Цирцея - по Гомеру, коварная волшебница. В "Одиссее" рассказывается,
как с помощью волшебного напитка она превратила спутников Одиссея в сви-
ней. Ее имя стало синонимом опасной обольстительницы.
...какая-нибудь рыба... принесет его нам, как принесла Поликрату. -
Поликрат, правитель Самоса (ум. 522 до н.э.), сорок дет наслаждался пол-
ным благополучием, но, боясь больших несчастия в будущем, решил отку-
питься от судьбы малой жертвой и бросил в море свое драгоценное кольцо.
Однако вскоре ему была принесена рыба, которая, как оказалось, проглоти-
ла это кольцо. Через некоторое время Самое был захвачен врагами, а По-
ликрат убит.
Госпожа де Севинъе - Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де Севинье
(1626-1696), ставшая широко известной после публикации в 1726 году ее
писем к дочери, замечательных по стилю и содержащих немало интересных
деталей о нравах ее времени.
...вложив в руки какого-нибудь фанатика кинжал Жака Клемана или Ра-
вальяка... - Жак Клеман (1567-1589) - доминиканский монах, в 1589 году
убивший французского короля Генриха III.
Равальяк (1578-1610) - фанатический приверженец католицизма. В 1610
году совершил убийство французского короля Генриха IV.
Мадемуазель де Монпансье - Катрин-Мари де Лорэнн, герцогиня де Мон-
пансье (1552-1596), принимавшая активное участие в войнах Лиги. Ее по-
дозревали, правда, без достаточных оснований, в подстрекательстве Жака
Клемаыа к убийству Генриха III.
Сикст Пятый - папа с 1585 по 1590 год, известен своей реформаторской
деятельностью и участием в религиозных раздорах во Франции.
Нестор - один из персонажей "Илиады" Гомера, славившийся своим умом и
мудрыми советами.
Тайберн - квартал старого Лондона, где совершались публичные экзеку-
ции.
Варфоломеевская ночь 1572 года. - Речь идет об избиении гугенотов в
ночь на 24 августа 1572 года (день св. Варфоломея).
Тристан - французский государственный деятель при короле Людовике XI
(1461-1483).
Марион Делорм (1611-1650) - получила известность благодари своей кра-
соте и любовным историям.
Госпожа д'Эгильон (1604-1675) - племянница кардинала Ришелье.
Медуза - в древнегреческой мифологии женщина-чудовище, чей взгляд
превращал в камень все, на что он обращался.
Мессалина - третья жена римского императора Клавдия, известная своим
распутством. Имя ее стало нарицательным.
Леди Макбет - персонаж трагедии Шекспира "Макбет"; жестокая и ковар-
ная женщина.
...пение ангела, утешающего трех еврейских отроков в печи огненной. -
Речь идет о библейском эпизоде, повествующем о том, как Навуходоносор
повелел бросить в раскаленную добела печь Седраха, Мисаха и Авденаго,
которые не желали поклоняться его божествам и его золотому истукану. Бог
же послал ангела и сделал трех отроков невредимыми среди огня.
Велиал - имя, которым в Ветхом завете наделен глава демонов, означает
"вредоносный".
Сарданапал - легендарный ассирийский правитель, воплощение жесткости
и разврата.
Сивиллы - легендарные женщины-пророчицы.
"...провозглашаю вас Лукрецией Англии". - Лукрецией звали римлянку,
лишившую себя жизни после того, как она была обесчещена Секстом, сыном
царя Тарквиния Гордого.
Иуда Маккавей - вождь иудейского восстания против сирийского царя Ан-
тиоха IV Эпифана, одержал несколько побед над сирийскими войсками и по-
гиб в бою (160 год до н.э.).
Герцог де Люинъ - коннетабль Франции и фаворит Людовика XIII.
Братство лазаристов - конгрегация, созданная в 1625 году Венсаном де
Полем для подготовки миссионеров.
С. Шкунаев
АЛЕКСАНДР ДЮМА
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Изд. ХудЛит, Москва, 1977 г.
OCR Палек, 1998 г.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
ТЕНЬ РИШЕЛЬЕ
В одном из покоев уже знакомого нам кардинальского дворца, за столом
с позолоченными углами, заваленным бумагами и книгами, сидел мужчина,
подперев обеими руками голову.
Позади него в огромном камине горел яркий огонь, в пылающие головни с
треском обваливались на вызолоченную решетку. Свет очага падал сзади на
великолепное одеяние задумавшегося человека, а лицо его освещало пламя
свечей, зажженных в канделябрах.
И красная сутана, отделанная богатыми, кружевами, и бледный лоб, ом-
раченный тяжелой думой, и уединенный кабинет, и тишина пустых соседних
зал, и мерные шаги часовых на площадке лестницы - все наводило на мысль,
что это тень кардинала Ришелье оставалась еще в своем прежнем жилище.
Увы, это была действительно только тень великого человека! Ослабевшая
Франция, пошатнувшаяся власть короля, вновь собравшееся с силами буйное
дворянство и неприятель, переступивший границу, свидетельствовали о том,
что Ришелье здесь больше нет.
Но еще больше утверждало в мысли, что красная сутана принадлежала
вовсе не старому кардиналу, одиночество, в котором пребывала эта фигура,
тоже более подобавшее призраку, чем живому человеку: в пустых коридорах
не толпились придворные, зато дворы были полны стражи; с улицы к окнам
кардинала летели насмешки всего города, объединившегося в бурной нена-
висти к нему; наконец, издали то и дело доносилась ружейная пальба, ко-
торая, правда, пока велась впустую, с единственной целью показать карау-
лу, швейцарским наемникам, мушкетерам и солдатам, окружавшим Пале-Рояль
(теперь и самый кардинальский дворец сменил имя), что у народа тоже есть
оружие.
Этой тенью Ришелье был Мазарини.
Он чувствовал себя одиноким и бессильным.
- Иностранец! - шептал он. - Итальянец! Вот их излюбленные слова. С
этими словами они убили, повесили, истребили Кончини. Если бы я дал им
волю, они бы и меня убили, повесили, истребили. А какое я им сделал зло?
Только прижал их немного налогами. Дурачье! Они не понимают, что враг их
совсем не итальянец, плохо говорящий по-французски, а разные краснобаи,
с чистейшим парижским выговором разглагольствующие перед ними.
- Да, да, - бормотал министр с тонкой улыбкой, казавшейся сейчас неу-
местной на его бледных губах, - да, ваш ропот напоминает мне, как неп-
рочна судьба временщика; но если вы это знаете, то знайте же, что я-то
не простой временщик! У графа Эссекса был великолепный перстень с алма-
зами, который подарила ему царственная любовница; а у меня простое
кольцо с вензелем и числом, но это кольцо освящено в церкви Пале-Рояля.
Им не сломить меня, сколько они ни грозятся. Они не замечают - что, хоть
они и кричат вечно "Долой Мазарини!", я заставляю их кричать также: "Да
здравствует герцог Бофор!", "Да здравствует принц Конде!" или "Да
здравствует парламент!". И вот герцог Бофор в Венсене, принц не сегод-
ня-завтра угодит туда же, а парламент... (Тут улыбка кардинала преврати-
лась в гримасу такой ненависти, какой никогда не видали на его ласковом
лице.) Парламент... Посмотрим еще, что сделать с парламентом; за нас Ор-
леан и Монтаржи. О, я спешить не стану; но те, кто начал криком: "Долой
Мазарини!", в конце концов будут кричать "долой" всем этим людям, каждо-
му по очереди.
Кардиналу Ришелье, которого они ненавидели, пока он был жив, и о ко-
тором только и говорят с тех пор, как он умер, приходилось хуже меня -
ведь его несколько раз прогоняли, и очень часто он боялся быть выгнан-
ным. Меня же королева никогда не прогонит, и если я буду вынужден усту-
пить народу, то она уступит вместе со мной; если мне придется бежать,
она убежит вместе со мной, и тогда посмотрим, как бунтовщики обойдутся
без своей королевы и короля. Ах, не будь я иностранец, будь я француз,
будь я дворянин!..
И он снова впал в задумчивость.
Действительно, положение было трудное, а истекший день усложнил его
еще более. Мазарини, вечно подстрекаемый своей гнусной жадностью, давил
народ налогами, И народ, у которого, как говорил прокурор Талон, остава-
лась одна душа в теле, и то потому, что ее не продашь с публичных тор-
гов, - этот народ, которому громом военных побед хотели заткнуть глотку
и который убедился, что лаврами он сыт не будет, - давно уже роптал.
Но это было еще не все. Пока ропщет один только народ, двор, отделен-
ный от него буржуазией и дворянством, не слышит его ропота; но Мазарини
имел неосторожность затронуть судебное ведомство: он продал двенадцать
патентов на должность парламентских докладчиков! Между тем чиновники
платили за свои места очень дорого; а так как появление двенадцати новых
собратьев должно было снизить цену, то прежние чины соединились и покля-
лись на Евангелии ни под каким видом не допускать новых докладчиков и
сопротивляться всем притеснениям двора; они обязались, в случае если бы
один из них за неповиновение потерял свою должность, сложиться и возвра-
тить ему стоимость патента.
Вот какие действия были предприняты с обеих сторон.
Седьмого января около восьмисот парижских купцов собрались, возмущен-
ные новыми налогами на домовладельцев, и, избрав десять депутатов, отп-
равили их к герцогу Орлеанскому, который, по своему старому обычаю, за-
игрывал с народом. Герцог Орлеанский принял их, и они заявили ему, что
решили не платить нового налога, хотя бы им пришлось защищаться против
королевских сборщиков с оружием в руках. Герцог Орлеанский выслушал их
очень благосклонно, обнадежил, посулил поговорить об уменьшении налога с
королевой и напутствовал их, как и полагается принцу, обещанием: "Посмо-
трим".
С своей стороны, парламентские докладчики девятого числа явились к
кардиналу, и один из них от лица всех остальных говорил так решительно и
смело, что кардинал был изумлен; он отпустил их, сказав, как и герцог
Орлеанский: "Посмотрим"
И вот, чтобы посмотреть, был созван совет; послали за управляющим фи-
нансами д'Эмери.
Народ ненавидел этого д'Эмери: во-первых, потому, что он управлял фи-
нансами, а управляющего финансами всегда ненавидят, во-вторых, надо
признаться, он этого в самом деле заслуживал.
Это был сын лионского банкира Партичелли, который после банкротства
переменил фамилию и стал называться д'Эмери. Кардинал Ришелье, заметив в
нем большие финансовые способности, представил его Людовику XIII под
именем д'Эмери и, желая назначить его управляющим финансами, расхвалил
его.
- Чудесно! - ответил король. - Я очень рад, что вы предлагаете д'Эме-
ри на это место, где нужен человек честный. Мне говорили, что вы покро-
вительствуете мошеннику Партичелли, и я боялся, что вы заставите меня
взять его.
- Государь, - ответил кардинал, - будьте покойны: Партичелли, о кото-
ром угодно было вспомнить вашему величеству, уже повешен.
- А, тем лучше! - воскликнул король. - Значит, не напрасно называют
меня Людовиком Справедливым.
И он подписал назначение д'Эмери.
Этот самый д'Эмери и был теперь управляющим финансами.
За пим послали от имени министра; он прибежал бледный, перепуганный и
рассказал, что его сына чуть не убили сегодня на дворцовой площади: его
узнали, окружили и стали поносить за роскошь, в которой жила его жена, -
ее покои были обиты красным бархатом с золотой бахромой. Она была до-
черью Николя Ле-Камю, секретаря с 1617 года, который пришел в Париж с
двадцатью ливрами в кармане, а недавно, оставив для себя сорок тысяч
ливров ренты, разделил между своими детьми девять миллионов.
Сына д'Эмери едва не задушили. Один из бунтовщиков предлагал мять его
до тех пор, пока из него не выжмут награбленного золота.
Управляющий финансами был слишком взволнован происшествием с сыном,
чтобы рассуждать спокойно, и совет ничего не решил в этот день.
На следующий день первый президент парламента Матье Моле, смелость
которого в подобных обстоятельствах, по словам кардинала де Реца, равня-
лась храбрости герцога Бофора и принца Конде, иначе говоря, двух лиц,
считавшихся самыми отважными во всей Франции, - этот первый президент на
другой день тоже подвергся нападению: народ угрожал разделаться с ним за
