были жилет.
Андреа заметно побледнел и стал подбираться ближе к двери; он видел,
что на горизонте появилась туча, и опасался, что она сулит бурю.
- И вот сегодня этот злополучный жилет нашелся, весь покрытый кровью
и разрезанный против сердца.
Дамы вскрикнули, и иные из них уже приготовились упасть в обморок.
- Мне его принесли. Никто не мог догадаться, откуда взялась эта тряп-
ка; мне единственному пришло в голову, что это, по всей вероятности, жи-
лет убитого. Вдруг мой камердинер, осторожно и с отвращением исследуя
эту зловещую реликвию, нащупал в кармане бумажку и вытащил ее оттуда;
это оказалось письмо, адресованное - кому бы вы думали? Вам, барон.
- Мне? - воскликнул Данглар.
- Да, представьте, вам; мне удалось разобрать ваше имя, сквозь кровь,
которой эта записка была запачкана, - отвечал Монте-Кристо среди возгла-
сов изумления.
- Но каким же образом это могло помешать господину де Вильфор прие-
хать? - спросила, с беспокойством глядя на мужа, г-жа Данглар.
- Очень прошу, сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - этот жилет и это
письмо являются тем, что называется уликой; я отослал и то и другое гос-
подину королевскому прокурору. Вы понимаете, дорогой барон, в уголовных
делах всего правильнее действовать законным порядком; быть может, здесь
кроется какой-нибудь преступный умысел против вас.
Андреа пристально посмотрел на Монте-Кристо и скрылся во вторую гос-
тиную.
- Очень возможно, - сказал Данглар, - ведь, кажется, этот убитый -
бывший каторжник?
- Да, - отвечал граф, - это бывший каторжник, по имени Кадрусс.
Данглар слегка побледнел; Андреа выбрался из второй гостиной и пере-
шел в переднюю.
- Но что же вы не подписываете? - сказал МонтеКристо. - Я вижу, мой
рассказ всех взволновал, и я смиренно прошу за это прощения у вас, баро-
несса, и у мадемуазель Данглар.
Баронесса, только что подписавшая договор, передала перо нотариусу.
- Князь Кавальканти, - сказал нотариус, - князь Кавальканти, где же
вы!
- Андреа, Андреа! - крикнуло несколько молодых людей, которые уже
настолько сдружились со знатным итальянцем, что называли его по имени.
- Позовите же князя, доложите ему, что его ждут для подписи! - крик-
нул Данглар одному из лакеев.
Но в ту же самую минуту толпа гостей в ужасе хлынула в парадную гос-
тиную, словно в комнате появилось страшное чудовище, quaerens quern
devorel [60].
И в самом деле, было от чего попятиться, испугаться, закричать.
Жандармский офицер, расставив у дверей каждой гостиной по два жандар-
ма, направлялся к Данглару, предшествуемый полицейским комиссаром в шар-
фе.
Госпожа Данглар вскрикнула и лишилась чувств.
Данглар, который испугался за себя (у некоторых людей совесть никогда
не бывает вполне спокойной), явил своим гостям искаженное страхом лицо.
- Что вам угодно, сударь? - спросил Монте-Кристо, делая шаг навстречу
комиссару.
- Кого из вас, господа, - спросил полицейский комиссар, не отвечая
графу, - зовут Андреа Кавальканти?
Единый крик изумления огласил гостиную.
Стали искать; стали спрашивать.
- Но кто же он такой, этот Андреа Кавальканти? - спросил окончательно
растерявшийся Данглар.
- Беглый каторжник из Тулона.
- А какое преступление он совершил?
- Он обвиняется в том, - заявил комиссар невозмутимым голосом, - что
убил некоего Кадрусса, своего товарища по каторге, когда тот выходил из
дома графа МонтеКристо.
Монте-Кристо бросил быстрый взгляд вокруг себя.
Андреа исчез.
XX. ДОРОГА В БЕЛЬГИЮ
Тотчас же после замешательства, которое вызвало в доме Данглара нео-
жиданное появление жандармского офицера и последовавшее за этим разобла-
чение, просторный особняк опустел с такой быстротой, как если бы среди
присутствующих появилась чума или холера; через все двери, по всем лест-
ницам устремились гости, спеша удалиться или, вернее, сбежать; это был
один из тех случаев, когда люди и не пытаются говорить банальные слова
утешения, которые при больших катастрофах так тягостно выслушивать из
уст даже лучших друзей.
Во всем доме остались только сам Данглар, который заперся у себя в
кабинете и давал показания жандармскому офицеру; перепуганная г-жа Данг-
лар, в знакомом нам будуаре; и Эжени, которая с гордым и презрительным
видом удалилась в свою комнату вместе со своей неразлучной подругой Луи-
зой д'Армильи.
Что касается многочисленных слуг, еще более многочисленных в этот ве-
чер, чем обычно, так как, по случаю торжественного дня, были наняты мо-
роженщики, повара и метрдотели из Кафе-де-Пари, то, обратив на хозяев
весь свой гнев за то, что они считали для себя оскорблением, они толпи-
лись в буфетной, в кухнях, в людских и очень мало интересовались своими
обязанностями, исполнение которых, впрочем, само собою прервалось.
Среди всех этих различных людей, взволнованных самыми разнообразными
чувствами, только двое заслуживают нашего внимания: это Эжени Данглар и
Луиза д'Армильи. Невеста, как мы уже сказали, удалилась с гордым и през-
рительным видом, походкой оскорбленной королевы, в сопровождении подру-
ги, гораздо более взволнованной, чем она сама. Придя к себе в комнату,
Эжени заперла дверь на ключ, а Луиза бросилась в кресло.
- О боже мой, какой ужас! - сказала она. - Кто бы мог подумать? Анд-
реа Кавальканти обманщик... убийца... беглый каторжник!..
Губы Эжени искривились насмешливой улыбкой.
- Право, меня преследует какой-то рок, - сказала она. - Избавиться от
Морсера, чтобы налететь на Кавальканти!
- Как ты можешь их равнять, Эжени?
- Молчи, все мужчины подлецы, и я счастлива, что могу не только нена-
видеть их; теперь я их презираю.
- Что мы будем делать? - спросила Луиза.
- Что делать?
- Да.
- То, что собирались сделать через три дня. - Мы уедем.
- Ты все-таки хочешь уехать, хотя свадьбы не будет?
- Слушай, Луиза. Я ненавижу эту светскую жизнь, размеренную, расчер-
ченную, разграфленную, как наша нотная бумага. К чему я всегда стреми-
лась, о чем мечтала - это о жизни артистки, о жизни свободной, независи-
мой, где надеешься только на себя, и только себе обязана отчетом. Оста-
ваться здесь? Для чего? Чтобы через месяц меня опять стали выдавать за-
муж? За кого? Может быть, за Дебрэ? Об этом одно время поговаривали.
Нет, Луиза, нет; то, что произошло сегодня, послужит мне оправданием; я
его не искала, я его не просила; сам бог мне его посылает, и я его при-
ветствую.
- Какая ты сильная и храбрая! - сказала хрупкая белокурая девушка
своей черноволосой подруге.
- Разве ты меня не знала? Ну, вот что, Луиза, поговорим о наших де-
лах. Дорожная карета...
- К счастью, уже три дня как куплена.
- Ты велела ее доставить на место?
- Да.
- А наш паспорт?
- Вот он!
Эжени с обычным хладнокровием развернула документ и прочла: "Господин
Леон д'Армильи, двадцать лет, художник, волосы черные, глаза черные, пу-
тешествует вместе с сестрой".
- Чудесно! Каким образом ты достала паспорт?
- Когда я просила графа Монте-Кристо дать мне рекомендательные письма
к директорам театров в Риме и Неаполе, я сказала ему, что боюсь ехать в
женском платье; он вполне согласился со мной и взялся достать мне мужс-
кой паспорт; через два дня я его получила и сама приписала: "Путешеству-
ет вместе с сестрой".
- Таким образом, - весело сказала Эжени, - нам остается только уло-
жить вещи; вместо того чтобы уехать в вечер свадьбы, мы уедем в вечер
подписания договора, только и всего.
- Подумай хорошенько, Эжени.
- Мне уже больше не о чем думать; мне надоели вечные разговоры о по-
вышении, понижении, испанских фондах, гаитийских займах. Подумай, Луиза,
вместо всего этого - чистый воздух, свобода, пение птиц, равнины Ломбар-
дии, каналы Венеции, дворцы Рима, берег Неаполя. Сколько у нас всего де-
нег?
Луиза вынула из письменного стола запертый на замок бумажник и откры-
ла его: в нем было двадцать три кредитных билета.
- Двадцать три тысячи франков, - сказала она.
- И по крайней мере на такую же сумму жемчуга, бриллиантов и золотых
вещей, - сказала Эжени. - Мы с тобой богаты. На сорок пять тысяч мы мо-
жем жить два года, как принцессы, или четыре года вполне прилично. Но не
пройдет и полгода, как мы нашим Искусством удвоим этот капитал. Вот что,
ты бери деньги, а я возьму шкатулку; таким образом, если одна из нас
вдруг потеряет свое сокровище, у другой все-таки останется половина. А
теперь давай укладываться!
- Подожди, - сказала Луиза; она подошла к двери, ведущей в комнату
г-жи Данглар и прислушалась.
- Чего ты боишься?
- Чтобы нас не застали врасплох.
- Дверь заперта на ключ.
- Нам могут велеть открыть ее.
- Пусть велят, а мы не откроем.
- Ты настоящая амазонка, Эжени.
И обе девушки энергично принялись укладывать в чемодан все то, что
они считали необходимым в дороге.
- Вот и готово, - сказала Эжени, - теперь, пока я буду переодеваться,
закрывай чемодан.
Луиза изо всех сил нажимала своими маленькими белыми ручками на крыш-
ку чемодана.
- Я не могу, - сказала она, - у меня не хватает сил, закрой сама.
- Я и забыла, что я Геркулес, а ты только бледная Омфала, - сказала,
смеясь, Эжени.
Она надавила коленом на чемодан, и до тех пор напрягала свои белые и
мускулистые руки, пока обе половинки не сошлись и Луиза не защелкнула
замок. Когда все это было проделано, Эжени открыла комод, ключ от кото-
рого она носила с собой, и вынула из него теплую дорожную накидку.
- Видишь, - сказала она, - я обо всем подумала; в этой накидке ты не
озябнешь.
- А ты?
- Ты знаешь, мне никогда не бывает холодно; кроме того, этот мужской
костюм...
- Ты здесь и переоденешься?
- Разумеется.
- А успеешь?
- Да не бойся же, трусишка; все в доме поглощены скандалом. А кроме
того, никто не станет удивляться, что я заперлась у себя. Подумай, ведь
я должна быть в отчаянии!
- Да, конечно, можно не беспокоиться.
- Ну, помоги мне.
И из того же комода, откуда она достала накидку, она извлекла полный
мужской костюм, начиная от башмаков и кончая сюртуком, и запас белья,
где не было ничего лишнего, но имелось все необходимое. Потом, с про-
ворством, которое ясно указывало, что она не в первый раз переодевалась
в платье другого пола, Эжени обулась, натянула панталоны, завязала галс-
тук, застегнула доверху закрытый жилет и надела сюртук, красиво облегав-
ший ее тонкую и стройную фигуру.
- Как хорошо! Правда, очень хорошо! - сказала Луиза, с восхищением
глядя на нее. - Но твои чудные косы, которым завидуют все женщины, как
ты их запрячешь под мужскую шляпу?
- Вот увидишь, - сказала Эжени.
И, зажав левой рукой густую косу, которую с трудом охватывали ее
длинные пальцы, она правой схватила большие ножницы, и вот в этих рос-
кошных волосах заскрипела сталь, и они тяжелой волной упали к ногам де-
вушки, откинувшейся назад, чтобы предохранить сюртук.
Затем Эжени срезала пряди волос у висков; при этом она не выказала ни
малейшего сожаления, - напротив, ее глаза под черными, как смоль, бровя-
ми блестели еще ярче и задорнее, чем всегда.
- Ах, твои чудные волосы! - с грустью сказала Луиза.
- А разве так не во сто раз лучше? - воскликнула Эжени, приглаживая
свои короткие кудри, - и разве, потвоему, я так не красивее?
- Ты красавица, ты всегда красавица! - воскликнула Луиза. - Но, куда
же мы теперь направимся?
- Да хоть в Брюссель, если ты ничего не имеешь против; это самая
близкая граница. Мы проедем через Брюссель, Льеж, Аахен, поднимемся по
Рейну до Страсбурга, проедем через Швейцарию и спустимся через Сен-Готар
в Италию. Ты согласна?
- Ну разумеется.
- Что ты так смотришь на меня?
- Ты очаровательна в таком виде; право, можно подумать, что ты меня
похищаешь.
