по крайней мере сейчас, куча друзей. Но, вступая в такой брак, перед ли-
цом всего парижского общества, я должен опереться на человека с громким
именем, и если меня поведет к алтарю не рука моего отца, то это должна
быть чья-нибудь могущественная рука; а мой отец не приедет, ведь правда?
- Он дряхл, и его старые раны ноют, когда он путешествует.
- Понимаю. Так вот, я и обращаюсь к вам с просьбой.
- Ко мне?
- Да, к вам.
- С какой же, бог мой?
- Заменить его.
- Как, дорогой мой? После того как я имел удовольствие часто беседо-
вать с вами, вы еще так мало меня знаете, что обращаетесь ко мне с по-
добной просьбой? Попросите у меня взаймы полмиллиона, и хотя подобная
ссуда довольно необычна, но, честное слово, вы меня этим меньше стесни-
те. Я уже, кажется, говорил вам, что граф Монте-Кристо, даже когда он
участвует в жизни здешнего общества, никогда не забывает правил морали,
более того - предубеждений Востока. У меня гарем в Каире, гарем в Смирне
и гарем в Константинополе, и мне быть посаженым отцом! Ни за что!
- Так вы отказываетесь?
- Наотрез; и будь вы моим сыном, будь вы моим братом, я бы все равно
вам отказал.
- Какая неудача! - воскликнул разочарованный Андреа. - Но что же мне
делать?
- У вас сотня друзей, вы же сами сказали.
- Да, но ведь вы ввели меня в дом Данглара.
- Ничуть! Восстановим факты; вы обедали вместе с ним у меня в Отейле,
и там вы сами с ним познакомились, это большая разница.
- Да, по моя женитьба... вы помогли...
- Я? Да ни в малейшей мере, уверяю вас; вспомните, что я вам ответил,
когда вы явилась ко мне с просьбой сделать от вашего имени предложение;
нет, я никогда не устраиваю никаких браков, милейший князь, это мой
принцип.
Андреа закусил губу.
- Но, все-таки, - сказал он, - вы там будете сегодня?
- Там будет весь Париж?
- Разумеется!
- Ну, значит, и я там буду, - сказал граф.
- Вы подпишете брачный договор?
- Против этого я ничего не имею; так далеко мои предубеждения не
простираются.
- Что делать! Если вы не желаете согласиться на большее, я должен
удовлетвориться тем, на что вы согласны. Но еще одно слово, граф.
- Пожалуйста.
- Дайте мне совет.
- Это не шутка! Совет - больше, чем услуга.
- Такой совет вы можете мне дать, это вас ни к чему не обязывает.
- Говорите.
- Приданое моей жены равняется пятистам тысячам ливров?
- Эту цифру мне назвал сам барон Данглар.
- Должен я взять его или оставить у нотариуса?
- Вот как принято поступать: при подписании договора оба нотариуса
уславливаются встретиться на следующий день или через день; при этой
встрече они обмениваются приданым, в чем и выдают друг другу расписку;
затем, после венчания, они выдают все эти миллионы вам, как главе семьи.
- Дело в том, - сказал Андреа с плохо скрытым беспокойством, - что
мой тесть как будто собирается поместить наши капиталы в эту пресловутую
железнодорожную концессию, о которой вы мне только что говорили.
- Так что же! - возразил Монте-Кристо. - Этим способом, - так по
крайней мере все уверяют, - ваши капиталы в течение года утроятся. Барон
Данглар хороший отец и умеет считать.
- В таком случае, - сказал Андреа, - все прекрасно, если не считать,
конечно, вашего отказа, который меня огорчает до глубины души.
- Не приписывайте его ничему другому, как только вполне естественной
в подобном случае щепетильности.
- Что делать, - сказал Андреа, - пусть будет по-вашему. До вечера!
- До вечера.
И, невзирая на едва ощутимое сопротивление МонтеКристо, губы которого
побелели, хоть и продолжали учтиво улыбаться, Андреа схватил руку графа,
пожал ее, вскочил в свой фаэтон и умчался.
Оставшееся до вечера время Андреа употребил на разъезды и визиты, ко-
торые должны были возбудить у его друзей желание появиться у банкира во
всем своем великолепии, ибо он ослеплял их обещаниями предоставить им те
самые волшебные акции, которые в ближайшие месяцы вскружили всем голову
и которые пока что были в руках Данглара.
Вечером, в половине девятого, парадная гостиная Дангларов, примыкаю-
щая к этой гостиной галерея и три остальных гостиных этого этажа были
переполнены раздушенной толпой, привлеченной отнюдь не симпатией, но
непреодолимым желанием быть там, где можно увидеть нечто новое.
Член Академии сказал бы, что званые вечера суть цветники, привлекаю-
щие к себе непостоянных бабочек, голодных пчел и жужжащих шмелей.
Нечего и говорить, что гостиные ослепительно сияли множеством свечей,
золоченая резьба и штофная обивка стен были залиты потоками света, и вся
эта безвкусная обстановка, говорившая только о богатстве, красовалась во
всем своем блеске.
Мадемуазель Эжени была одета с самой изысканной простотой; белое шел-
ковое платье, затканное белыми же цветами, белая роза, полускрытая в ее
черных, как смоль, волосах, составляли весь ее наряд, не украшенный ни
одной драгоценностью.
Только бесконечная самоуверенность, читавшаяся в ее взгляде, противо-
речила этому девственному наряду, который сама она находила смешным и
пошлым.
В нескольких шагах от нее г-жа Данглар беседовала с Дебрэ, Бошаном и
Шато-Рено. По случаю торжественного дня Дебрэ снова появился в этом до-
ме, но на положении рядового гостя, без каких-либо особых привилегий.
Данглар, окруженный депутатами и финансистами, излагал им новую сис-
тему налогов, которую он намеревался провести в жизнь, когда силою обс-
тоятельств правительство будет вынуждено призвать его на пост министра.
Андреа, взяв под руку одного из самых элегантных завсегдатаев Оперы,
излагал ему, не без развязности - так как для того, чтобы не казаться
смущенным, ему приходилось быть наглым - свои планы на будущее и рисовал
ту утонченную роскошь, которую он, обладая ста семьюдесятью пятью тыся-
чами годового дохода, собирался привить парижскому свету.
Вся остальная толпа гостей перекатывалась из гостиной в гостиную вол-
нами бирюзы, рубинов, изумрудов, опалов и бриллиантов.
Как всегда, наиболее пышно разодеты были пожилые женщины, а дурнушки
упорнее всех выставляли себя напоказ. Если и попадалась прекрасная белая
лилия или нежная благоухающая роза, то ее надо было искать гденибудь в
уголке, за спиной мамаши в чалме или тетки, увенчанной райской птицей.
Среди этой толкотни, жужжания, смеха поминутно раздавались голоса ла-
кеев, выкрикивавших имена, известные в мире финансов, уважаемые в воен-
ных кругах или знаменитые в литературе; тогда легкое колыхание толпы от-
давало дань вновь прибывшему.
Но если иные имена и обладали привилегией волновать это людское море,
то сколько было таких, которые встречали полное равнодушие или презри-
тельное зубоскальство.
В ту минуту, когда на золотом циферблате стрелка массивных часов,
изображающих спящего Эндимиона, показывала девять, и колокольчик, точный
выразитель механической мысли, пробил девять раз, раздалось имя графа
Монте-Кристо, и, словно пронизанная электрической искрой, вся толпа по-
вернулась лицом к дверям.
Граф был, по своему обыкновению, в простом черном фраке; белый жилет
обрисовывал его широкую грудь; черный воротник казался особенно черен,
столь резко он оттенял мужественную бледность лица; единственная драго-
ценность - часовая цепочка - была так тонка, что едва выделялась золотой
нитью на белом пике жилета.
У дверей в тот же миг образовался круг.
Граф сразу заметил в одном конце гостиной г-жу Данглар, в другом -
Данглара, а напротив двери - мадемуазель Эжепи.
Он начал с того, что подошел к баронессе, которая разговаривала с
г-жой де Вильфор, явившейся в одиночестве, потому что Валентина все еще
не оправилась от болезни, затем сквозь расступившуюся перед ним толпу
гостей к Эжени, которую поздравил в таких сухих и сдержанных выражениях,
что гордая артистка была поражена.
Рядом с ней стояла Луиза д'Армильи; она поблагодарила графа за реко-
мендательные письма, которые он ей дал для поездки в Италию и которыми
она, по ее словам, собиралась немедленно воспользоваться.
Расставшись с девушками, он обернулся и увидел Данглара, подошедшего
пожать ему руку.
Исполнив все требования этикета, Монте-Кристо остановился, окидывая
окружающих уверенным взглядом, с тем особым выражением, присущим людям
известного круга и имеющим в обществе вес, которое словно говорит: "Я
сделал все, что нужно; пусть теперь другие выполняют свои обязанности по
отношению ко мне".
Андреа, находившийся в смежной гостиной, почувствовал по движению
толпы присутствие Монте-Кристо и поспешил навстречу графу.
Он нашел его окруженным плотным кольцом гостей; к его словам жадно
прислушивались, как всегда бывает, когда человек говорит мало и ничего
не говорит попусту.
В эту минуту вошли нотариусы и разложили свои испещренные каракулями
бумаги на бархатной скатерти, покрывавшей стол золоченого дерева, приго-
товленный для подписания договора.
Один из нотариусов сел, другой остался стоять.
Предстояло оглашение договора, который должны были подписать при-
сутствующие на торжестве - другими словами, пол-Парижа.
Все сели - вернее, женщины сели в кружок, тогда как мужчины, более
равнодушные к "энергичному стилю", как говорил Буало, обменивались заме-
чаниями по поводу лихорадочного возбуждения Андреа, внимательной сосре-
доточенности Данглара, невозмутимости Эжени и той легкомысленной весе-
лости, с которой баронесса относилась к этому важному делу.
Договор был прочитан при всеобщем молчании. Но как только чтение было
окончено, в гостиных снова поднялся гул голосов, вдвое громче прежнего.
Эти огромные суммы, эти миллионы, которыми блистало будущее молодой че-
ты, и в довершение всего устроенная в особой комнате выставка приданого
и бриллиантов невесты, поразили воображение завистливой толпы.
В глазах молодых людей красота мадемуазель Данглар возросла вдвое, и
в этот миг она для них затмевала солнце.
Что касается женщин, то они, разумеется, хоть и завидовали миллионам,
но считали, что их собственная красота в них не нуждается.
Андреа, окруженный друзьями, осыпаемый поздравлениями и льстивыми ре-
чами, начинавший и сам верить в действительность этого сна, почти поте-
рял голову.
Нотариус торжественно взял в руку перо, поднял его над головой и ска-
зал:
- Господа, приступим к подписанию договора.
Первым должен был подписать барон, затем уполномоченный Кавалькан-
ти-отца, затем баронесса, затем брачащиеся, как принято выражаться на
том отвратительном языке, которым исписывается гербовая бумага.
Барон взял перо и подписал; вслед за ним уполномоченный.
Баронесса подошла к столу под руку с г-жой де Вильфор.
- Друг мой, - сказала она мужу, беря в руки перо, - какая досада. Не-
ожиданный случай, имеющий отношение к убийству и ограблению, жертвой ко-
торого едва не стал граф Монте-Кристо, лишил нас присутствия господина
де Вильфор.
- Ах, боже мой! - сказал Данглар таким же тоном, каким сказал бы:
"Вот уже мне все равно!"
- Боюсь, - сказал, подходя к ним, Монте-Кристо, - не являюсь ли я не-
вольной причиной этого отсутствия.
- Вы, граф? Каким образом? - сказала, подписывая, г-жа Данглар. - Ес-
ли так, берегитесь, я вам этого никогда не прощу.
Андреа насторожился.
- Но право, я здесь ни при чем, - сказал граф, - и я докажу вам это.
Все обратились в слух: Монте-Кристо собирался говорить, а это бывало
не часто.
- Вы, вероятно, помните, - сказал граф среди всеобщего молчания, -
что именно у меня в доме умер этот несчастный, который забрался ко мне,
чтобы меня ограбить, и, выходя от меня, был убит, как предполагают, сво-
им сообщником?
- Да, - сказал Данглар.
- Чтобы оказать ему помощь, его раздели, а его одежду бросили в угол,
где ее и подобрали следственные власти; они взяли куртку и штаны, но за-
