- Я послал сразу и за доктором и за королевским прокурором.
- Он опоздает, - сказал Кадрусс, - я чувствую, что вся кровь из меня
уходит.
- Постойте, - сказал Монте-Кристо.
Он вышел из комнаты и вернулся с флаконом в руках.
Глаза умирающего, страшные в своей неподвижности, во время его от-
сутствия ни на секунду не отрывались от двери, через которую, он
чувствовал, должна была явиться помощь.
- Скорее, господин аббат, скорее! - сказал он. - Я сейчас потеряю
сознание.
Монте-Кристо подошел к раненому и влил в его синие губы три капли
жидкости из флакона.
Кадрусс глубоко вздохнул.
- Еще... еще... - сказал он. - Вы возвращаете мне жизнь.
- Еще две капли, и вы умрете, - ответил аббат.
- Что же никто не идет? Я хочу назвать убийцу!
- Хотите, я напишу за вас заявление? Вы его подпишете.
- Да... да... - сказал Кадрусс, и глаза его заблестели при мысли об
этом посмертном мщении.
Монте-Кристо написал:
"Я умираю от руки убийцы, корсиканца Бенедетто, моего товарища по ка-
торге в Тулоне, значившегося под N 59".
- Скорее, скорее! - сказал Кадрусс. - А то я не успею подписать.
Монте-Кристо подал Кадруссу перо, и тот, собрав все свои силы, подпи-
сал заявление и откинулся назад.
- Остальное вы расскажете сами, господин аббат, - сказал он. - Вы
скажете, что он называет себя Андреа Кавальканти, что он живет в гости-
нице Принцев, что... боже мой, я умираю!
И Кадрусс снова лишился чувств. Аббат поднес к его лицу флакон, и ра-
неный снова открыл глаза.
Жажда мщения не оставила его, пока он лежал в обмороке.
- Вы все расскажете, правда, господин аббат?
- Все это, конечно, и еще многое другое.
- А что еще?
- Я скажу, что он, вероятно, дал вам план этого дома в надежде, что
граф убьет вас. Я скажу, что он предупредил графа письмом; я скажу, что,
так как граф был в отлучке, это письмо получил я и что я ждал вас.
- И его казнят, правда? - сказал Кадрусс. - Его казнят, вы обещаете?
Я умираю с этой надеждой, так мне легче умереть.
- Я скажу, - продолжал граф, - что он явился следом за вами, что он
все время вас подстерегал; что, увидав, как вы вылезли из окна, он забе-
жал за угол и там спрятался.
- Так вы все это видели?
- Вспомни мои слова: "Если ты вернешься домой цел и невредим, я буду
считать, что господь простил тебя, и я тоже тебе прощу".
- И вы не предупредили меня? - воскликнул Кадрусс, пытаясь припод-
няться на локте. - Вы знали, что он меня убьет, как только я выйду отсю-
да, и вы меня не предупредили?
- Нет, потому что в руке Бенедетто я видел божье правосудие, и я счи-
тал кощунством противиться воле провидения.
- Божье правосудие! Не говорите мне о нем, господин аббат. Вы лучше
всех знаете, что, если бы оно существовало, некоторые люди были бы нака-
заны.
- Терпение, - сказал аббат голосом, от которого умирающий затрепетал,
- терпение!
Кадрусс, пораженный, взглянул на графа.
- К тому же, - сказал аббат, - господь милостив ко всем, он был ми-
лостив и к тебе. Он раньше всего отец, а затем уже судия.
- Так вы верите в бога? - сказал Кадрусс.
- Если бы я имел несчастье не верить в него до сих пор, - сказал Мон-
те-Кристо, - то я поверил бы теперь, глядя на тебя.
Кадрусс поднял к небу сжатые кулаки.
- Слушай, - сказал аббат, простирая руку над раненым, словно повеле-
вая ему верить, - вот, что сделал для тебя бог, которого ты отвергаешь в
твой смертный час: он дал тебе здоровье, силы, обеспеченный труд, даже
друзей - словом, такую жизнь, которая удовлетворила бы всякого человека
со спокойной совестью в естественными желаниями. Что сделал ты, вместо
того чтобы воспользоваться этими дарами, которые бог столь редко посыла-
ет с такой щедростью? Ты погряз в лености и пьянстве и, пьяный, предал
одного из своих лучших друзей.
- Помогите! - закричал Кадрусс. - Мне нужен не священник, а доктор;
быть может, мснв раны не смертельны, я не умру, меня можно снасти!
- Ты ранен смертельно, и не дай я тебе этой жидкости, ты был бы уже
мертв. Слушай же!
- Страшный вы священник! - прошептал Кадрусс. - Вместо того чтобы
утешать умирающие вы лишаете их последней надежды!
- Слушай, - продолжал аббат, - когда ты предал своего друга, бог, еще
не карая, предостерег тебя; ты впал в нищету, ты познал голод. Половину
той жизни, которую ты мог посвятить приобретению земных благ, ты преда-
вался зависти. Уже тогда ты думал о преступлении, оправдывал себя в
собственных глазах нуждою. Господь явил тебе чудо, из моих рук даровал
тебе в твоей нищете богатство, несметное для такого бедняка, как ты. Но
это богатство, нежданное, негаданное, неслыханное, кажется тебе уже не-
достаточным, как только оно у тебя в руках; тебе хочется удвоить его.
Каким же способом? Убийством. Ты удвоил его, и господь отнял его у тебя
и поставил тебя перед судом людей.
- Это не я, - сказал Кадрусс, - не я хотел убить еврея, это Карконта.
- Да, - сказал Монте-Кристо. - И господь в бесконечном своем милосер-
дии не покарал тебя смертью, которой ты по справедливости заслуживал, но
позволил, чтобы твои снова тронули судей, и они оставили тебе жизнь.
- Как же! И отправили меня на вечную каторгу! Хороша милость!
- Эту милость, несчастный, ты, однако, считал милостью, когда она бы-
ла тебе оказана. Твое подлое сердце, трепещущее в ожидании смерти, заби-
лось от радости, услышав о твоем вечном позоре, потому что ты, как и все
каторжники, сказал себе: с каторги можно уйти, а из могилы нельзя. И ты
оказался прав; ворота тюрьмы неожиданно раскрылись для тебя. В Тулон
приезжает англичанин, который дал обет избавить двух людей от бесчестия;
его выбор падает на тебя и на твоего товарища; на тебя сваливается с не-
ба новое счастье, у тебя есть и деньги и покой, ты можешь снова зажить
человеческой жизнью, - ты, который был обречен на жизнь каторжника; тог-
да, несчастный, ты искушаешь господа в третий раз. Мне этого мало, гово-
ришь ты, когда на самом деле у тебя было больше, чем когда-либо раньше,
и ты совершаешь третье преступление, ничем не вызванное, ничем не оправ-
данное. Терпение господне истощилось. Господь покарал тебя.
Кадрусс слабел на глазах.
- Пить, - сказал он, - дайте пить... я весь горю!
Монте-Кристо подал ему стакан воды.
- Подлец Бенедетто, - сказал Кадрусс, отдавая стакан, - он-то вывер-
нется.
- Никто не вывернется, говорю я тебе... Бенедетто будет наказан!
- Тогда и вы тоже будете наказаны, - сказал Кадрусс, - потому что вы
не исполнили свой долг священника... Вы должны были помешать Бенедетто
убить меня.
- Я! - сказал граф с улыбкой, от которой кровь застыла в жилах умира-
ющего. - Я должен был помешать Бенедетто убить тебя, после того как ты
сломал свой нож о кольчугу на моей груди!.. Да, если бы я увидел твое
смирение и раскаяние, я, быть может, и помешал бы Бенедетто убить тебя,
но ты был дерзок и коварен, и я дал свершиться воле божьей.
- Я не верю в бога! - закричал Кадрусс. - И ты тоже не веришь в не-
го... ты лжешь... лжешь!..
- Молчи, - сказал аббат, - ты теряешь последние капли крови, отце ос-
тавшиеся в твоем теле... Ты не веришь в бога, а умираешь, пораженный его
рукой! Ты не веришь в бога, а бог ждет только одной молитвы, одного сло-
ва, одной слезы, чтобы простить... Бог, который мог так направить кинжал
убийцы, чтобы ты умер на месте, бог дал тебе эти минуты, чтобы раска-
яться... Загляни в свою душу и покайся!
- Нет, - сказал Кадрусс, - нет, я ни в чем не раскаиваюсь. Бога пет,
провидения нет, есть только случай.
- Есть провидение, есть бог, - сказал Монте-Кристо. - Смотри: вот ты
умираешь, в отчаянии отрицая бога, а я стою перед тобой, богатый, счаст-
ливый, в расцвете сил, и возношу молитвы к тому богу, в которого ты пы-
таешься не верить и все же веришь в глубине души.
- Но кто же вы? - сказал Кадрусс, устремив померкнувшие глаза на гра-
фа.
- Смогри внимательно, - сказал Монте-Кристо, беря свечу и поднося ее
к своему лицу.
- Вы аббат... аббат Бузони...
Монте-Кристо сорвал парик и встряхнул длинными черными волосами, так
красиво обрамлявшими его бледное лицо.
- Боже, - с ужасом сказал Кадрусс, - если бы не черные волосы, я бы
сказал, что вы тот англичанин, лорд Уилмор.
- Я не аббат Бузони и не лорд Уилмор, - отвечал Монте-Кристо. - Вгля-
дись внимательнее, вглядись в прошлое, в самые давние твои воспоминания.
В этих словах графа была такая магнетическая сила, что слабеющие
чувства несчастного ожили в последний раз.
- В самом деле, - сказал он, - я словно уже где-то видел вас, я вас
знал когда-то.
- Да, Кадрусс, ты меня видел, ты меня знал.
- Но кто же вы наконец? И почему, если вы меня знали, вы даете мне
умереть?
- Потому что ничто не может тебя спасти, Кадрусс, раны твои смер-
тельны. Если бы тебя можно было спасти, я увидел бы в этом последний
знак милосердия господня, и я бы попытался, клянусь тебе могилой моего
отца, вернуть тебя к жизни и раскаянию.
- Могилой твоего отца! - сказал Кадрусс, в котором вспыхнула послед-
няя искра жизни, и приподнялся, чтобы взглянуть поближе на человека, ко-
торый произнес эту священнейшую из клятв. - Да кто же ты?
Граф не переставал следить за ходом агонии. Он повял, что эта вспышка
- последняя; он наклонился над умирающим и остановил на нем спокойный и
печальный взор.
- Я... - сказал он ему на это, - я...
И с его еле раскрытых губ слетело имя, произнесенное так тихо, словно
он сам боялся услышать его.
Кадрусс приподнялся на колени, вытянул руки, отшатнулся, потом сложил
ладони и последним усилием воздел их к небу:
- О боже мой, боже мой, - сказал он, - прости, что я отрицал тебя; ты
существуешь, ты поистине отец небесный и судья земной! Господи боже мой,
я долю не верил в тебя! Господи, прими душу мою!
И Кадрусс, закрыв глаза, упал навзничь с последним криком и последним
вздохом.
Кровь сразу перестала течь из ран.
Он был мертв.
- Один! - загадочно произнес граф, устремив глаза на труп, обезобра-
женный ужасной смертью.
Десять минут спустя прибыл доктор и королевский прокурор, приведенные
- один привратником, другой Али, и были встречены аббатом Бузони, молив-
шимся у изголовья мертвеца.
VII. БОШАН
В Париже целых две недели только и говорили что об этой дерзкой по-
пытке обокрасть графа. Умирающий подписал заявление, в котором указывал
на некоего Бенедетто, как на своего убийцу. Полиции было предписано пус-
тить по следам убийцы всех своих агентов.
Нож Кадрусса, потайной фонарь, связка отмычек и вся его одежда, иск-
лючая жилет, которого нигде не нашли, были приобщены к делу; труп был
отправлен в морг.
Граф всем отвечал, что все это произошло, пока он был у себя в Отей-
ле, и что, таким образом, он знает об этом только со слов аббата Бузони,
который, по странной случайноети, попросил у него позволения провести
эту ночь у него в доме, чтобы сделать выписки из некоторых редчайших
книг, имеющихся в его библиотеке.
Один только Бертуччо бледнел каждый раз, когда при нем произносили
имя Бенедетто; по никто не интересовался цветом лица Бертуччо.
Вильфор, призванный надето преступления, пожелал сам заняться делом и
вел следствие с тем страстным рвением, с каким он относился ко всем уго-
ловным делам, которые вел лично.
Но прошло уже три недели, а самые тщательные розыски не привели ни к
чему; в обществе уже начали забывать об этом покушении и об убийстве во-
ра его сообщником и занялись предстоящей свадьбой мадемуазель Данглар и
графа Андреа Кавальканти.
Этот брак был почти уже официально объявлен, и Андреа бывал в доме
банкира на правах жениха.
Написали Кавальканти-отцу; тот весьма одобрил этот брак, очень жалел,
что служба мешает ему покинуть Парму, где он сейчас находится, и изъявил
