мешок.
- Серебро! - презрительно проговорил он. - Так я и думал! Ах, Мазари-
ни, Мазарини, ты мне не доверяешь, - тем хуже для тебя, это принесет те-
бе несчастье.
Между тем кардинал потирал себе руки от удовольствия.
- Сто пистолей, - пробормотал он, - сто пистолей! Сто пистолей - и я
владею тайной, за которую Ришелье заплатил бы двадцать тысяч экю! Но
считая этою алмаза, - прибавил он, бросая любовные взгляды на перстень,
который оставил у себя, вместо тою чтобы отдать даАртаньяну, - не считая
этого алмаза, который стоит самое меньшее десять тысяч ливров.
И кардинал прошел в свою комнату, чрезвычайно довольный вечером, ко-
торый принес ему такой отличный барыш; уложил перстень в ларец, напол-
ненный брильянтами всех сортов, потому что кардинал имел слабость к дра-
гоценным камням, и позвал Бернуина, чтобы тот раздел его, не думая
больше ни о криках на улице, ни о ружейных выстрелах, все еще гремевших
в Париже, хотя было уже около полуночи.
Д'Артаньян в это время шел на Тиктонскую улицу, где он жил в гостини-
це "Козочка".
Скажем в нескольких словах, почему д'Артаньян остановил свой выбор на
этом жилище.
VI
Д'АРТАНЬЯН В СОРОК ЛЕТ
Увы, с тех пор, как мы в нашем романе "Три мушкетера" расстались с
д'Артаньяном на улице Могильщиков, "N 12, произошло много событий, а
главное - прошло много лет.
Не то чтобы д'Артаньян не умел пользоваться обстоятельствами, но сами
обстоятельства сложились не в пользу д'Артаньяна. В пору, когда он жил
одной жизнью со своими друзьями, он был молод и мечтателен. Это была од-
на из тех тонких, впечатлительных натур, которые легко усваивают себе
качества других людей. Атос заражал его своим гордым достоинством, Пор-
тос - пылкостью, Арамис - изяществом. Если бы д'Артаньян продолжал жить
с этими тремя людьми, он сделался бы выдающимся человеком. Но Атос пер-
вый его покинул, удалившись в свое маленькое поместье близ Блуа, достав-
шееся ему в наследство; вторым ушел Портос, женившийся на своей проку-
рорше; последним ушел Арамис, чтобы принять рукоположение и сделаться
аббатом. И д'Артаньян, всегда представлявший себе свое будущее нераз-
дельным с будущностью своих трех приятелей, оказался одинок и слаб; он
но имел решимости следовать дальше путем, на котором, по собственному
ощущению, он мог достичь чего-либо только при условии, чтобы каждый из
его друзей уступал ему, если можно так выразиться, немного электрическо-
го тока, которым одарило их небо.
После производства в лейтенанты одиночество д'Артаньяна только углу-
билось. Он не был таким аристократом, как Атос, чтобы пред ним могли
открыться двери знатных домов; он не был так тщеславен, как Портос, чтоб
уверять других, будто посещает высшее общество; не был столь утончен,
как Арамис, чтобы пребывать в своем природном изяществе и черпать его в
себе самом. Одно время пленительное воспоминание о г-же Бонасье вносило
в душу молодого человека некоторую поэзию, по, как и все на свете, это
тленное воспоминание мало-помалу изгладилось: гарнизонная жизнь роковым
образом влияет даже на избранные натуры. Из двух противоположных элемен-
тов, образующих личность д'Артаньяна, материальное начало мало-помалу
возобладало, и потихоньку, незаметно для себя, д'Артаньян, не видевший
ничего, кроме казарм и лагерей, не сходивший с копя, стал (не знаю, как
это называлось в ту пору) тем, что в наше время называется "настоящим
служакой".
Он не потерял природной остроты ума. Напротив, эта острота ума, может
быть, даже увеличилась; по крайней мере, грубоватая оболочка сделала ее
еще заметнее. Но он направил свой ум не на великое, а на самое малое в
жизни, на материальное благосостояние, благосостояние на солдатский ма-
нер, иначе говоря, он хотел иметь лишь хорошее жилье, хороший стол и хо-
рошую хозяйку.
И все это д'Артаньян нашел уже шесть лет тому назад на Тиктонской
улице, в гостинице под вывеской "Козочка".
С первых же дней его пребывания в этой гостинице хозяйка ее, краси-
вая, свежая фламандка, лет двадцати пяти или шести, влюбилась в него не
на шутку. Легкому роману сильно мешал непокладистый муж, которого д'Ар-
таньян раз десять грозился проткнуть насквозь шпагой. В одно прекрасное
утро этот муж исчез, продав потихоньку несколько бочек вина и захватив с
собой деньги и драгоценности. Все думали, что он умер; в особенности
настаивала на том, что он ушел из этого мира, его жена, которой очень
улыбалась мысль считаться вдовой. Наконец, после трех лет связи, которую
д'Артаньян не собирался порывать, находя с каждым годом все больше при-
ятности в своем жилье и хозяйке, тем более что последняя предоставляла
ему первое в долг, хозяйка эта возымела вдруг чудовищную претензию сде-
латься его женою и предложила д'Артаньяну на ней жениться.
- Ну уж нег! - ответил д'Артаньян. - Двоемужие, милая? Нет! Нет! Это
невозможно.
- Но он умер, я уверена.
- Он был очень неподатливый малый и вернется, чтобы отправить нас на
виселицу.
- Ну что ж, если он вернется, вы его убьете; вы такой храбрый и лов-
кий.
- Ого, голубушка! Это просто другой способ попасть на виселицу!
- Значит, вы отвергаете мою просьбу?
- Еще бы!
Прекрасная трактирщица была в отчаянии. Она хотела бы признать д'Ар-
таньяна не только мужем, по и богом: он был такой красивый мужчина и та-
кой лихой вояка!
На четвертом году этого союза случился поход во Франш-Конте. Д'Ар-
таньян был назначен тоже и стал готовиться в путь. Тут начались великие
страдания, неутешные слезы, торжественные клятвы в верности; все это,
разумеется, со стороны хозяйки. Д'Артаньян был слишком великодушен, что-
бы не пообещать ничего, и потому он обещал сделать все возможное для ум-
ножения славы своего имени.
Что до храбрости д'Артаньяна, то она нам уже известна. Он за нее и
поплатился: наступая во главе своей роты, он был ранен в грудь навылет
пулей и остался лежать на поле сражения. Видели, как он падал с лошади,
но не видели, чтобы он поднялся, и сочли его убитым; а те, кто надеялся
занять его место, на всякий случай уверяли, что он убит в самом деле.
Легко верится тому, во что хочешь верить, ведь в армии, начиная с диви-
зионных генералов, желающих смерти главнокомандующему, и кончая солдата-
ми, ждущими смерти капрала, всякий желает чьей-нибудь смерти.
Но д'Артаньян был не такой человек, чтобы дать себя убить так просто.
Пролежав жаркое время дня без памяти на поле сражения, он пришел в себя
от ночной прохлады, добрался кое-как до деревни, постучался в двери луч-
шего дома и был принят, как всегда и всюду принимают французов, даже ра-
неных: его окружили нежной заботливостью и вылечили. Здоровее, чем
раньше, он отправился в одно прекрасное утро в путь, во Францию, а потом
В Париж, а как только попал в Париж, - на Тиктонскую улицу.
Но в своей комнате д'Артаньян нашел дорожный мешок с мужскими вещами
и шпагу, прислоненную к стене.
"Он возвратился! - подумал д'Артаньян. - Тем хуже Я тем лучше".
Само собой разумеется, что д'Артаньян имел в виду мужа.
Он навел справки: лакей новый, новая служанка; хозяйка ушла гулять.
- Одна? - спросил д'Артаньян.
- С барином.
- Так барин вернулся?
- Конечно, - простодушно ответила служанка.
"Будь у меня деньги, - сказал себе д'Артаньян, - я ушел; но у меня их
нет, нужно остаться и, последовав совету моей хозяйки, разрушить брачные
планы этого неугомонного загробного жителя".
Едва он кончил свой монолог (который доказывает, о в важных случаях
жизни монолог - вещь самая тественная), как поджидавшая у дверей служан-
ка закричала:
- А вот и барыня возвращается с барином!
Д'Артаньян выглянул тоже и увидал вдали, на углу онмартрской улицы,
хозяйку, которая шла, опираясь на руку огромного швейцарца, шагавшего
развалистой походкой и приятно напомнившего Портоса его старому другу.
"Это и есть барин? - сказал про себя д'Артаньян, - он, по-моему,
очень вырос".
И д'Артаньян уселся в зале на самом видном месте. Хозяйка, войдя,
сразу заметила его и вскрикнула.
По ее голосу д'Артаньян заключил, что ему рады, Поднялся, бросился к
ней и нежно поцеловал.
Швейцарец с недоумением смотрел на бледную как полотно хозяйку.
- Ах! Это вы, сударь! Что вам угодно? - спросила она в величайшем
волнении.
- Этот господин ваш родной брат? Или двоюродный? - спросил д'Ар-
таньян, разыгрывая свою роль без малейшего смущения.
Не дожидаясь ответа, он кинулся обнимать швейцарца, который отнесся к
его объятиям очень холодно.
- Кто этот человек? - спросил он.
Хозяйка в ответ только всхлипывала.
- Кто этот швейцарец? - спросил д'Артаньян.
- Этот господин хочет на мне жениться, - едва выговорила хозяйка в
промежутке между двумя вздохами.
- Так ваш муж наконец умер?
- А фам какое тело? - вмешался швейцарец.
- Мне до этого большое тело, - ответил д'Артаньян, передразнивая его,
- потому что вы не можете жениться без моего согласия, а я...
- А фы? - спросил швейцарец.
- А я этого согласия не дам, - сказал мушкетер.
Швейцарец покраснел, как пион; на нем был красивый мундир с золотым
шитьем, а д'Артаньян был закутан в какой-то серый плащ; швейцарец был
шести футов роста, а д'Артаньян не больше пяти. Швейцарец чувствовал се-
бя дома, и д'Артаньян казался ему незваным гостем.
- Убередесь ли фы одсюда? - крикнул швейцарец, сильно топнув ногой,
как человек, который начинает сердиться всерьез.
- Я? Как бы не так! - ответил д'Артаньян.
- Не позвать ли кого-нибудь? - сказал слуга, который не мог понять,
как это такой маленький человек оспаривает место у такого большого.
- Эй, ты! - крикнул д'Артаньян, приходя в ярость и хватая парня за
ухо. - Стой на месте и не шевелись, не то я тебе уши оборву. А что до
вас, блистательный потомок Вильгельма Телля, то вы сейчас же увяжете в
узелок ваши вещи, которые мешают мне в моей комнате, и живо отправитесь
искать себе квартиру в другой гостинице.
Швейцарец громко расхохотался.
- Мне уходидь? - сказал он. - Это бочему?
- А, отлично! - сказал д'Артаньян. - Я вижу, вы понимаете по-фран-
цузски. Тогда пойдемте погулять со мной. Я вам растолкую остальное.
Хозяйка, знавшая, что д'Артаньян мастер своего дела, начала плакать и
рвать на себе волосы.
Д'Артаньян обернулся к заплаканной красотке.
- Тогда прогоните его сами, сударыня, - сказал он.
- Па! - ответил швейцарец, который не сразу уразумел предложение, ко-
торое ему сделал д'Артаньян. - Па! А фы кто такой, чтоб бредлагадь мне
идти гулять с фами?
- Я лейтенант мушкетеров его величества, - сказал д'Артаньян, - и,
значит, я - ваше начальство. Но так как дело тут не в чинах, а в праве
на постой, то обычай вам известен: едем за приказом; кто первый вернет-
ся, за тем и будет квартира.
Д'Артаньян увел швейцарца, не слушая воплей хозяйки, сердце которой,
в сущности, склонялось к прежнему любовнику; но она была бы не прочь
проучить этого гордеца-мушкетера, оскорбившего ее отказом жениться.
Противники направились прямо к Монмартрскому рву. Когда они пришли,
уже стемнело. Д'Артаньян вежливо попросил швейцарца уступить ему жилье и
больше не возвращаться; тот отрицательно мотнул головой и обнажил шпагу.
- В таком случае вы будете ночевать здесь, - сказал д'Артаньян. - Это
скверный ночлег, но я не виноват, вы его сами выбрали.
При этих словах он тоже обнажил шпагу и скрестил ее со шпагой против-
ника.
Ему пришлось иметь дело с крепкой рукой, но его ловкость одолевала
любую силу. Шпага швейцарца не сумела отразить шпаги мушкетера. Швейца-
рец был дважды ранен. Из-за холода он не сразу заметил раны, но потеря
крови и вызванная ею слабость внезапно принудили его сесть на землю.
- Так! - сказал д'Артаньян. - Что я вам говорил? Вот вам и досталось,
