упрямая голова. Радуйтесь еще, если отделаетесь двумя неделями. Оставай-
тесь тут, я сейчас пришлю с лакеем ваши вещи. До свидания. Кстати, сове-
тую поселиться на улице Монторгейль, в "Кошке с клубком": там отлично
кормят, если только там еще прежняя хозяйка. Прощайте.
Очень довольный, он вернулся домой и в самом деле послал слугу отнес-
ти пожитки швейцарцу, который все сидел на том же месте, где оставил его
д'Артаньян, и не мог прийти в себя от нахальства противника.
Слуга, хозяйка и весь дом преисполнились к д'Артаньяну таким благого-
вением, с каким отнеслись бы разве только к Геркулесу, если бы он снова
явился на землю для свершения своих двенадцати подвигов.
Но, оставшись наедине с хозяйкой, д'Артаньян сказал ей:
- Теперь, прекрасная Мадлен, вам известно, чем отличается швейцарец
от дворянина. Вы-то сами воли себя как трактирщица. Тем хуже для вас,
так как из-за вашего поведения вы теряете мое уважение и своего посто-
яльца. Я выгнал швейцарца, чтобы проучить вас, но жить я здесь не стану,
я не квартирую у тех, кого презираю. Эй, малый, отнеси мой сундук в
"Бочку Амура" на улицу Бурдоне. До свидания, сударыня.
Произнося эти слова, д'Артаньян был, вероятно, и величествен и трога-
телен. Хозяйка бросилась к его ногам, просила прощения и своей нежностью
принудила его задержаться. Что сказать еще? Вертел крутился, огонь тре-
щал, прекрасная Мадлен рыдала; д'Артаньян сразу почувствовал соединенное
действие голода, холода и любви; он простил, а простив - остался.
Вот почему д'Артаньян жил на Тиктонской улице в гостинице "Козочка".
VII
Д'АРТАНЬЯН В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ, НО ОДИН ИЗ НАШИХ СТАРЫХ ЗНА-
КОМЫХ ПРИХОДИТ ЕМУ НА ПОМОЩЬ
Итак, д'Артаньян в раздумье шел к себе домой, с удовольствием унося
кошелек кардинала Мазарини и мечтая о прекрасном алмазе, который некогда
принадлежал ему и теперь на мгновенье сверкнул перед ним на пальце пер-
вого министра.
"Если бы этот алмаз когда-нибудь снова попал мне в руки, - думал он,
- я бы не сходя с места превратил его в деньги и купил маленькое по-
местье возле отцовского замка; замок этот довольно приятное обиталище,
но не имеет при себе никаких угодий, кроме сада величиной с кладбище Из-
биенных Младенцев; затем я величественно дожидался бы, пока какая-нибудь
богатая наследница, соблазненная моей внешностью, предложит мне вступить
с ней в брак; потом у меня появилось бы три мальчугана: из первого я
сделал бы важного барина вроде Атоса, из второго - храброго солдата вро-
де Портоса, а из третьего - изящного аббата вроде Арамиса. Право, это
было бы куда лучше той жизни, какую я веду; но, на беду мою, господин де
Мазарини жалкий скряга и не поступится этим алмазом в мою пользу".
Что сказал бы д'Артаньян, если бы знал, что королева вручила Мазарини
алмаз для передачи ему!
Выйдя на Тиктонскую улицу, он застал там большое волнение; множество
народу столпилось возле его дома.
- Ого, - сказал он, - уж не горит ли гостиница "Козочка" или не вер-
нулся ли и впрямь муж прекрасной Мадлен?
Оказалось, ни то, ни другие; подойдя ближе, д'Артаньян увидел, что
толпа собралась не перед его домом, а перед соседним. Раздавались крики,
люди бегали с факелами, и при свете этих факелов д'Артаньян разглядел
мундиры.
Он спросил, что случилось.
Ему ответили, что какой-то горожанин с дюжиной друзей напал на каре-
ту, ехавшую под конвоем кардинальской гвардии, но явилось подкрепление,
и горожане обратились в бегство. Их предводитель скрылся в соседнем до-
ме, и теперь этот дом обыскивают.
В молодости д'Артаньян непременно бросился бы туда, где были солдаты,
и стал бы помогать им против горожан, но такой пыл давно уже остыл в
нем; к тому же у него в кармане было сто пистолей, полученных от карди-
нала, и он не хотел подвергать их разным случайностям, вмешавшись в тол-
пу.
Он пошел в гостиницу без дальнейших расспросов. Бывало, д'Артаньян
всегда желал все знать; теперь он всякий раз считал, что знает уже дос-
таточно.
Его встретила красотка Мадлен. Она его не ожидала, так как д'Артаньян
сказал ей, что проведет ночь в Лувре, и обласкала его за это непредви-
денное появление, которое пришлось тем более кстати, что она очень боя-
лась смятения на улице и теперь не располагала швейцарцем для охраны.
Она хотела завязать с д'Артаньяном разговор, рассказать обо всем слу-
чившемся; но он велел подать ужин к себе в комнату и принести туда бу-
тылку старого бургундского.
Прекрасная Мадлен была у него вышколена по-военному, - иначе говоря,
исполняла все по первому знаку; а так как д'Артаньян на этот раз собла-
говолил говорить, то его приказание было выполнено вдвое скорее обычно-
го.
Д'Артаньян взял ключ и свечу и поднялся в свою комнату; чтобы не сок-
ращать доходов хозяйки, он удовлетворился комнаткой в верхнем этаже.
Уважение, которое мы питаем к истине, вынуждает нас даже сказать, что
эта комната помещалась под самой крышей и рядом с водосточным желобом.
Д'Артаньян удалялся в эту комнату, как Ахиллес в свой шатер, когда
хотел наказать прекрасную Мадлен своим презрением.
Прежде всего он спрятал в старый шкафчик с новым замком свой мешок,
содержимое которого он не собирался пересчитывать, чтобы узнать, какую
оно составляет сумму; через минуту ему подали ужин и бутылку вина, он
отпустил слугу, запер дверь и сел за стол.
Все это было сделано д'Артаньяном вовсе не для того, чтобы предаться
размышлениям, как мог бы предположить читатель, - просто он считал, что
только делая все по очереди - можно делать все хорошо. Он был голоден -
он поужинал; потом лег спать.
Д'Артаньян не принадлежал к тем людям, которые полагают, что ночь -
добрая советчица: ночью Д'Артаньян спал. Наоборот, именно по утрам он
бывал бодр, сообразителен, и ему приходили в голову самые лучшие реше-
ния. Размышлять по утрам он уже давно не имел повода, но спал ночью
всегда.
На рассвете он проснулся, живо, по-военному, вскочил с постели и за-
шагал по комнате, соображая:
"В сорок третьем году, за полгода примерно до смерти кардинала, я по-
лучил письмо от Атоса. Где это было?.. Где же?.. Ах, это было при осаде
Безансона. Помню, я сидел в траншее. Что он мне писал? Будто поселился в
маленьком поместье, - да, именно так, в маленьком поместье. Но где? Я
как раз дочитал до этих слов, когда порыв ветра унес письмо. Следовало
мне тогда броситься за ним, хотя ветер пес его прямо в поле. Но моло-
дость - большой недостаток... для того, кто уже не молод. Я дал моему
письму улететь к испанцам, которым адрес Атоса был ни к чему, так что им
следовало прислать мне письмо обратно. Итак, бросим думать об Атосе. Пе-
рейдем к Портосу...
Я получил от него письмо; он приглашал меня на большую охоту в своих
поместьях в сентябре тысяча шестьсот сорок шестого года. К несчастью, я
был тогда в Беарне по случаю смерти отца; письмо последовало за мной, но
я уже уехал из Беарна, когда оно пришло. Тогда оно отправилось по моим
следам и чуть не нагнало меня в Монмеди, опоздав всего на несколько
дней. В апреле оно попало наконец в мои руки, но так как шел уже апрель
тысяча шестьсот сорок седьмого года, а приглашение было на сентябрь ты-
сяча шестьсот сорок шестого года, то я не мог им воспользоваться. Надо
отыскать это письмо: оно должно лежать вместе с моими актами на именье".
Д'Артаньян открыл старый сундучок, стоявший в углу комнаты, наполнен-
ный пергаментами, относившимися к землям д'Артаньяна, которые уже с лиш-
ком двести лет как вышли из владения его предков, и вскрикнул от радос-
ти. Он узнал размашистый почерк Портоса, а под ним несколько строчек ка-
ракуль, начертанных сухой рукой его достойной супруги.
Д'Артаньян не стал терять времени попусту на перечитыванье письма,
содержание которого он знал, а прямо обратился к адресу.
Адрес был: "Замок дю Валлон".
Портос и не подумал дать более точные указания. В своей надменности
он думал, что весь свет должен знать замок, которому он дал свое имя.
- Проклятый хвастун! - воскликнул Д'Артаньян. - Он нисколько не пере-
менился! А мне именно с него-то и следовало бы начать ввиду того, что
он, унаследовав от Кокнара восемьсот тысяч ливров, не нуждается в
деньгах. Эх, самого-то лучшего у меня и не будет! Атос так пил, что, на-
верное, совсем отупел. Что касается Арамиса, то он, конечно, погружен в
свое благочестие.
Д'Артаньян еще раз взглянул на письмо. В нем была приписка, в которой
значилось следующее:
"С этой же почтой пишу нашему достойному другу Арамису в его монас-
тырь".
- В его монастырь? Отлично. Но какой монастырь? Их двести в одном Па-
риже. И три тысячи во Франции. К тому же он, может быть, поступая в мо-
настырь, в третий раз изменил свое имя? Ах, если бы я был силен в богос-
ловии, если б я мог только вспомнить предмет его тезисов, которые он так
рьяно обсуждал в Кревкере с кюре из Мондидье и настоятелем иезуитского
монастыря, я бы уже смекнул, какой доктрине он отдает предпочтение, и
вывел бы отсюда, какому святому он мог себя посвятить. А не пойти ли мне
к кардиналу и не спросить ли у него пропуск во всевозможные монастыри,
даже женские? Это действительно мысль, и, может быть, тудато он и уда-
лился, как Ахиллес. Да, по это значит с самого начала признаться в своем
бессилии и с первого шага уронить себя во мнении кардинала. Сановники
бывают довольны только тогда, когда ради них делают невозможное. "Будь
это вещь возможная, - говорят они нам, - я бы и сам это сделал". И са-
новники правы. Но не будем торопиться и разберемся толком. От него я то-
же получил письмо, от милого друга, и он даже просил меня оказать ему
какую-то услугу, что я и выполнил. Да. Но куда же я девал это письмо?
Подумав немного, д'Артаньян подошел к вешалке, где висело его старое
платье, и стал искать свой камзол 1648 года, а так как наш д'Артаньян
был парень аккуратный, то камзол оказался на крючке. Порывшись в карма-
нах, он вытащил бумажку: это было письмо Арамиса.
"Господин д'Артаньян, - писал Арамис, - извещаю вас, что я поссорился
с одним дворянином, который назначил поединок сегодня вечером на Коро-
левской площади; так как я - духовное лицо и это дело может повредить
мне, если я сообщу о ном кому-нибудь другому, а не такому верному другу,
как вы, то я прошу вас быть моим секундантом.
Войдите на площадь с новой улицы Святой Екатерины и под вторым фона-
рем вы встретите вашего противника. Я с моим буду под третьим.
Ваш Арамис"
На этот раз даже не было прибавлено: "до свидания".
Д'Артаньян пытался припомнить события: он отправился на поединок,
встретил там указанного противника, имени которого он так и не узнал,
ловко проткнул ему шпагой руку и подошел к Арамису, который, окончив уже
свое дело, вышел к нему навстречу из-под третьего фонаря.
- Готово, - сказал Арамис. - Кажется, я убил наглеца. Ну, милый друг,
если вам встретится надобность во мне, вы знаете - я вам всецело предан.
И, пожав ему руку, Арамис исчез под аркой.
Выходило, что Д'Артаньян знал о местопребывании Арамиса столько же,
сколько и о местопребывании Атоса и Портоса, и дело начинало казаться
ему очень затруднительным, как вдруг ему послышалось, будто в его комна-
те разбили стекло.
Он сейчас же вспомнил о своем мешке и бросился к шкафчику. Он не
ошибся: в ту минуту, как он входил в комнату, какой-то человек влезал в
окно.
- А, негодяй! - закричал д'Артаньян, приняв его за вора и хватаясь за
шпагу.
- Сударь! - взмолился этот человек. - Ради бога, вложите шпагу в нож-
ны и не убивайте меня, не выслушав. Я не вор, вовсе нет! Я честный и за-
житочный буржуа, у меня собственный дом. Меня зовут... Ай! Может ли
быть? Нет, я не ошибаюсь, вы господин д'Артаньян.
- Это ты, Планше? - вскричал лейтенант.
- К вашим услугам, - ответил Планше, сияя, - если только я еще го-
