верю всяким слухам и выдумкам. Сам я никогда не путаюсь ни в какие инт-
риги, а если иногда меня и посвящают в чужие, то ведь это не моя тайна,
и ваше преосвященство одобрит меня за то, что я храню ее ради того, кто
мне доверился.
Мазарини покачал головой.
- Ах, - сказал он, - честное слово, бывают же счастливцы министры,
которые узнают все, что хотят знать.
- Монсеньер, - ответил Гито, - такие министры не меряют всех людей на
один аршин: для военных дел они пользуются военными людьми, для интриг -
интриганами. Обратитесь к какому-нибудь интригану тех времен, о которых
вы говорите, и от него вы узнаете, что захотите... за плату, разумеется.
- Хорошо, - поморщился Мазарини, как всегда бывало, когда речь захо-
дила о деньгах в том смысле, как про них упомянул Гито, - заплатим...
если иначе нельзя.
- Вы действительно желаете, чтобы я указал вам человека, участвовав-
шего во всех кознях того времени?
- Per Bacco! [3] - воскликнул Мазарини, начиная терять терпение. -
Уже целый час я толкую вам об этом, упрямая голова!
- Есть человек, по-моему вполне подходящий, но только согласится ли
он говорить?
- Уж об этом позабочусь я.
- Ах, монсеньер, не всегда легко заставить говорить человека, предпо-
читающего молчать.
- Ба! Терпением можно всего добиться. Итак, кто он?
- Граф Рошфор.
- Граф Рошфор?
- Да, по, к несчастью, он исчез года четыре назад, и я не знаю, что с
ним сталось.
- Я-то знаю, Гито, - сказал Мазарини.
- Так почему же вы сейчас жаловались, ваше преосвященство, что ничего
не знаете?
- Так вы думаете, - сказал Мазарини, - что этот Рошфор...
- Он был предан кардиналу телом и душой, монсеньер. Но, предупреждаю,
это будет вам дорого стоить: покойный кардинал был щедр со своими любим-
цами.
- Да, да, Гито, - сказал Мазарини, - кардинал был великий человек, но
этот-то недостаток у него был. Благодарю вас, Гито, я воспользуюсь вашим
советом, и притом сегодня же.
Оба собеседника подошли в это время ко двору ПалеРояля; кардинал дви-
жением руки отпустил Гито и, заметив офицера, шагавшего взад и вперед по
двору, подошел к нему.
Это был д'Артаньян, ожидавший кардинала по его приказанию.
- Пойдемте ко мне, господин д'Артаньян, - проговорил Мазарини самым
приятным голосом, - у меня есть для вас поручение.
Д'Артаньян поклонился, прошел вслед за кардиналом по потайной лестни-
це и через минуту очутился в кабинете, где уже побывал в этот вечер.
Кардинал сел за письменный стол и набросал несколько строк на листке
бумаги.
Д'Артаньян стоял и ждал бесстрастно, без нетерпения и любопытства,
словно военный автомат, готовый к действию или, вернее, к выполнению чу-
жой воли.
Кардинал сложил записку и запечатал ее своей печатью.
- Господин д'Артаньян, - сказал он, - доставьте немедленно этот ордер
в Бастилию и привезите оттуда человека, о котором здесь говорится.
Возьмите карету и конвой да хорошенько смотрите за узником.
Д'Артаньян взял письмо, отдал честь, повернулся налево кругом, не ху-
же любого сержанта на ученье, вышел из кабинета, и через мгновение пос-
лышался его отрывистый и спокойный голос:
- Четырех конвойных, карету, мою лошадь.
Через пять минут колеса кареты и подковы лошадей застучали по мосто-
вой.
III
ДВА СТАРИННЫХ ВРАГА
Когда д'Артаньян подъехал к Бастилии, пробило половину девятого.
Он велел доложить о себе коменданту тюрьмы, который, узнав, что офи-
цер приехал с приказом от кардинала по его повелению, вышел встречать
посланца на крыльцо.
Комендантом Бастилии был в то время г-н дю Трамбле, брат грозного лю-
бимца Ришелье, знаменитого капуцина Жозефа, прозванного "Серым Кардина-
лом".
Когда во времена заключения в Бастилии маршала Бассомпьера, просидев-
шего ровно двенадцать лет, его товарищи по несчастью, мечтая о свободе,
говорили, бывало, друг другу: "Я выйду тогда-то", "А я тогда-то", - Бас-
сомпьер заявлял: "А я, господа, выйду тогда, когда выйдет и господин дю
Трамбле". Он намекал на то, что после смерти кардинала дю Трамбле неми-
нуемо потеряет свое место в Бастилии, тогда как он, Бассомпьер, займет
свое - при дворе.
Его предсказание едва не исполнилось, только в другом смысле, чем он
думал; после смерти кардинала, вопреки общему ожиданию, все осталось
по-прежнему: г-н Трамбле не ушел, и Бассомпьер тоже чуть не просидел в
Бастилии до конца своей жизни.
Господин дю Трамбле все еще был комендантом Бастилии, когда д'Ар-
таньян явился туда, чтобы выполнить приказ министра. Он принял его с
изысканной вежливостью; и так как он собирался как раз сесть за стол,
Яго пригласил и д'Артаньяна отужинать вместе.
- Я и рад бы, - сказал д'Артаньян, - но, если не ошибаюсь, на конвер-
те стоит надпись: "Очень спешное".
- Это правда, - сказал дю Трамбле. - Эй, майор, пусть приведут номер
двести пятьдесят шесть.
Вступая в Бастилию, узник переставал быть человеком и становился но-
мером.
Д'Артаньян невольно вздрогнул, услышав звон ключей; ему не захотелось
даже сойти с лошади, когда он увидел вблизи забранные решетками окна и
гигантские стены, на которые он глядел раньше только с той стороны рва и
которые однажды так напугали его лет двадцать тому назад.
Раздался удар колокола.
- Я должен вас оставить, - сказал ему дю Трамбле, - меня зовут подпи-
сать пропуск заключенному. До свидания, господин д'Артаньян.
- Черт меня побери, если я захочу еще раз с тобой свидеться! - про-
ворчал д'Артаньян, сопровождая это проклятие самой сладкой улыбкой. -
Довольно пробыть в этом дворе пять минут, чтобы заболеть. Я согласен
лучше умереть на соломе, что, вероятно, и случится со мной, чем получать
десять тысяч ливров и быть комендантом Бастилии.
Едва он закончил этот монолог, как появился узник. Увидев его, д'Ар-
таньян невольно вздрогнул от удивления, но тотчас же подавил свои
чувства. Узник сел в карету, видимо не узнав д'Артаньяна.
- Господа, - сказал д'Артаньян четырем мушкетерам, - мне предписан
строжайший надзор за узником, а так как дверцы кареты без замков, то я
сяду с ним рядом. Лильбон, окажите любезность, поведите мою лошадь на
поводу.
- Охотно, лейтенант, - ответил тот, к кому он обратился.
Д'Артаньян спешился, отдал повод мушкетеру, сел - рядом с узником и
голосом, в котором нельзя было расслышать ни малейшего волнения, прика-
зал:
- В Пале-Рояль, да рысью.
Как только карета тронулась, д'Артаньян, пользуясь темнотой, царившей
под сводами, где они проезжали, бросился на шею пленнику.
- Рошфор! - воскликнул он. - Вы! Это действительно вы! Я не ошибаюсь!
- Д'Артаньян! - удивленно воскликнул Рошфор.
- Ах, мой бедный друг! - продолжал д'Артаньян. - Не видя вас пятый
год, я думал, что вы умерли.
- По-моему, - ответил Рошфор, - мало разницы между мертвым и погре-
бенным, а меня уже похоронили или все равно что похоронили.
- За какое же преступление вы в Бастилии?
- Сказать вам правду?
- Да.
- Ну, так вот: я не знаю.
- Вы мне не доверяете, Рошфор!
- Да нет же, клянусь честью! Ведь невозможно, чтобы я действительно
сидел за то, в чем меня обвиняют.
- В чем же?
- В ночном грабеже.
- Вы ночной грабитель! Рошфор, вы шутите.
- Я вас понимаю. Это требует пояснения, не правда ли?
- Признаюсь.
- Дело было так: однажды вечером, после попойки у Рейнара, в Тюильри,
с Фонтралем, де Рие и другими, герцог д'Аркур предложил пойти на Новый
мост срывать плащи с прохожих; это развлечение, как вы знаете, вошло в
большую моду с легкой руки герцога Орлеанского.
- В ваши-то годы! Да вы с ума сошли, Рошфор!
- Нет, попросту я был пьян; но все же эту забаву я счел для себя не-
гожей и предложил шевалье де Рие быть вместе со мной зрителем, а не ак-
тером и, чтобы видеть спектакль как из ложи, влезть на конную статую.
Сказано - сделано. Благодаря шпорам бронзового всадника, послужившим нам
стременами, мы мигом взобрались на круп, устроились отлично и видели все
превосходно. Уж пять плащей было сдернуто, и так ловко, что никто даже
пикнуть не посмел, как вдруг один менее покладистый дуралей вздумал зак-
ричать: "Караул!" - и патруль стрелков тут как тут. Герцог д'Аркур,
Фонтраль и другие убежали; де Рие тоже хотел удрать. Я его стал удержи-
вать; говорю, что никто нас здесь не заметит; не тут-то было, не слуша-
ет, стал слезать, ступил на шпору, шпора пополам, он свалился, сломав
себе ногу, и, вместо того чтобы молчать, стал вопить благим матом. Тут
уж и я соскочил, но было поздно. Я попал в руки стрелков, которые отвез-
ли меня в Шатле, где я и заснул преспокойно в полной уверенности, что
назавтра выйду оттуда. Но миновал день, другой, целая неделя. Пишу кар-
диналу. Тотчас за мной приходят, отвозят в Бастилию, и вот я здесь пять
лет. За что? Должно быть, за дерзость, за то, что сел на коня позади
Генриха Четвертого, как вы думаете?
- Нет, вы правы, мой дорогой Рошфор, конечно, не за это. Но вы, по
всей вероятности, сейчас узнаете, за что вас посадили.
- Да, кстати, я и забыл спросить вас: куда вы меня везете?
- К кардиналу.
- Что ему от меня нужно?
- Не знаю, я даже не знал, что меня послали именно к вам
- Вы фаворит кардинала? Нет, это невозможно!
- Я фаворит! - воскликнул д'Артаньян. - Ах, мой несчастный граф! Я и
теперь такой же неимущий гасконец, как двадцать два года тому назад,
когда, помните, мы встретились в Менге.
Тяжелый вздох докончил его фразу.
- Однако же вам дано поручение...
- Потому что я случайно оказался в передней и кардинал обратился ко
мне, как обратился бы ко всякому другому; нет, я все еще лейтенант муш-
кетеров, и, если не ошибаюсь, уж двадцать первый год.
- Однако с вами не случилось никакой беды; это не так-то мало.
- А какая беда могла бы со мной случиться? Есть латинский стих (я его
забыл, да, пожалуй, никогда и на знал твердо): "Молния не ударяет в до-
лины". А я долина, дорогой Рошфор, и одна из самых низких.
- Значит, Мазарини по-прежнему Мазарини?
- Больше чем когда-либо, мой милый; говорят, муж королевы.
- Муж!
- Если он не муж ее, то уж наверное любовник.
- Устоять против Бекингэма и сдаться Мазарини!
- Таковы женщины! - философски заметил д'Артаньян.
- Женщины - пусть их; но королевы!..
- Ах, бог ты мой, в этом отношении королевы - женщины вдвойне.
- А герцог Бофор все еще в тюрьме?
- По-прежнему. Почему вы об этом спрашиваете?
- Потому что он был хорош со мной и мог бы мне помочь.
- Вы-то, вероятно, сейчас ближе к свободе; скорее вы поможете ему.
- Значит, война?
- Будет...
- С Испанией?
- Нет, с Парижем.
- Что вы хотите сказать?
- Слышите ружейные выстрелы?
- Да. Так что же?
- Это мирные горожане тешатся в ожидании серьезного дела.
- Вы думаете, они на что-нибудь способны?
- Они подают надежды, и если бы у них был предводитель, который бы их
объединил...
- Какое несчастье быть взаперти!
- Бог ты мой! Да не отчаивайтесь. Уж если Мазарини послал за вами,
значит, он в вас нуждается; а если он еще нуждается, то смею вас поздра-
вить. Вот во мне, например, уже давно никто не нуждается, и сами видите,
до какого положения это меня довело.
- Вот еще, вздумали жаловаться!
- Слушайте, Рошфор, заключим договор...
- Какой?
- Вы знаете, что мы добрые друзья.
- Черт возьми! Эта дружба оставила следы на моем плече три удара шпа-
ги.
- Ну, так если вы опять будете в милости, не забудьте меня.
- Честное слово Рошфора, но с тем, что и вы сделаете тоже.
- Непременно, вот вам моя рука.
- Итак, как только вам представится случай поговорить обо мне...
- Я поговорю. А вы?
- Я тоже. А ваши друзья, о них тоже нужно позаботься?
- Какие друзья?
- Атос, Портос и Арамис. Разве вы забыли о них?
- Почти.