людям, которые спасли меня и сделали все, что только могли, чтобы спасти
его; и храброму д'Артаньяну я не пожаловала ничего, а только позволила
ему поцеловать мою руку и подарила вот этот алмаз.
Королева протянула кардиналу свою прелестную руку и показала ему чуд-
ный камень, блиставший на ее пальце.
- Он продал его в тяжелую минуту, - заговорила она опять с легким
смущением, - продал для того, чтобы спасти меня во второй раз; за выру-
ченные деньги он послал гонца к Бекингэму с предупреждением о грозящем
ему убийстве.
- Значит, д'Артаньян знал об этом?
- Он знал все. Каким образом, не понимаю. Д'Артаньян продал перстень
Дезэссару; я увидала кольцо у него на руке и выкупила. Но этот алмаз
принадлежит д'Артаньяну; возвратите ему перстень от меня, и так как, на
ваше счастье, подле вас находится такой человек, то постарайтесь им вос-
пользоваться.
- Благодарю вас, ваше величество, - сказал Мазарини, - я не забуду
вашего совета.
- А теперь, - сказала королева, изнемогая от пережитого волнения, -
что еще хотели бы вы узнать у меня?
- Ничего, ваше величество, - ответил кардинал самым ласковым голосом.
- Умоляю только простить меня за несправедливое подозрение. Но я вас так
люблю, что ревность моя, даже к прошлому, не удивительна.
Слабая улыбка промелькнула на губах королевы.
- Если вам не о чем больше спрашивать меня, - сказала она, - то ос-
тавьте меня. Вы понимаете, что после такого разговора мне надо побыть
наедине с собой.
Мазарини поклонился.
- Я удаляюсь, ваше величество. Но позвольте мне прийти опять.
- Да, только завтра. И этого времени вряд ли будет достаточно, чтобы
мне успокоиться.
Кардинал взял руку королевы, галантно поцеловал ее и вышел.
Как только он ушел, королева прошла в комнату сына и спросила Ла Пор-
та, лег ли король.
Ла Порт указал ей на спящего ребенка.
Анна Австрийская взошла на ступеньки кровати, приложила губы к нахму-
ренному лбу сына и поцеловала его. Потом так же тихо удалилась, сказав
только камердинеру:
- Постарайтесь, пожалуйста, милый Ла Порт, чтобы король приветливей
смотрел на кардинала. И король и я, мы оба многим обязаны кардиналу.
V
ГАСКОНЕЦ И ИТАЛЬЯНЕЦ
Тем временем кардинал вернулся к себе в кабинет, у дверей которого
дежурил Бернуин. Мазарини спросил, нет ли каких новостей и не было ли
известий из города, затем, получив отрицательный ответ, знаком приказал
слуге удалиться.
Оставшись один, он встал и отворил дверь в коридор, потом в переднюю;
утомленный д'Артаньян спал на скамье.
- Господин д'Артаньян! - позвал Мазарини вкрадчивым голосом.
Д'Артаньян не шелохнулся.
- Господин д'Артаньян! - позвал Мазарини громче.
Д'Артаньян продолжал спать.
Кардинал подошел к нему и пальцем коснулся его плеча.
На этот раз д'Артаньян вздрогнул, проснулся и, придя в себя, сразу
вскочил на ноги, как солдат, готовый к бою.
- Я здесь. Кто меня зовет?
- Я, - сказал Мазарини с самой приветливой улыбкой.
- Прошу извинения, ваше преосвященство, - сказал д'Артаньян, - но я
так устал...
- Излишне просить извинения, - сказал Мазарини, - вы устали на моей
службе...
Милостивый тон министра привел д'Артаньяна в восхищение.
- Гм... - процедил он сквозь зубы, - неужели справедлива пословица,
что счастье приходит во сне?
- Следуйте за мной, сударь, - сказал Мазарини.
- Так, так! - пробормотал д'Артаньян. - Рошфор держал слово; только
куда же он, черт возьми, делся?
Он всматривался во все закоулки кабинета, но Рошфора не было нигде.
- Господин д'Артаньян, - сказал Мазарини, удобно располагаясь в крес-
ле, - вы всегда казались мне храбрым я славным человеком.
"Возможно, - подумал д'Артаньян, - но долго же он собирался сказать
мне об этом".
Это, однако, не помешало ему низко поклониться Мазарини в ответ на
комплимент.
- Так вот, - продолжал Мазарини, - пришло время использовать ваши
способности и достоинства.
В глазах офицера, как молния, сверкнула радость, но тотчас же погас-
ла, так как он еще не знал, куда гнет Мазарини.
- Приказывайте, монсеньер, - сказал он, - я рад повиноваться вашему
преосвященству.
- Господин д'Артаньян, - продолжал Мазарини, - в Прошлое царствование
вы совершали такие подвиги...
- Вы слишком добры, монсеньер, вспоминая об этом. Правда, я сражался
не без успеха...
- Я говорю не о ваших военных подвигах, - сказал Мазарини, - потому
что, хотя они и доставили вам славу, они превзойдены другими.
Д'Артаньян прикинулся изумленным.
- Что же вы не отвечаете?.. - сказал Мазарини.
- Я ожидаю, монсеньер, когда вы соблаговолите объяснить мне, о каких
подвигах вам угодно говорить.
- Я говорю об одном приключении... Да вы отлично знаете, что я хочу
сказать.
- Увы, нет, монсеньер! - ответил в совершенном изумлении д'Артаньян.
- Вы скромны, тем лучше! Я говорю об истории с королевой, об алмазных
подвесках, о путешествии, которое вы совершили с тремя вашими друзьями.
"Вот оно что! - подумал гасконец. - Уж не ловушка ли это? Надо дер-
жать ухо востро".
И он изобразил на своем лице такое недоумение, что ему позавидовали
бы Мопдори и Бельроз, два лучших актера того времени.
- Отлично! - сказал, смеясь, Мазарини. - Браво! Недаром мне сказали,
что вы именно такой человек, какой мне нужен. Ну, что бы вы сделали для
меня?
- Все, монсеньер, что вы мне прикажете, - ответил д'Артаньян.
- Сделали бы вы для меня то, что когда-то сделали для некоей короле-
вы?
"Положительно, - мелькнуло в голове д'Артаньяна, - он хочет заставить
меня проговориться. Но мы поборемся, Не хитрее же он Ришелье, черт побе-
ри!"
- Для королевы, монсеньер? Я не понимаю.
- Вы не понимаете, что мне нужны вы и ваши три друга?
- Какие три друга, монсеньер?
- Те, что были у вас в прежнее время.
- В прежнее время, монсеньер, - ответил д'Артаньян, - у меня было не
трое, а полсотни друзей. В двадцать лет всех считаешь друзьями.
- Хорошо, хорошо, господин офицер, - сказал Мазарини. - Скрытность -
прекрасная вещь. Но как бы вам сегодня не пожалеть об излишней скрытнос-
ти.
- Пифагор заставлял своих учеников пять лет хранить безмолвие, мон-
сеньер, чтобы научить их молчать, когда это нужно.
- А вы хранили его двадцать лет. На пятнадцать лет больше, чем требо-
валось от философа-пифагорейца, и это кажется мне вполне достаточным.
Сегодня вы можете говорить - сама королева освобождает вас от вашей
клятвы.
- Королева? - спросил д'Артаньян с удивлением, которое на этот раз
было непритворным.
- Да, королева! И доказательством того, что я говорю от ее имени,
служит ее повеление показать вам этот алмаз, который, как ей кажется,
вам известен и который она выкупила у господина Дезэссара.
И Мазарини протянул руку к лейтенанту, который вздохнул, узнав
кольцо, подаренное ему королевой на балу в городской ратуше.
- Правда! - сказал д'Артаньян. - Я узнаю этот алмаз, принадлежавший
королеве.
- Вы видите, что я говорю с вами от ее имени. Отвечайте же мне, не
разыгрывайте комедии. Я вам уже сказал и снова повторяю: дело идет о ва-
шей судьбе.
- Действительно, монсеньер, мне совершенно необходимо позаботиться о
своей судьбе. Вы, ваше преосвященство, так давно не вспоминали обо мне!
- Довольно недели, чтобы наверстать потерянное. Итак, вы сами здесь,
ну а где ваши друзья?
- Не знаю, монсеньер.
- Как, не знаете?
- Не знаю; мы давно расстались, так как они все трое покинули военную
службу.
- Но где вы их найдете?
- Там, где они окажутся. Это уж мое дело.
- Хорошо. Ваши условия?
- Денег, монсеньер, денег столько, сколько потребуется на наши предп-
риятия. Я слишком хорошо помню, какие препятствия возникали иной раз пе-
ред нами из-за отсутствия денег, и не будь этого алмаза, который я был
вынужден продать, мы застряли бы в пути.
- Черт возьми! Денег! Да к тому же еще много! - сказал Мазарини. -
Вот чего вы захотели, господин офицер. Знаете ли вы, что в королевской
казне пет денег?
- Тогда сделайте, как я, монсеньер: продайте королевские алмазы; по,
верьте мне, не стоит торговаться: большие дела плохо делаются с малыми
средствами.
- Хорошо, - сказал Мазарини, - мы постараемся удовлетворить вас.
"Ришелье, - подумал д'Артаньян, - уже дал бы мне пятьсот пистолей за-
датку".
- Итак, вы будете мне служить?
- Да, если мои друзья на то согласятся.
- Но в случае их отказа я могу рассчитывать на вас?
- В одиночку я еще никогда ничего не делал путного, - сказал д'Ар-
таньян, тряхнув головой.
- Так разыщите их.
- Что мне сказать им, чтоб склонить их к службе вашему преосвя-
щенству?
- Вы их знаете лучше, чем я. Обещайте каждому в зависимости от его
характера.
- Что мне пообещать?
- Если они послужат мне так, как служили королеве, то моя благодар-
ность будет ослепительна.
- Что мы будем делать?
- Все, потому что вы, по-видимому, способны на все.
- Монсеньер, доверяя людям и желая, чтобы они доверяли нам, надо ос-
ведомлять их лучше, чем это делает ваше преосвященство...
- Когда наступит время действовать, - прервал его Мазарини, - будьте
покойны, вы все узнаете.
- А до тех пор?
- Ждите и ищите ваших друзей.
- Монсеньер, их, может быть, нет в Париже, это даже весьма вероятно.
Мне придется путешествовать. Я ведь только бедный лейтенант, мушкетер, а
путешествия стоят дорого.
- В мои намерения не входит, - сказал Мазарини, - чтобы вы появлялись
с большой пышностью, мои планы нуждаются в тайне и пострадают от слишком
большого числа окружающих вас людей.
- И все же, монсеньер, я не могу путешествовать на свое жалованье,
так как мне задолжали за целых три месяца; а на свои сбережения я путе-
шествовать не могу, потому что за двадцать два года службы я копил
только долги.
Мазарини задумался на минуту, словно в нем происходила сильная
борьба; потом, подойдя к шкафу с тройным замком, он вынул оттуда мешок и
взвесил его на руке два-три раза, прежде чем передать д'Артаньяну.
- Возьмите, - сказал он со вздохом, - это на путешествие.
"Если тут испанские дублоны или хотя бы золотые экю, - подумал д'Ар-
таньян - то с тобой еще можно иметь дело"".
Он поклонился кардиналу и опустил мешок в свой просторный карман.
- Итак, решено, - продолжал кардинал, - вы едете...
- Да, монсеньер.
- Пишите мне каждый день, чтобы я знал, как идут ваши переговоры.
- Непременно, монсеньер.
- Отлично. Кстати, как зовут ваших друзей?
- Как зовут моих друзей? - повторил д'Артаньян, не решаясь довериться
кардиналу вполне.
- Да. Пока вы ищете, я наведу справки, со своей стороны, и, может
быть, кое-что узнаю.
- Граф де Ла Фер, иначе Атос; господин дю Валлон, или Портос, и ше-
валье д'Эрбле, теперь аббат д'Эрбле, иначе Арамис.
Кардинал улыбнулся.
- Младшие сыновья древних родов, - сказал он, - поступившие в мушке-
теры под вьмышленными именами, чтобы не компрометировать своих семей!
Длинная шпага и пустой кошелек, - нам это знакомо.
- Если, бог даст, эти шпаги послужат вам, монсеньер, - отвечал д'Ар-
таньян, - то осмелюсь пожелать, чтобы Кошелок вашего преосвященства стал
полегче, а их бы потяжелел, потому что с этими тремя людьми и со мной в
придачу вы, ваше преосвященство, перевернете вверх дном всю Францию и
даже всю Европу, если вам будет угодно.
- В хвастовстве гасконцы могут потягаться с итальянцами, - сказал,
смеясь, Мазарини.
- Во всяком случае, - сказал д'Артаньян, улыбаясь так же, как карди-
нал, - они превзойдут их в бою на шпагах.
И он вышел, получив отпуск, который тут же был ему выписан и подписан
самим Мазарини.
Едва очутившись во дворе, он подошел к фонарю и поспешно заглянул в