ворят стрелки, набивает себе руку.
Он только что взял в руку оружие и начал вглядываться в точку прицела
на железной дощечке, служившей ему мишенью, как дверь кабинета отвори-
лась и вошел Батистен.
Но, раньше чем он успел открыть рот, граф заметил в полумраке за
растворенной дверью женщину под вуалью, которая вошла вслед за Батисте-
ном.
Она увидела в руке графа пистолет, увидела, что на столе лежат две
шпаги, и бросилась в комнату.
Батистен вопросительно взглянул на своего хозяина.
Граф сделал ему знак, Батистен вышел и закрыл за собой дверь.
- Кто вы такая, сударыня? - сказал граф женщине под вуалью.
Незнакомка окинула взглядом комнату, чтобы убедиться, что они одни,
потом склонилась так низко, как будто хотела упасть на колени, и с отча-
янной мольбой сложила руки.
- Эдмон, - сказала она, - вы не убьете моего сына!
Граф отступил на шаг, тихо вскрикнул и выронил пистолет.
- Какое имя вы произнесли, госпожа де Морсер? - сказал он.
- Ваше, - воскликнула она, откидывая вуаль, - ваше, которое, быть мо-
жет, я одна не забыла. Эдмон, к вам пришла не госпожа де Морсер, к вам
пришла Мерседес.
- Мерседес умерла, сударыня, - сказал Монте-Кристо, - и я больше не
знаю женщины, носящей это имя.
- Мерседес жива, и Мерседес все помнит, она единственная узнала вас,
чуть только увидела, и даже еще не видев, по одному вашему голосу, Эд-
мон, по звуку вашего голоса; и с тех пор она следует за вами по пятам,
она следит за вами, она боится вас, и ей не нужно было доискиваться, чья
рука нанесла удар графу де Морсер.
- Фернану, хотите вы сказать, сударыня, - с горькой иронией возразил
Монте-Кристо. - Раз уж вы начали припоминать имена, припомним их все.
Монте-Кристо произнес имя "Фернан" с такой ненавистью, что Мерседес
содрогнулась от ужаса.
- Вы видите, Эдмон, что я не ошиблась, - воскликнула она, - и что я
недаром сказала вам: пощадите моего сына!
- А кто вам сказал, сударыня, что я враг вашему сыну?
- Никто! Но все матери - ясновидящие. Я все угадала, я поехала за ним
в Оперу, спряталась в ложе и видела все.
- В таком случае, сударыня, вы видели, что сын Фернана публично ос-
корбил меня? - сказал Монте-Кристо с ужасающим спокойствием.
- Сжальтесь!
- Вы видели, - продолжал граф, - что он бросил бы мне в лицо перчат-
ку, если бы один из моих друзей, господин Моррель, не схватил его за ру-
ку.
- Выслушайте меня. Мой сын также разгадал вас; несчастье, постигшее
его отца, он приписывает вам.
- Сударыня, - сказал Монте-Кристо, - вы ошибаетесь: это не несчастье,
это возмездие. Не я нанес удар господину де Морсер, его карает провиде-
ние.
- А почему вы хотите подменить собой провидение? - воскликнула Мерсе-
дес. - Почему вы помните, когда оно забыло? Какое дело вам, Эдмон, до
Янины и ее визиря? Что сделал вам Фернан Мондего, предав Али-Тебелина?
- Верно, сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - и все это касается
только французского офицера и дочери Василики. Вы правы, мне до этого
нет дела, и если я поклялся отомстить, то не французскому офицеру и не
графу де Морсер, а рыбаку Фернану, мужу каталанки Мерседес.
- Какая жестокая месть за ошибку, на которую меня толкнула судьба! -
воскликнула графиня. - Ведь виновата я, Эдмон, и если вы должны мстить,
так мстите мне, у которой не хватило сил перенести ваше отсутствие и
свое одиночество.
- А почему я отсутствовал? - воскликнул МонтеКристо. - Почему вы были
одиноки?
- Потому что вас арестовали, Эдмон, потому что вы были в тюрьме.
- А почему я был арестован? Почему я был в тюрьме?
- Этого я не знаю, - сказала Мерседес.
- Да, вы этого не знаете, сударыня, по крайней мере надеюсь, что не
знаете. Но я вам скажу. Я был арестован, я был в тюрьме потому, что на-
кануне того самого дня, когда я должен был на вас жениться, в беседке
"Резерва" человек, по имени Данглар, написал это письмо, которое рыбак
Фернан взялся лично отнести на почту.
И Монте-Кристо, подойдя к столу, открыл ящик, вынул из него пожелтев-
шую бумажку, исписанную выцветшими чернилами, и положил ее перед Мерсе-
дес.
Это было письмо Данглара королевскому прокурору, которое граф Мон-
те-Кристо, под видом агента фирмы Томсон и Френч, изъял из дела Эдмона
Дантеса в кабинете г-на де Бовиль.
Мерседес с ужасом прочла:
"Господина королевского прокурора уведомляет друг престола и веры,
что Эдмон Дантес, помощник капитана на корабле "Фараон", прибывшем се-
годня из Смирны, с заходом в Неаполь и Порто-Феррайо, имел от Мюрата
письмо к узурпатору, а от узурпатора письмо к бонапартистскому комитету
в Париже.
Арестовав его, можно иметь доказательство его преступления, ибо
письмо находится при нем, или у его отца, или в его каюте на "Фараоне".
- Боже мой! - простонала Мерседес, проводя рукой по влажному лбу. - И
это письмо...
- Я купил его за двести тысяч франков, сударыня, - сказал Монте-Крис-
то, - и это недорого, потому что благодаря ему я сегодня могу оправ-
даться перед вами.
- И из-за этого письма?..
- Я был арестован; это вы знаете; но вы не знаете, сударыня, сколько
времени длилось мое заточение. Вы не знаете, что я четырнадцать лет то-
мился в четверти лье от вас, в темнице замка Иф. Вы не знаете, что че-
тырнадцать долгих лет я ежедневно повторял клятву мщения, которую я дал
себе в первый день, а между тем мне но было известно, что вы вышли замуж
за Фернана, моею доносчика, и что мой отец умер, умер от голода!
Мерседес пошатнулась.
- Боже милосердный! - воскликнула она.
- Но, когда я вышел из тюрьмы, в которой пробыл четырнадцать лет, я
узнал все это, и вот почему жизнью Мерседес и смертью отца я поклялся
отметить Фернану, и... и я ищу ему.
- И вы уверены, что на вас донес несчастный Фернан?
- Клянусь вам спасением своей души, сударыня, он это сделал. Впрочем,
это немногим гнуснее, чем французскому гражданину - продаться англича-
нам; испанцу по рождению - сражаться против испанцев; офицеру па службе
у Али - предать и убить Али. Что по сравнению с этим письмо, которое я
вам показал? Уловка влюбленного, которую, я это признаю и понимаю, долж-
на простить женщина, вышедшая замуж за этого человека, но которую не
прощает тот, чьей невестой она была. Французы не отметили предателю, ис-
панцы не расстреляли предателя, Али, лежа в своей могиле, не наказал
предателя; но я, преданный им, уничтоженный, тоже брошенный в могилу, я
милостью бога вышел из этой могилы, я перед богом обязан отметить; я
послан им для мести, и вот я здесь.
Несчастная женщина закрыла лицо руками и, как подкошенная, упала на
колени.
- Простите, Эдмон, - сказала она, - простите ради меня, ради моей
любви к вам!
Достоинство замужней женщины остановило порыв истерзанного сердца.
Чело ее склонилось почти до самого пола.
Граф бросился к ней и поднял ее.
И вот, сидя в кресле, она своими затуманенными от слез глазами пос-
мотрела на мужественное лицо МонтеКристо, на котором еще лежал грозный
отпечаток страдания и ненависти.
- Не истребить этот проклятый род! - прошептал он. Ослушаться бога,
который повелевает мне покарать его! Нет, не могу!
- Эдмон, - с отчаянием сказала несчастная мать, - боже мой, я называю
вас Эдмоном, почему вы не называете меня Мерседес?
- Мерседес! - повторил Монте-Кристо. - Да, вы правы, мне еще сладост-
но произносить это имя, и сегодня впервые, после стольких лет, оно зву-
чит так внятно на моих устах. Мерседес, я повторял ваше имя со вздохами
тоски, со стонами боли, с хрипом отчаяния; я произносил его, коченея от
холода, скорчившись на тюремной соломе; я произносил его, изнемогая от
жары, катаясь по каменному полу моей темницы. Мерседес, я должен отме-
тить, потому что четырнадцать лет я страдал, четырнадцать лет проливал
слезы, я проклинал; говорю вам, Мерседес, я должен отметить!
И граф, страшась, что он не устоит перед просьбами той, которую он
так любил, призывал воспоминания на помощь своей ненависти.
- Так отметите, Эдмон, - воскликнула несчастная мать, - но отметите
виновным; отомстите ему, отомстите мне, но не мстите моему сыну!
- В Священном писании сказано, - ответил МонтеКристо: - "Вина отцов
падет на их детей до третьего и четвертого колена". Если бог сказал эти
слова своему пророку, то почему же мне быть милосерднее бога?
- Потому, что бог владеет временем и вечностью, а у человека их нет.
Из груди Монте-Кристо вырвался не то стон, не то рычание, и он прижал
ладони к вискам.
- Эдмон, - продолжала Мерседес, простирая руки к графу. - С тех пор
как я вас знаю, я преклонялась перед вами, я чтила вашу память. Эдмон,
друг мой, не омрачайте этот благородный и чистый образ, навеки запечат-
ленный в моем сердце! Эдмон, если бы вы знали, сколько молитв я вознесла
за вас богу, пока я еще надеялась, что вы живы, и с тех пор, как повери-
ла, что вы умерли! Да, умерли! Я думала, что ваш труп погребен в глубине
какой-нибудь мрачной башни; я думала, что ваше тело сброшено на дно ка-
кой-нибудь пропасти, куда тюремщики бросают умерших узников, и я плака-
ла! Что могла я сделать для вас, Эдмон, как не молиться и плакать? Пос-
лушайте меня: десять лет подряд я каждую ночь видела один и тот же сон.
Ходили слухи, будто вы пытались бежать, заняли место одного из заключен-
ных, завернулись в саван покойника, и будто этот живой труп сбросили с
высоты замка Иф; и только услышав крик, который вы испустили, падая на
камни, ваши могильщики, оказавшиеся вашими палачами, поняли подмен. Эд-
мон, клянусь вам жизнью моего сына, за которого я вас молю, десять лет я
каждую ночь видела во сне людей, сбрасывающих что-то неведомое и страш-
ное с вершины скалы; десять лет я каждую ночь слышала ужасный крик, от
которого просыпалась, вся дрожа и леденея. И я, Эдмон, поверьте мне, как
ни тяжка моя вина, я тоже много страдала!
- А чувствовали ли вы, что ваш отец умирает вдали от вас? - восклик-
нул Монте-Кристо. - Терзались ли вы мыслью о том, что любимая женщина
отдает свою руку вашему сопернику, в то время как вы задыхаетесь на дне
пропасти?..
- Нет, - прервала его Мерседес, - но я вижу, что тот, кого я любила,
готов стать убийцей моего сына!
Мерседес произнесла эти слова с такой силой горя, с таким отчаянием,
что при звуке этих слов у графа вырвалось рыдание.
Лев был укрощен; неумолимый мститель смирился.
- Чего вы требуете? - спросил он. - Чтобы я пощадил жизнь вашего сы-
на? Хорошо, он не умрет.
Мерседес радостно вскрикнула; на глазах Монте-Кристо блеснули две
слезы, но они тотчас же исчезли; должно быть, бог послал за ними ангела,
ибо перед лицом создателя, они были много драгоценнее, чем самый роскош-
ный жемчуг Гузерата и Офира.
- Благодарю тебя, благодарю, Эдмон! - воскликнула она, схватив руку
графа и поднося ее к губам. - Таким ты всегда грезился мне, таким, я
всегда любила тебя. Теперь я могу это сказать!
- Тем более, - отвечал Монте-Кристо, - что вам уже недолго любить
бедного Эдмона. Мертвец вернется в могилу, призрак вернется в небытие.
- Что вы говорите, Эдмон?
- Я говорю, что, раз вы этого хотите, Мерседес, я должен умереть.
- Умереть? Кто это сказал? Кто говорит о смерти? Почему вы возвращае-
тесь к мысли о смерти?
- Неужели вы думаете, что, оскорбленный публично, при всей зале, в
присутствии ваших друзей и друзей вашего сына, вызванный на дуэль
мальчиком, который будет гордиться моим прощением как своей победой, не-
ужели вы думаете, что я могу остаться жить? После вас, Мерседес, я
больше всего на свете любил самого себя, то есть мое достоинство, ту си-
лу, которая возносила меня над людьми; в этой силе была моя жизнь. Одно
ваше слово сломило ее. Я должен умереть.
- Но ведь эта дуэль не состоится, Эдмон, раз вы прощаете.
