к которой я, даю вам слово, совершенно непричастен.
- Да, я этого требую! - сказал Альбер, теряя самообладание.
- Иначе дуэль? - продолжал Бошан все так же спокойно.
- Да! - заявил Альбер, повысив голос.
- Ну, так вот мой ответ, милостивый государь, - сказал Бошан, - эту
заметку поместил не я, я ничего о ней не знал. Но вы привлекли к ней мое
внимание, она меня заинтересовала. Поэтому она останется в неприкосно-
венности, пока не будет опровергнута или же подтверждена теми, кому ве-
дать надлежит.
- Итак, милостивый государь, - сказал Альбер, вставая, - я буду иметь
честь прислать вам моих секундантов; вы с ними условитесь о месте и вы-
боре оружия.
- Превосходно, милостивый государь.
- И сегодня вечером, если вам угодно, или, самое позднее, завтра мы
встретимся.
- Нет, нет! Я явлюсь на поединок, когда наступит для этого время, а
по моему мнению (я имею право выражать свое мнение, потому что вы меня
вызвали), время еще не настало. Я знаю, что вы отлично владеете шпагой,
я владею ею сносно; я знаю, что вы из шести три раза попадаете в цель, я
- приблизительно так же, я знаю, что дуэль между нами будет серьезным
делом, потому что вы храбры, и я... не менее. Поэтому я не желаю убивать
вас или быть убитым вами без достаточных оснований. Теперь я сам, в свою
очередь, поставлю вопрос, и ка-те-го-ри-чески. Настаиваете ли вы на этом
опровержении так решительно, что готовы убить меня, если я его не поме-
щу, несмотря на то, что я вам уже сказал, и повторяю и заверяю вас своей
честью: я ничего об этой заметке не знал, и никому, кроме такого чудака,
как вы, никогда и в голову не придет, что под именем Фернана может под-
разумеваться граф де Морсер?
- Я безусловно на этом настаиваю.
- Ну что ж, милостивый государь, я даю свое согласие на то, чтобы мы
перерезали друг другу горло, но я требую три недели сроку. Через три не-
дели я вам скажу либо "Это ложная заметка" и возьму ее обратно, либо:
"Это правда", и мы вынем шпаги из ножен или пистолеты из ящика, по ваше-
му выбору.
- Три недели! - воскликнул Альбер - Но ведь это - три вечности бес-
честия для меня!
- Если бы мы оставались друзьями, я бы сказал вам: терпение, друг, вы
стали моим врагом, и я говорю вам: а мне что за дело, милостивый госу-
дарь?
- Хорошо, через три недели, - сказал Альбер - Но помните, через три
недели уже не будет никаких отсрочек, никаких отговорок, которые могли
бы вас избавить.
- Господин Альбер де Морсер, - сказал Бошан, в свою очередь вставая,
- я не имею права выбросить вас в окно раньше, чем через три недели, а
вы не имеете права заколоть меня раньше этого времени Сегодня у нас
двадцать девятое августа, следовательно, до двадцать первого сентября А
пока, поверьте - и это совет джентльмена, - лучше нам не кидаться друг
на друга, как две цепные собаки.
И Бошан, сдержанно поклонившись Альберу, повернулся к нему спиной и
прошел в типографию.
Альбер отвел душу на кипе газет, которую он раскидал яростными удара-
ми трости, после чего он удалился, не преминув несколько раз оглянуться
в сторону типографии.
Когда Альбер, отхлестав ни в чем не повинную печатную бумагу, проез-
жал бульвар, яростно колотя тростью по передку своего кабриолета, он за-
метил Морреля, который, высоко вскинув голову, блестя глазами, бодрой
походкой шел мимо Китайских бань, направляясь к церкви Мадлен.
- Вот счастливый человек! - сказал Альбер со вздохом.
На этот раз он не ошибся.
II. ЛИМОНАД
И в самом деле, Моррель был очень счастлив.
Старик Нуартье только что прислал за ним, и он так спешил узнать при-
чину этого приглашения, что даже не взял кабриолета, надеясь больше на
собственные ноги, чем на ноги наемной клячи; он почти бегом пустился в
предместье Сент-Оноре.
Моррель шел гимнастическим шагом, и бедный Барруа едва поспевал за
ним. Моррелю был тридцать один год, Барруа - шестьдесят; Моррель был
упоен любовью, Барруа страдал от жажды и жары. Эти два человека, столь
далекие по интересам и по возрасту, походили на две стороны треугольни-
ка: разделенные основанием, они сходились у вершины.
Вершиной этой был Нуартье, пославший за Моррелем и наказавший ему
поспешить, что Моррель и исполнял в точности, к немалому отчаянию Бар-
руа.
Прибыв на место, Моррель даже не запыхался: любовь окрыляет, но Бар-
руа, уже давно забывший о любви, был весь в поту.
Старый слуга ввел Морреля через известный нам отдельный ход, запер
дверь кабинета, и немного погодя шелест платья возвестил о приходе Ва-
лентины.
В трауре Валентина была необыкновенно хороша.
Моррелю казалось, что он грезит наяву, и он готов был отказаться от
беседы с Нуартье; но вскоре послышался шум кресла, катящегося по парке-
ту, и появился старик.
Нуартье приветливо слушал Морреля, который благодарил его за чудесное
вмешательство, спасшее его и Валентину от отчаяния. Потом вопрошающий
взгляд Морреля обратился на Валентину, которая сидела поодаль и робко
ожидала минуты, когда она будет вынуждена заговорить.
Нуартье в свою очередь взглянул на нее.
- Я должна сказать то, что вы мне поручили? - спросила она.
- Да, - ответил Нуартье.
- Господин Моррель, - сказала тогда Валентина, обращаясь к Максимили-
ану, пожиравшему ее глазами, - за эти три дня дедушка сказал мне многое
из того, что он хотел сообщить вам. Сегодня он послал за вами, чтобы я
это вам пересказала. Он выбрал меня своей переводчицей, и я вам все пов-
торю слово в слово.
- Я жду с нетерпением, мадемуазель, - отвечал Моррель, - говорите,
прошу вас.
Валентина опустила глаза; это показалось Моррелю хорошим предзнамено-
ванием: Валентина проявляла слабость только в минуты счастья.
- Дедушка хочет уехать из этого дома, - сказала она. - Барруа подыс-
кивает ему помещение.
- А вы, - сказал Моррель, - ведь господин Нуартье вас так любит и вы
ему так необходимы?
- Я не расстанусь с дедушкой, - ответила Валентина, - это решено. Я
буду жить подле него. Если господин де Вильфор согласится на это, я уеду
немедленно. Если же он откажет мне, придется подождать до моего совер-
шеннолетия, до которого осталось десять месяцев. Тогда я буду свободна,
независима и...
- И?.. - спросил Моррель.
- ...и, с согласия дедушки, сдержу слово, которое я вам дала.
Валентина так тихо произнесла последние слова, что Моррель не расслы-
шал бы их, если бы не вслушивался с такой жадностью.
- Верно ли я выразила вашу мысль, дедушка? - прибавила Валентина, об-
ращаясь к Нуартье.
- Да, - ответил взгляд старика.
- Когда я буду жить у дедушки, - прибавила Валентина, - господин Мор-
рель сможет видеться со мной в присутствии моего доброго и почитаемого
покровителя. Если узы, которые связывают наши, быть может, неопытные и
изменчивые сердца, встретят его одобрение и после этого испытания послу-
жат порукой нашему будущему счастью (увы! говорят, что сердца, воспламе-
ненные препятствиями, охладевают в благополучии!), то господину Моррелю
будет разрешено просить моей руки; я буду ждать.
- Чем я заслужил, что на мою долю выпало такое счастье? - воскликнул
Моррель, готовый преклонить колени перед старцем, как перед богом, и пе-
ред Валентиной, как перед ангелом.
- А до тех пор, - продолжала своим чистым и строгим голосом Валенти-
на, - мы будем уважать волю моих родных, если только они не будут стре-
миться разлучить нас. Словом, и я повторяю это, потому что этим все ска-
зано, мы будем ждать.
- И те жертвы, которые это слово на меня налагает, - сказал Моррель,
- обращаясь к старику, - я клянусь принести не только покорно, но и с
радостью.
- Поэтому, друг мой, - продолжала Валентина, бросив на Максимилиана
проникший в самое его сердце взгляд, - довольно безрассудств. Берегите
честь той, которая с сегодняшнего дня считает себя предназначенной дос-
тойно носить ваше имя.
Моррель прижал руку к сердцу.
Нуартье с нежностью глядел на них. Барруа, стоявший тут же, как чело-
век, посвященный во все тайны, улыбался, вытирая крупные капли пота,
выступившие на его плешивом лбу.
- Бедный Барруа, он совсем измучился, - сказала Валентина.
- Да, - сказал Барруа, - ну и бежал же я, мадемуазель; а только гос-
подин Моррель, надо отдать ему справедливость, бежал еще быстрее меня.
Нуартье указал глазами на поднос, на котором стояли графин с лимона-
дом и стакан. Графин был наполовину пуст, - полчаса тому назад из него
пил сам Нуартье.
- Выпей, Барруа, - сказала Валентина, - я по глазам вижу, что ты хо-
чешь лимонаду.
- Правду сказать, - ответил Барруа, - я умираю от жажды и с удо-
вольствием выпью стакан за ваше здоровье.
- Так возьми, - сказала Валентина, - и возвращайся сюда поскорее.
Барруа взял поднос, вышел в коридор, и все увидели через приотворен-
ную дверь, как он запрокинул голову и залпом выпил стакан лимонада, на-
литый ему Валентиной.
Валентина и Моррель прощались друг с другом в присутствии Нуартье,
как вдруг на лестнице, ведущей в половину Вильфора, раздался звонок.
Валентина взглянула на стенные часы.
- Полдень, - сказала она, - сегодня суббота; дедушка, это, вероятно,
доктор.
Нуартье показал знаком, что он тоже так думает.
- Он сейчас придет сюда; господину Моррелю лучше уйти, не правда ли,
дедушка?
- Да, - был ответ старика.
- Барруа! - позвала Валентина, - Барруа, идите сюда!
- Иду, мадемуазель, - послышался голос старого слуги.
- Барруа проводит вас до двери, - сказала Валентина Моррелю. - А те-
перь, господин офицер, прошу вас помнить, что дедушка советует вам не
предпринимать ничего, что могло бы нанести ущерб нашему счастью.
- Я обещал ждать, - сказал Моррель, - и я буду ждать.
В эту минуту вошел Барруа.
- Кто звонил? - спросила Валентина.
- Доктор д'Авриньи, - сказал Барруа, еле держась па ногах.
- Что с вами, Барруа? - спросила Валентина.
Старик ничего не ответил; он испуганными глазами смотрел на своего
хозяина и судорожно сжатой рукой пытался за что-нибудь ухватиться, чтобы
но упасть.
- Он сейчас упадет! - воскликнул Моррель.
В самом деле, дрожь, охватившая Барруа, все усиливалась; его лицо,
искаженное судорогой, говорило о сильнейшем нервном припадке.
Нуартье, видя страдания Барруа, бросал вокруг себя тревожные взгляды,
которые ясно выражали все волнующие его чувства.
Барруа шагнул к своему хозяину.
- Боже мой, боже мой, - сказал он, - что это со мной?.. Мне больно...
в глазах темно. Голова как в огне. Не трогайте меня, не трогайте!
Его глаза вылезли из орбит и закатились, голова откинулась назад, все
тело судорожно напряглось.
Валентина вскрикнула от испуга; Моррель схватил ее в объятия, как бы
защищая от неведомой опасности.
- Господин д'Авриньи! Господин д'Авриньи! - закричала Валентина сдав-
ленным голосом. - Сюда, сюда, помогите!
Барруа повернулся на месте, отступил на шаг, зашатался и упал к ногам
Нуартье, схватившись рукой за его колено.
- Господин! Мой добрый господин! - кричал он.
В эту минуту, привлеченный криками, на пороге появился Вильфор.
Моррель выпустил полубесчувственную Вален гину и, бросившись в глубь
комнаты, скрылся за тяжелой портьерой.
Побледнев, как полотно, он с ужасом смотрел на умирающего, словно
вдруг увидел перед собою змею.
Нуартье терзался нетерпением и тревогой. Его душа рвалась на помощь
несчастному старику, который был ему скорее другом, чем слугой. Страшная
борьба жизни и смерти, происходившая перед паралитиком, отражалась на
его лице: жилы на лбу вздулись, последние еще живые мышцы вокруг глаз
мучительно напряглись.
Барруа, с дергающимся лицом, с налитыми кровью глазами и запрокинутой
головой, лежал на полу, хватаясь за него руками, а его окоченевшие ноги,
