себя к дому Вильфора.
Уже целый месяц этот проклятый дом имел зловещий вид чумного барака;
часть комнат была закрыта снаружи и изнутри, ставни открывались лишь на
короткое время, чтобы впустить свежий воздух, и тогда в окне появлялась
испуганная голова лакея; потом окно захлопывалось, как могильная плита,
и соседи перешептывались!
- Неужели сегодня опять вынесут гроб из дома королевского прокурора?
Госпожа Данглар содрогнулась при виде этого мрачного дома; она вышла
из фиакра; колени ее подгибались, когда она позвонила у запертых ворот.
Только после того как она в третий раз дернула колокольчик, чей зло-
вещий звук словно вторил всеобщей печали, появился привратник и
чуть-чуть приоткрыл калитку.
Он увидел женщину, светскую даму, элегантно одетую, и, несмотря на
это, ворота оставались едва приотворенными.
- Да откройте же! - сказала баронесса.
- Раньше скажите, кто вы, сударыня? - спросил привратник.
- Кто я? Да вы меня отлично знаете.
- Мы теперь никого не знаем, сударыня.
- Да вы с ума сошли, любезный! - воскликнула баронесса.
- От кого вы?
- Нет, это уж слишком!
- Сударыня, простите, но так приказано; ваше имя?
- Баронесса Данглар. Вы меня сто раз видели.
- Возможно, сударыня; а теперь скажите, что вам угодно?
- Какая дерзость! Я пожалуюсь господину де Вильфор!
- Сударыня, это не дерзость, это осторожность: сюда входят только по
записке господина д'Авриньи или после доклада господину королевскому
прокурору.
- Так вот, у меня как раз дело к королевскому прокурору.
- Спешное дело?
- Очевидно, раз я все еще здесь. Но довольно: вот моя карточка, пере-
дайте ее вашему хозяину.
- Вы подождете, пока я вернусь?
- Да, идите.
Привратник закрыл ворота, оставив г-жу Данглар на улице.
Правда, баронесса ждала недолго; вскоре ворота открылись настолько,
что она могла войти; как только она вошла, ворота за ней захлопнулись.
Войдя во двор, привратник, не спуская глаз с ворот, вынул из кармана
свисток и свистнул.
На крыльце показался лакей Вильфора.
- Сударыня, извините этого честного малого, - сказал он, идя навстре-
чу баронессе, - но так ему приказано, и господин де Вильфор поручил мне
сказать вам, что он не мог поступить иначе.
Во дворе стоял впущенный с теми же предосторожностями поставщик, и
один из слуг осматривал его товары.
Баронесса взошла на крыльцо; она чувствовала себя глубоко потрясенной
этой скорбью, которая усугубляла ее собственную печаль, и в сопровожде-
нии лакея, ни на миг не терявшего ее из виду, вошла в кабинет королевс-
кого прокурора.
Как ни была озабочена г-жа Данглар тем, что привело ее сюда, но
встреча, оказанная ей всей этой челядью, показалась ей до того возмути-
тельной, что она начала с жалоб.
Но Вильфор медленно поднял голову и посмотрел на нее с такой грустной
улыбкой, что жалобы замерли у нее на устах.
- Простите моим слугам страх, который я не могу поставить им в вину;
заподозренные, они сами стали подозрительными.
Госпожа Данглар часто слышала в обществе разговоры о паническом стра-
хе, царившем в доме Вильфора, но она никогда не поверила бы, что это
чувство могло дойти до такой крайности, если бы не убедилась в этом воо-
чию.
- Так вы тоже несчастны? - сказала она.
- Да, сударыня, - ответил королевский прокурор.
- И вам жаль меня?
- Искренно жаль, сударыня.
- Вы понимаете, почему я пришла?
- Вы пришли поговорить со мной о том, что случилось в вашем доме?
- Это ужасное несчастье, сударь.
- То есть неприятность.
- Неприятность! - воскликнула баронесса.
- Сударыня, - отвечал королевский прокурор с невозмутимым своим спо-
койствием, - я теперь называю несчастьем только то, что непоправимо.
- Неужели вы думаете, что это забудется?
- Все забывается, сударыня; ваша дочь выйдет замуж завтра, если не
сегодня, через неделю, если не завтра. А что касается жениха мадемуазель
Эжени, то я не думаю, чтобы вы о нем жалели.
Госпожа Данглар посмотрела на Вильфора, изумленная этим почти насмеш-
ливым спокойствием.
- К другу ли я пришла? - спросила она со скорбным достоинством.
- Вы же знаете, что да, - ответил Вильфор, и щеки его покрылись лег-
ким румянцем.
Ведь это заверение напоминало об иных событиях, чем те, которые вол-
новали обоих в эту минуту.
- Тогда будьте сердечнее, дорогой Вильфор, - сказала баронесса, - об-
ращайтесь со мной, как друг, а не как судья, я глубоко несчастна, не го-
ворите мне, что я должна быть веселой.
Вильфор поклонился.
- За последние три месяца у меня создалась эгоистическая привычка,
сударыня, - сказал он. - Когда я слышу о несчастьях, я вспоминаю свои
собственные несчастья, это сравнение приходит мне на ум даже помимо моей
воли. Вот почему рядом с моими несчастьями ваши несчастья кажутся мне
простыми неприятностями; вот почему рядом с моим трагическим положением
ваше положение представляется мне завидным; но вас это сердит, оставим
это. Итак, вы говорили, сударыня?..
- Я пришла узнать у вас, мой друг, - продолжала баронесса, - что ждет
этого самозванца.
- Самозванца? - повторил Вильфор. - Я вижу, сударыня, вы, как нароч-
но, то преуменьшаете, то преувеличиваете. Андреа Кавальканти, или, вер-
нее, Бенедетто - самозванец? Вы ошибаетесь, сударыня: Бенедетто самый
настоящий убийца.
- Сударь, я не спорю против вашей поправки; но чем суровее вы покара-
ете этого несчастного, тем тяжелее это отзовется на нашей семье. За-
будьте о нем ненадолго, не преследуйте его, дайте ему бежать.
- Поздно, сударыня; я уже отдал приказ.
- В таком случае, если его арестуют... Вы думаете, его арестуют?
- Я надеюсь.
- Если его арестуют (а я слышу со всех сторон, что тюрьмы переполне-
ны), оставьте его в тюрьме.
Королевский прокурор покачал головой.
- Хотя бы до тех пор, пока моя дочь не выйдет замуж! - добавила баро-
несса.
- Невозможно, сударыня; правосудие имеет свой порядок.
- Даже для меня? - сказала баронесса полушутя, полусерьезно.
- Для всех, - отвечал Вильфор, - и для меня, как для других.
- Да... - сказала баронесса, не поясняя словами той мысли, которая
вызвала это восклицание.
Вильфор посмотрел на нее своим испытующим взглядом.
- Я знаю, что вы хотите сказать, - продолжал он, - вы намекаете на
распространившиеся по городу ужасные слухи, что смерть, которая БОТ уже
третий месяц облекает в траур мой дом, смерть, от которой чудом спаслась
Валентина, - не случайная смерть.
- Я совсем об этом не думала, - поспешно сказала г-жа Данглар.
- Нет, вы об этом думали, сударыня, и это справедливо, потому что вы
не могли не подумать об этом и не сказать себе: ты, карающий преступле-
ния, отвечай: почему вокруг тебя преступления совершаются безнаказанно?
Баронесса побледнела.
- Вы себе это говорили, не правда ли, сударыня?
- Да, сознаюсь.
- Я вам отвечу.
Вильфор пододвинул свое кресло к стулу г-жи Данглар; затем, опершись
обеими руками о письменный стол, голосом, глуше обычного, заговорил:
- Есть преступления, которые остаются безнаказанными, потому что
преступники неизвестны, и вместо виновного мог бы пострадать невинный;
но как только эти преступники будут обнаружены (и Вильфор протянул руку
к большому распятию, висевшему против его стола), как только они будут
обнаружены, - повторил он, - богом живым клянусь, кто бы они ни были,
они умрут! Теперь, после клятвы, которую я дал и которую я сдержу, ос-
мельтесь просить у меня пощады этому негодяю!
- Но уверены ли вы, сударь, - возразила г-жа Данглар, - что он такой
уж преступник, как это говорят?
- Вот его дело: Бенедетто приговорен к пяти годам каторги за подлог в
шестнадцать лет, - как видите, молодой человек подавал надежды, - потом
побег, потом убийство.
- Да кто он... этот несчастный?
- Кто знает! Бродяга, корсиканец.
- Никто его не признал?
- Никто; его родители неизвестны.
- А этот человек, который приезжал из Лукки?
- Такой же мошенник, как и он; его сообщник, быть может.
Баронесса умоляюще сложила руки.
- Вильфор! - сказала она своим самым нежным и вкрадчивым голосом.
- Ради бога, сударыня, - отвечал королевский прокурор с твердостью,
даже несколько сухо, - никогда не просите у меня пощады виновному!
Кто я? Закон. Разве у закона есть глаза, чтобы видеть вашу печаль?
Разве у закона есть уши, чтобы слышать ваш нежный голос? Разве у закона
есть память, чтобы отозваться на ваши кроткие мысли? Нет, сударыня, за-
кон повелевает. И когда закон повелел, он разит.
Вы мне скажете, что я живое существо, а не кодекс; человек, а не кни-
га. Посмотрите на меня, сударыня, посмотрите вокруг меня; разве люди ви-
дели во мне брата? Они меня любили? Щадили меня? Просил ли кто-нибудь
пощады Вильфору и даровал ли ему кто-нибудь пощаду? Нет, еще раз нет!
Гонимый, вечно гонимый!
А вы, женщина, сирена, смотрите на меня своим чарующим взором, кото-
рый напоминает мне то, из-за чего я должен краснеть. Да, краснеть за то,
о чем вы знаете, и, быть может, не только за это.
Но с тех пор как сам я пал, ниже, чем другие, быть может, - с тех пор
я срываю с людей одежды, чтобы найти гнойник, и нахожу его всегда; скажу
больше: я нахожу его с радостью, с восторгом, этот знак человеческой
слабости или человеческой злобы!
Ибо каждый человек и каждый преступник, которого я караю, кажется мне
живым доказательством, лишним доказательством того, что я не гнусное
исключение! Увы! Все люди злы, сударыня; докажем это и поразим злодея.
Вильфор произнес последние слова с исступленной яростью, почти свире-
по.
- Но вы говорите, - возразила г-жа Данглар, делая последнюю попытку,
- что этот молодой человек - бродяга, сирота, всеми брошенный?
- Тем хуже; вернее, тем лучше. Провидение сделало его таким, чтобы
некому было оплакивать его.
- Вы нападаете на слабого, сударь!
- Убийца - слабый?
- Его позор запятнает мой дом.
- А разве мой дом не отмечен смертью?
- Вы безжалостны к другим, - воскликнула баронесса. - Так запомните
мои слова: к вам тоже будут безжалостны.
- Пусть так! - сказал Вильфор, угрожающим жестом простирая руки к не-
бу.
- Хотя бы отложите дело этого несчастного, если его арестуют, до сле-
дующей сессии; пройдет полгода, и все забудется.
- Нет, - сказал Вильфор, - у меня еще пять дней впереди; следствие
закончено; пяти дней для меня больше чем достаточно; и разве вы не пони-
маете, сударыня, что и мне тоже надо забыться? Когда я работаю, а я ра-
ботаю день и ночь, бывают минуты, что я ничего не помню, а когда я ниче-
го не помню, я счастлив, как счастливы мертвецы; но все же это лучше,
чем страдание.
- Но ведь он скрылся; дайте ему убежать; бездействие - самый легкий
способ проявить милосердие.
- Ведь я вам сказал, что уже поздно; телеграф уже на рассвете передал
приказ, и теперь...
- Сударь, - сказал входя камердинер, - депеша из министерства внут-
ренних дел.
Вильфор схватил конверт и торопливо его вскрыл.
Госпожа Данглар содрогнулась от ужаса, Вильфор затрепетал от радости.
- Арестован! - воскликнул Вильфор. - Его задержали в Компьене; все
кончено.
Госпожа Данглар встала; лицо ее было бледно.
- Прощайте, сударь, - холодно сказала она.
- Прощайте, сударыня, - отвечал королевский прокурор, почти радостно
провожая ее до дверей.
Потом он вернулся к письменному столу.
- Так! - сказал он, ударяя рукой по депеше. - У меня есть подлог, три
кражи, два поджога, мне не хватало только убийства, вот и оно; сессия
будет отличная.
III. ВИДЕНИЕ
Как говорил королевский прокурор г-же Данглар, Валентина все еще была
больна.
Обессиленная, она не вставала с постели; о бегстве Эжени, об аресте
Андреа Кавальканти, вернее - Бенедетто, и о предъявленном ему обвинении
