Именно тогда Альбер, возвращаясь с места дуэли, заметил в окне своего
отца, подстерегавшего его, и отвернулся.
Граф широко раскрыл глаза, он знал, что Альбер нанес Монте-Кристо
страшное оскорбление, что во всем мире подобное оскорбление влечет за
собою дуэль, в которой одного из противников ожидает смерть. Альбер вер-
нулся живой и невредимый; следовательно, его отец был отомщен.
Непередаваемая радость озарила это мрачное лицо, словно последний луч
солнца, опускающегося в затянувшие горизонт тучи, как в могилу.
Но, как мы уже сказали, он тщетно ждал, что Альбер поднимется в его
комнаты и расскажет о своем торжестве. Что его сын, идя сражаться, не
захотел увидеться с отцом, за честь которого он мстил, это было попятно;
но почему, отомстив за честь отца, сын не пришел и не бросился в его
объятия?
Тогда-то граф, не имея возможности повидать Альбера, послал за его
камердинером. Мы знаем, что Альбер велел камердинеру ничего не скрывать
от графа.
Десять минут спустя на крыльце появился граф де Морсер, в черном сюр-
туке с воротником военного образца, в черных панталонах, в черных пер-
чатках. Очевидно, он уже заранее отдал распоряжения, потому что не успел
он спуститься с крыльца, как ему подали карету.
Камердинер сейчас же положил в карету плащ, в который были завернуты
две шпаги, затем захлопнул дверцу и сел рядом с кучером.
Кучер ждал приказаний.
- На Елисейские Поля, - сказал генерал, - к графу Монте-Кристо. Живо!
Лошади рванулись под ударом бича; пять минут спустя они остановились
у дома графа.
Морсер сам открыл дверцу и, еще на ходу, как юноша, выпрыгнул на ал-
лею, позвонил и вошел вместе со своим камердинером в широко распахнутую
дверь.
Через секунду Батистен докладывал Монте-Кристо о графе де Морсер, и
Монте-Кристо, проводив Гайде, велел провести Морсера в гостиную.
Генерал уже третий раз отмеривал шагами длину гостипой, когда, обер-
нувшись, он увидел на пороге МонтеКристо.
- А, это господин де Морсер! - спокойно сказал Монте-Кристо. - Мне
казалось, я ослышался.
- Да, это я, - сказал граф; губы его дрожали, он с трудом выговаривал
слова.
- Мне остается узнать, - сказал Монте-Кристо, - чему я обязан удо-
вольствием видеть графа де Морсер в такой ранний час.
- У вас сегодня утром была дуэль с моим сыном, сударь? - спросил ге-
нерал.
- Вам это известно? - спросил граф.
- Да, и мне известно также, что у моего сына были веские причины
драться с вами и постараться убить вас.
- Действительно, сударь, у него были на это веские причины. Но все
же, как видите, он меня не убил и даже не дрался.
- Однако вы в его глазах виновник бесчестья, постигшего его отца, ви-
новник страшного несчастья, которое обрушилось на мой дом.
- Это верно, сударь, - сказал Монте-Кристо с тем же ужасающим спо-
койствием, - виновник, впрочем, второстепенный, а не главный.
- Вы, очевидно, извинились перед ним или дали какие-нибудь объясне-
ния?
- Я не дал ему никаких объяснений, и извинился не я, а он.
- Но что же, по-вашему, означает его поведение?
- Скорее всего он убедился, что кто-то другой виновнее меня.
- Кто же?
- Его отец.
- Допустим, - сказал Морсер, бледнея, - но вы должны знать, что ви-
новный не любит, когда ему указывают на его вину.
- Я это знаю... Потому я ждал того, что произошло.
- Вы ждали, что мой сын окажется трусом?! - воскликнул граф.
- Альбер де Морсер далеко не трус, - сказал МонтеКристо.
- Если человек держит в руке шпагу, если перед ним стоит его смер-
тельный враг и он не дерется - значит, он трус! Будь он здесь, я бы ска-
зал ему это в лицо!
- Сударь, - холодно ответил Монте-Кристо, - я не думаю, чтобы вы яви-
лись ко мне обсуждать ваши семейные дела. Скажите все это своему сыну,
может быть он найдет, что вам ответить.
- Нет, нет, - возразил генерал с мимолетной улыбкой, - вы совершенно
правы, я приехал не для этого! Я приехал вам сказать, что я тоже считаю
вас своим врагом! Я инстинктивно ненавижу вас! У меня такое чувство,
будто я вас всегда знал и всегда ненавидел! И раз нынешние молодые люди
отказываются драться, то драться надлежит нам... Вы согласны со мной,
сударь?
- Вполне; поэтому, когда я сказал вам, что я ждал того, что должно
произойти, я имел и виду и ваше посещение.
- Тем лучше... Следовательно, вы готовы?
- Я всегда готов.
- Мы будем биться до тех пор, пока один из нас не умрет, понимаете? -
с яростью сказал генерал, стиснув зубы.
- Пока один из нас не умрет, - повторил граф МонтеКристо, слегка кив-
нув головой.
- Так едем, секунданты нам не нужны.
- Разумеется, не нужны, - сказал Монте-Кристо, - мы слишком хорошо
знаем друг друга!
- Напротив, - сказал граф, - мы совершенно друг друга не знаем.
- Полноте, - сказал Монте-Кристо с тем же убийственным хладнокровием,
- что вы говорите! Разве вы не тот самый солдат Фернан, который дезерти-
ровал накануне сражения при Ватерлоо? Разве вы не тот самый поручик Фер-
нан, который служил проводником и шпионом французской армии в Испании?
Разве вы не тот самый полковник Фернан, который предал, продал, убил
своего благодетеля Али? И разве все эти Фернаны, вместе взятые, не обра-
тились в генерал-лейтенанта графа де Морсер, пэра Франции?
- Негодяй, - воскликнул генерал, которого эти слова жгли, как раска-
ленное железо, - ты коришь меня моим позором перед тем, быть может, как
убить меня! Нет, я не хотел сказать, что ты не знаешь меня; я отлично
знаю, дьявол, что ты проник в мрак моего прошлого, что ты перечел - но
знаю, при свете какого факела, - каждую страницу моей жизни; но, быть
может, в моем позоре все-таки больше чести, чем в твоем показном блеске!
Да, ты меня знаешь, не сомневаюсь, но я не знаю тебя, авантюрист, купаю-
щийся в золоте и драгоценных камнях! В Париже ты называешь себя графом
Монте-Кристо; в Италии - Синдбадом-Мореходом; на Мальте - еще как-то, уж
не помню. Но я требую, я хочу знать твое настоящее имя, среди этой сотни
имен, чтобы выкрикнуть его в ту минуту, когда я всажу шпагу в твое серд-
це!
Граф Монте-Кристо смертельно побледнел; его глаза вспыхнули грозным
огнем; он стремительно бросился в соседнюю комнату, сорвал с себя галс-
тук, сюртук и жилет, накинул матросскую куртку и надел матросскую шапоч-
ку, из-под которой ниспадали его длинные черные волосы.
И он вернулся, страшный, неумолимый, и, скрестив руки, направился к
генералу. Морсер, удивленный его внезапным уходом, ждал. При виде преоб-
разившегося МонтеКристо ноги у него подкосились и зубы застучали; он
стал медленно отступать и, натолкнувшись на какой-то стол, остановился.
- Фернан, - крикнул ему Монте-Кристо, - из сотни моих имен мне доста-
точно назвать тебе лишь одно, чтобы сразить тебя; ты отгадал это имя,
правда? Ты вспомнил его? Ибо, невзирая на все мои несчастья, на все мои
мучения, я стою перед тобой сегодня помолодевший от радости мщения, та-
кой, каким ты, должно быть, не раз видел меня во сне, с тех пор как же-
нился... на Мерседес, моей невесте!
Генерал, запрокинув голову, протянув руки вперед, остановившимся
взглядом безмолвно смотрел на это страшное видение; затем, держась за
стену, чтобы не упасть, он медленно добрел до двери и вышел, пятясь, ис-
пустив один лишь отчаянный, душераздирающий крик:
- Эдмон Дантес!
Затем с нечеловеческими усилиями он дотащился до крыльца, походкой
пьяного пересек двор и повалился на руки своему камердинеру, невнятно
бормоча:
- Домой, домой!
По дороге свежий воздух и стыд перед слугами помогли ему собраться с
мыслями; но расстояние было невелико, и по мере того как граф приближал-
ся к дому, отчаяние снова овладевало им.
За несколько шагов от дома граф велел остановиться и вышел из экипа-
жа.
Ворота были раскрыты настежь; кучер фиакра, изумленный, что его поз-
вали к такому богатому особняку, ждал посреди двора; граф испуганно
взглянул на него, но не посмел никого расспрашивать и бросился к себе.
По лестнице спускались двое; он едва успел скрыться в боковую комна-
ту, чтобы не столкнуться с ними.
Это была Мерседес, опиравшаяся на руку сына; они вместе покидали дом.
Они прошли совсем близко от несчастного, который, спрятавшись за
штофную портьеру, едва не почувствовал прикосновение шелкового платья
Мерседес и ощутил на своем лице теплое дыхание сына, говорившего:
- Будьте мужественны, матушка! Идем, идем скорей, мы здесь больше не
у себя.
Слова замерли, шаги удалились.
Граф выпрямился, вцепившись руками в штофную занавесь; он старался
подавить самое отчаянное рыдание, когда-либо вырывавшееся из груди отца,
которого одновременно покинули жена и сын...
Вскоре он услышал, как хлопнула дверца фиакра, затем крикнул кучер,
задрожали стекла от грохота тяжелого экипажа; тогда он бросился к себе в
спальню, чтобы еще раз взглянуть на все, что он любил в этом мире; но
фиакр уехал, и ни Мерседес, ни Альбер не выглянули из его окошка, чтобы
послать опустелому дому, покидаемому отцу и мужу последний взгляд проща-
ния и сожаления.
И вот, в ту самую минуту, когда колеса экипажа застучали по камням
мостовой, раздался выстрел, и темный дымок вырвался из окна спальни,
разлетевшегося от сотрясения.
XVI. ВАЛЕНТИНА
Читатели, конечно, догадываются, куда спешил Моррель и с кем у него
было назначено свидание.
Расставшись с Монте-Кристо, он медленно шел по направлению к дому
Вильфора.
Мы сказали - медленно: дело в том, что у Морреля было еще более полу-
часа времени, а пройти ему надо было шагов пятьсот; но хоть у него и бы-
ло времени более чем достаточно, он все же поспешил расстаться с Мон-
те-Кристо, потому что ему не терпелось остаться наедине со своими мысля-
ми.
Он твердо помнил назначенный ему час: тот самый, когда Валентина кор-
мила завтраком Нуартье и потому могла быть уверена, что никто не потре-
вожит ее при исполнении этого благочестивого долга. Нуартье и Валентина
разрешили ему посещать их два раза в неделю, и он собирался воспользо-
ваться своим правом.
Когда Моррель вошел, поджидавшая его Валентина схватила его за руку и
подвела к своему деду. Она была бледна и сильно взволнована.
Ее волнение было вызвано скандалом в Опере: все уже знали (свет всег-
да все знает) о ссоре между Альбером и Монте-Кристо. В доме Вильфоров
никто не сомневался в том, что неизбежным последствием случившегося бу-
дет дуэль: Валентина женским чутьем поняла, что Моррель будет секундан-
том Монте-Кристо, и, зная храбрость Максимилиана, его глубокую привязан-
ность к графу, боялась, что он не ограничится пассивной ролью свидетеля.
Поэтому легко понять, с каким нетерпением спрашивала она о подробнос-
тях и выслушивала ответы, и Моррель прочел в глазах своей возлюбленной
бесконечную радость, когда она услышала о неожиданно счастливом исходе
дуэли.
- А теперь, - сказала Валентина, делая знак Моррелю сесть рядом со
стариком и сама усаживаясь на скамеечку, на которой покоились его ноги,
- мы можем поговорить и о собственных делах. Вы ведь знаете, Максимили-
ан, что дедушка одно время хотел уехать из дома господина де Вильфор и
поселиться отдельно.
- Да, конечно, - сказал Максимилиан, - я помню этот план, я весьма
одобрял его.
- Так я могу вас обрадовать, Максимилиан, - сказала Валентина, - по-
тому что дедушка опять вернулся к этой мысли.
- Отлично! - воскликнул Максимилиан.
- А знаете, - продолжала Валентина, - почему дедушка хочет покинуть
этот дом?
Нуартье многозначительно посмотрел на внучку, взглядом приказывая ей
замолчать; но Валентина не смотрела на него: ее взоры и ее улыбка при-
надлежали Моррелю.
- Чем бы ни объяснялось желание господина Нуартье, я присоединяюсь к
нему, - воскликнул Моррель.
