, когда выбыли мушкетером, вы
всегда смахивали на аббата, а теперь, став аббатом, вы сильно смахиваете
на мушкетера.
- Это верно, - засмеялся Арамис. - Человек, как вы знаете, мой доро-
гой д'Артаньян, странное животное, целиком состоящее из противоречий. С
тех пор как я стал аббатом, я только и мечтаю что о сражениях.
- Это видно по вашей обстановке: сколько у вас тут рапир, и на любой
вкус! А фехтовать вы не разучились?..
- Я? Да я теперь фехтую так же, как фехтовали вы в былое время, даже
лучше, быть может. Я этим только и занимаюсь целый день.
- С кем же?
- С превосходным учителем фехтования, который живет здесь.
- Как, здесь?
- Да, здесь, в этом самом монастыре. В иезуитских монастырях можно
встретить кого угодно...
- В таком случае вы убили бы господина де Мaрсильяка, если бы он на-
пал на вас один, а не во главе двадцати человек?
- Непременно, - сказал Арамис, - и даже во главе его двадцати чело-
век, если бы только я мог пустить в ход оружие, не боясь быть узнанным.
"Да он стал гасконцем не хуже меня, черт побери!" - подумал д'Ар-
таньян и прибавил вслух:
- Итак, мои милый Арамис, вы спрашиваете, для чего я вас разыскивал?
- Нет, я этого не спрашивал, - лукаво заметил Арамис, - но я ждал,
когда вы сами мне это скажете.
- Ну хорошо, так вот, я искал вас единственно для того, чтобы предло-
жить вам возможность убить господина де Марсильяка, когда вам заблаго-
рассудится, хотя он и светлейший принц.
- Так, так, так! Это мысль! - сказал Арамис.
- Которою я и предлагаю вам воспользоваться, дорогой мой. У вас тыся-
ча экю дохода в аббатстве, да от продажи проповедей вы имеете двенадцать
тысяч. Но скажите: богаты ли вы сейчас? Отвечайте откровенно!
- Богат? Да я нищ, как Иов! Обшарьте у меня все карманы и ящики -
больше сотни пистолей и не найдете.
"Сто пистолей, черт возьми! И это он называет быть нищим, как Иов! -
подумал д'Артаньян. - Будь они у меня всегда под рукой, я был бы богат,
как Крез".
Затем прибавил вслух:
- Вы честолюбивы?
- Как Энкелад.
- Так вот, мой друг, я дам вам возможность стать богатым, влиятельным
и получить право делать все, что вздумается.
Облачко пробежало по челу Арамиса, такое же мимолетное, как тень,
пробегающая по ниве в августе месяце; но, как ни было оно мимолетно,
д'Артаньян все же его заметил.
- Говорите, - сказал Арамис.
- Сперва еще один вопрос. Вы занимаетесь политикой?
В глазах Арамиса сверкнула молния, такая же быстрая, как тень, про-
мелькнувшая по его лицу прежде, но все же недостаточно быстрая, чтобы ее
не заметил д'Артаньян.
- Нет, - ответил Арамис.
- Тогда любое предложение вам будет на руку, раз сейчас над вами нет
иной власти, кроме божьей, - засмеялся гасконец.
- Возможно.
- Вспоминаете ли вы иногда, милый Арамис, о славных днях нашей моло-
дости, проведенных среди смеха, попоек и поединков?
- Да, конечно, и не раз жалел о них. Счастливое было время!
Delectabile tempus! [8]
- Так вот, друг мой, эти веселые дни могут повториться, это счастли-
вое время может вернуться. Мне поручено разыскать моих товарищей, и я
начал именно с вас, потому что вы были душой нашего союза.
Арамис поклонился скорее из вежливости, чем из благодарности.
- Опять окунуться в политику! - проговорил Арамис умирающим голосом и
откидываясь на спинку кресла. - Ах, дорогой д'Артаньян, вы видите, как
размеренно и привольно течет моя жизнь. А неблагодарность знатных людей
мы с вами испытали, не так ли?
- Это правда, - сказал д'Артаньян, - но, может быть, эти знатные люди
раскаялись в своей неблагодарности?
- В таком случае другое дело. На всякий грех - снисхождение. К тому
же вы совершенно правы в одном, а именно - что если уж у нас опять яви-
лась охота путаться в государственные дела, то сейчас, мне кажется, са-
мое время.
- Откуда вы это знаете? Ведь вы не занимаетесь политикой?
- Ах, боже мой! Хоть я сам и не занимаюсь ею, зато живу в такой сре-
де, где ею очень занимаются. Увлекаясь поэзией и предаваясь любви, я
близко сошелся с Саразеном, сторонником господина де Копти, с Вуатюром,
сторонником коадъютора, и с Буа-Робером, который, с тех пор как не стало
кардинала Ришелье, не стоит ни за кого или, если хотите, стоит сразу за
всех; так что дела политические не так уж мне чужды.
- Так я и думал, - сказал д'Артаньян.
- Впрочем, друг мой, все, что я скажу вам, - это лишь речи скромного
монаха, человека, который, как эхо, просто повторяет все, что слышит от
других. Я слышал, что в настоящую минуту кардинал Мазарини очень обеспо-
коен оборотом дел. По-видимому, его распоряжения не пользуются тем ува-
жением, с каким прежде относились к приказаниям нашего былого пугала,
покойного кардинала, чей портрет вы здесь видите; ибо, что ни говори, а,
нужно признаться, он был великий человек.
- В этом я вам не буду противоречить, милый Арамис. Ведь это он про-
извел меня в лейтенанты.
- Сначала я был всецело на стороне нового кардинала; я говорил себе,
что министр никогда не пользуется любовью и что, обладая большим умом,
какой ему приписывают, он в конце концов все же восторжествует над свои-
ми врагами и заставит бояться себя, что, по-моему, пожалуй, лучше, чем
заставить полюбить себя.
Д'Артаньян кивнул головой в знак того, что вполне согласен с этим
сомнительным суждением.
- Вот каково, - продолжал Арамис, - было мое первоначальное мнение;
но так как обет смирения, данный мною, обязывает меня не полагаться на
собственное мнение, то я навел справки, и вот, мой друг...
Арамис умолк.
- Что и вот?
- И вот, я должен был смирить свою гордыню; оказалось, что я ошибся.
- В самом деле?
- Да. Я навел справки, как уже вам говорил, и вот что ответили мне
многие лица, совершенно различных взглядов и намерений: "Господин де Ма-
зарини вовсе не такой гениальный человек, каким вы его себе воображае-
те".
- Неужели? - сказал д'Артаньян.
- Да. Это ничтожная личность, бывший лакей кардинала Бентиволио, пу-
тем интриг вылезший в люди; выскочка, человек без имени, он думает не о
Франции, а только о самом себе. Он награбит денег, разворует казну коро-
ля, выплатит самому себе все пенсии, которые покойный кардинал Ришелье
щедро раздавал направо и налево, но ему не суждено управлять страной ни
по праву сильного, ни по праву человека великого, ни даже по праву чело-
века, пользующегося всеобщим уважением. Кроме того, по-видимому, у этого
министра нет ни благородного сердца, ни благородных манер, это какой-то
комедиант, Пульчинелле, Панталоне. Вы его знаете? Я совсем не знаю.
- Гм, - ответил д'Артаньян, - в том, что вы говорите, есть доля прав-
ды.
- Мне очень лестно, что благодаря природной проницательности мне уда-
лось сойтись во взглядах с вами - человеком, живущим при дворе.
- Но вы говорили мне о его личности, а не о его партии, не о его
друзьях.
- Это правда. За него стоит королева.
- А это, мне кажется, уже кое-чего стоит.
- Но король не за него.
- Ребенок!
- Ребенок, который через четыре года будет совершеннолетним.
- Дело в настоящем.
- Да, но настоящее не будущее; да и в настоящем он не имеет на своей
стороне ни парламента, ни народа, то есть - денег; ни дворянства, ни
знати, то есть - шпаги.
Д'Артаньян почесал за ухом. Он должен был сознаться, что это не
только глубокая, но и верная мысль.
- Вот видите, дружище, я еще не потерял своей обычной проницательнос-
ти. Может быть, я напрасно говорю с вами так откровенно: мне кажется, вы
склоняетесь на сторону Мазарини.
- Я? - вскричал д'Артаньян. - Ничуть!
- Вы говорили о поручении.
- Разве я говорил о поручении? В таком случае я плохо выразился. Нет,
я всегда думал то же, что вы. Дела запутались; не бросить ли нам перо по
ветру и не пойти ли в ту сторону, куда ветер понесет его? Вернемся к
прежней жизни приключений. Нас было четыре смелых рыцаря, четыре связан-
