начинается моя смерть.
- Я исполню ваше желание, матушка, - сказал Альбер, - я разделяю ваши
надежды; божий гнев пощадит вашу чистоту и мою невинность... Но раз мы
решились, будем действовать. Господин де Морсер уехал из дому с полчаса
тому назад; это удобный случай избежать шума и объяснений.
- Я буду ждать тебя, сын мой, - сказала Мерседес.
Альбер вышел из дому и вернулся с фиакром; он вспомнил о небольшом
пансионе на улице св. Отцов и намеревался снять там скромное, но прилич-
ное помещение для матери.
Когда фиакр подъехал к воротам и Альбер вышел, к нему приблизился че-
ловек и подал ему письмо.
Альбер узнал Бертуччо.
- От графа, - сказал управляющий.
Альбер взял письмо и вскрыл его.
Кончив читать, он стал искать глазами Бертуччо, но тот исчез.
Тогда Альбер, со слезами на глазах, вернулся к Мерседес и безмолвно
протянул ей письмо.
Мерседес прочла:
"Альбер!
Я угадал намерение, которое вы сейчас приводите в исполнение, - вы
видите, что и я не чужд душевной чуткости. Вы свободны, вы покидаете дом
графа и увозите с собой свою мать, свободную, как вы. Но подумайте, Аль-
бер: вы обязаны ей большим, чем можете ей дать, бедный, благородный юно-
ша! Возьмите на себя борьбу и страдание, но избавьте ее от нищеты, кото-
рая вас неизбежно ждет на первых порах; ибо она не заслуживает даже тени
того несчастья, которое ее постигло, и провидение не допустит, чтобы не-
винный расплачивался за виновного.
Я знаю, вы оба покидаете дом на улице Эльдер, ничего оттуда не взяв.
Не допытывайтесь, как я это узнал. Я знаю; этого довольно.
Слушайте, Альбер.
Двадцать четыре года тому назад я, радостный и гордый, возвращался на
родину. У меня была невеста, Альбер, святая девушка, которую я боготво-
рил, и я вез своей невесте сто пятьдесят луидоров, скопленных неустан-
ной, тяжелой работой. Эти деньги были ее, я ей их предназначал и, зная,
как вероломно море, я зарыл наше сокровище в маленьком садике того дома
в Марселе, где жил мой отец, на Мельянских аллеях.
Ваша матушка, Альбер, хорошо знает этот бедный, милый дом.
Не так давно, по дороге в Париж, я был проездом в Марселе. Я пошел
взглянуть на этот дом, полный горьких воспоминаний; и вечером, с засту-
пом в руках, я отправился в тот уголок, где зарыл свой клад. Железный
ящичек все еще был на том же месте, никто его не тронул; он зарыт в уг-
лу, в тени прекрасною фигового дерева, которое в день моего рождения по-
садил мой отец.
Эти деньги некогда должны были обеспечить жизнь и покой той женщине,
которую я боготворил, и ныне, но странной и горестной прихоти случая,
они нашли себе то же применение. Поймите меня, Альбер: я мог бы предло-
жить этой несчастной женщине миллионы, но я возвращаю ей лишь кусок хле-
ба, забытый под моей убогой кровлей в тот самый день, когда меня разлу-
чили с той, кого я любил.
Вы человек великодушный, Альбер, но, может быть, вас еще ослепляет
гордость или обида; если вы мне откажете, если вы возьмете от другого
то, что я вправе вам предложить, я скажу, что с вашей стороны жестоко
отвергать кусок хлеба для вашей матери, когда его предлагает человек,
чей отец, по вине вашего отца, умер в муках голода и отчаяния".
Альбер стоял бледный и неподвижный, ожидая решения матери.
Мерседес подняла к небу растроганный взгляд.
- Я принимаю, - сказала она, - он имеет право предложить мне эти
деньги.
И, спрятав на груди письмо, она взяла сына под руку и поступью, более
твердой, чем, может быть, сама ожидала, вышла на лестницу.
XV. САМОУБИЙСТВО
Тем временем Монте-Кристо вместе с Эмманюелем и Максимилианом тоже
вернулся в город.
Возвращение их было веселое. Эмманюель не скрывал своей радости, что
все окончилось так благополучно, и откровенно заявлял о своих миролюби-
вых вкусах. Моррель, сидя в углу кареты, не мешал зятю изливать свою ве-
селость в словах и молча переживал радость, не менее искреннюю, хоть она
и светилась только в его взгляде.
У заставы Трон они встретили Бертуччо; он ждал их, неподвижный, как
часовой на посту.
Монте-Кристо высунулся из окна кареты, вполголоса обменялся с ним
несколькими словами, и управляющий быстро удалился.
- Граф, - сказал Эмманюель, когда они подъезжали к Пляс-Рояль, - ос-
тановите, пожалуйста, карету у моего дома, чтобы моя жена ни одной лиш-
ней минуты не волновалась за вас и за меня.
- Если бы не было смешно кичиться своим торжеством, - сказал Моррель,
- я пригласил бы графа зайти к нам; но, вероятно, графу тоже надо успо-
коить чьи-нибудь тревожно бьющиеся сердца. Вот мы и приехали, Эмманюель;
простимся с нашим другом и дадим ему возможность продолжать свой путь.
- Погодите, - сказал Монте-Кристо, - я не хочу лишиться так сразу
обоих спутников; идите к вашей прелестной жене и передайте ей от меня
искренний привет; а вы, Моррель, проводите меня до Елисейских Полей.
- Чудесно, - сказал Максимилиан, - тем более что мне и самому нужно в
вашу сторону, граф.
- Ждать тебя к завтраку? - спросил Эмманюель.
- Нет, - отвечал Максимилиан.
Дверца захлопнулась, и карета покатила дальше.
- Видите, я принес вам счастье, - сказал Моррель, оставшись наедине с
графом. - Вы не думали об этом?
- Думал, - сказал Монте-Кристо, - потому-то мне и хотелось бы никогда
с вами не расставаться.
- Это просто чудо! - продолжал Моррель, отвечая на собственные мысли.
- Что именно? - спросил Монте-Кристо.
- То, что произошло.
- Да, - отвечал с улыбкой граф, - вы верно сказали, Моррель, это
просто чудо!
- Как-никак, - продолжал Моррель, - Альбер человек храбрый.
- Очень храбрый, - сказал Монте-Кристо, - я сам видел, как он мирно
спал, когда над его головой был занесен кинжал.
- А я знаю, что он два раза дрался на дуэли, и дрался очень хорошо;
как же все это вяжется с сегодняшним его поведением?
- Это ваше влияние, - улыбаясь, заметил МонтеКристо.
- Счастье для Альбера, что он не военный! - сказал Моррель.
- Почему?
- Принести извинение у барьера! - и молодой капитан покачал головой.
- Послушайте, Моррель! - мягко сказал граф. - Неужели и вы разделяете
предрассудки обыкновенных людей? Ведь согласитесь, что если Альбер
храбр, то он не мог сделать это из трусости; у пего, несомненно, была
причина поступить так, как он поступил сегодня, и, таким образом, его
поведение скорее всего можно назвать геройским.
- Да, конечно, - отвечал Моррель, - но я скажу, как говорят испанцы:
сегодня он был менее храбр, чем вчера.
- Вы позавтракаете со мной, правда, Моррель? - сказал граф, меняя
разговор.
- Нет, я расстанусь с вами в десять часов.
- Вы условились с кем-нибудь завтракать вместе?
Моррель улыбнулся и покачал головой.
- Но ведь где-нибудь позавтракать вам надо.
- Я не голоден, - возразил Максимилиан.
- Мне известны только два чувства, от которых человек лишается аппе-
тита, - заметил граф: - горе и любовь.
Я вижу, к счастью, что вы в очень веселом настроении, - значит, это
не горе... Итак, судя по тому, что вы мне сказали сегодня утром, я поз-
волю себе думать...
- Ну что ж, граф, - весело отвечал Моррель, - я не отрицаю.
- И вы ничего мне об этом не расскажете, Максимилиан? - сказал граф с
такой живостью, что было ясно, как бы ему хотелось узнать тайну Морреля.
- Сегодня утром, граф, вы могли убедиться в том, что у меня есть
сердце, не так ли?
Вместо ответа Монте-Кристо протянул Моррелю руку.
- Теперь, - продолжал тот, - когда мое сердце уже больше не в Вен-
сенском лесу, с вами, оно в другом месте, и я иду за ним.
- Идите, - медленно сказал граф, - идите, мой друг; но прошу вас, ес-
ли на вашем пути встретятся препятствия, вспомните о том, что я многое
на этом свете могу сделать, что я счастлив употребить свою власть на
пользу тем, кого я люблю, и что я люблю вас, Моррель.
- Хорошо, - сказал Максимилиан, - я буду помнить об этом, как эгоис-
тичные дети помнят о своих родителях, когда нуждаются в их помощи. Если
мне это понадобится, - а очень возможно, что такая минута наступит, - я
обращусь к вам за помощью, граф.
- Смотрите, вы дали слово. Так до свидания.
- До свидания.
Они подъехали к дому на Елисейских Полях. МонтеКристо откинул дверцу.
Моррель соскочил на мостовую.
На крыльце ждал Бертуччо.
Моррель удалился по авеню Мариньи, а Монте-Кристо быстро пошел
навстречу Бертуччо.
- Ну, что? - спросил он.
- Она собирается покинуть свой дом, - отвечал управляющий.
- А ее сын?
- Флорантеп, его камердинер, думает, что он собирается сделать то же
самое.
- Идите за мной.
Монте-Кристо прошел с Бертуччо в свой кабинет, написал известное нам
письмо и передал его управляляющему.
- Ступайте, - сказал он, - поспешите; кстати, пусть Гайде сообщат,
что я вернулся.
- Я здесь, - ответила сама Гайде, которая, услышав, что подъехала ка-
рета, уже спустилась вниз и сияла от счастья, видя графа здравым и нев-
редимым.
Бертуччо вышел.
Всю радость нежной дочери, снова увидевшей отца, весь восторг возлюб-
ленной, снова увидевшей любимого, испытала Гайде при этой встрече, кото-
рой она ждала с таким нетерпением.
Конечно, и радость Монте-Кристо, хоть и не выказываемая так бурно,
была не менее велика; для исстрадавшихся сердец радость подобна росе,
падающей на иссушенную зноем землю; сердце и земля впитывают благодатную
влагу, но посторонний глаз не заметит этого.
За последние дни Монте-Кристо понял то, что давно уже казалось ему
невозможным: на свете есть две Мерседес, он еще может быть счастлив.
Его пылающий радостью взор жадно погружался в затуманенные глаза Гай-
де, как вдруг открылась дверь.
Граф нахмурился.
- Господин де Морсер! - доложил Батистен, как будто одно это имя слу-
жило ему оправданием.
В самом деле лицо графа прояснилось.
- Который? - спросил он. - Виконт или граф?
- Граф.
- Неужели это еще не кончилось? - воскликнула Гайде.
- Не знаю, кончилось ли это, дитя мое, - сказал Монте-Кристо, беря
девушку за руки, - но тебе нечего бояться.
- Но ведь этот негодяй...
- Этот человек бессилен против меня, Гайде, - сказал Монте-Кристо, -
бояться надо было тогда, когда я имел дело с его сыном.
- Ты никогда не узнаешь, сколько я выстрадала, господин мой, - сказа-
ла Гайде.
Монте-Кристо улыбнулся.
- Клянусь тебе могилой моего отца, - сказал он, - если с кем-нибудь и
случится несчастье, то во всяком случае не со мной.
- Я верю тебе, как богу, господин мой, - сказала молодая девушка,
подставляя графу лоб.
Монте-Кристо запечатлел на этом прекрасном, чистом челе поцелуй, от
которого забились два сердца, одно стремительно, другое глухо.
- Боже мой, - прошептал граф, - неужели ты позволишь мне снова полю-
бить!.. Попросите графа де Морсер в гостиную, - сказал он Батистену,
провожая прекрасную гречанку к потайной лестнице.
Нам необходимо объяснить причину этого посещения, которого, быть мо-
жет, и ждал Монте-Кристо, но, наверное, не ждали наши читатели.
Когда Мерседес, как мы уже говорили, производила у себя нечто вроде
описи, сделанной и Альбером; когда она укладывала свои драгоценности, -
запирала шкафы, собирала в одно место ключи, желая все оставить после
себя в полном порядке, она не заметила, что за стеклянной дверью в кори-
дор появилось мрачное, бледное лицо. Тот, кто смотрел через эту дверь,
не будучи сам увиденным и услышанным, мог видеть и слышать все, что про-
исходило у г-жи де Морсер.
Отойдя от этой двери, бледный человек удалился в спальню и поднял су-
дорожно сжатой рукой занавеску окна, выходящего во двор.
Так он стоял минут десять, неподвижный, безмолвный, прислушиваясь к
биению собственного сердца. Ему эти десять минут показались вечностью.
