вместе с мадемуазель Корнели прошла в свою уборную.
- Скажите, Люсьен, - спросила через дверь г-жа Данглар, - Эжени
по-прежнему не желает с вами разговаривать?
- Не я один на это жалуюсь, сударыня, - сказал Люсьен, играя с собач-
кой баронессы; она признавала его за друга дома и всегда ласкалась к не-
му. - Помнится, я слышал на днях у вас, как Морсер сетовал, что не может
добиться ни слова от своей невесты.
- Это верно, - сказала г-жа Данглар, - но я думаю, что скоро все из-
менится и Эжени явится к вам в кабинет.
- Ко мне в кабинет?
- Я хочу сказать - в кабинет министра.
- Зачем?
- Чтобы попросить вас устроить ей ангажемент в оперу. Право, я никог-
да не видела такого пристрастия к музыке. Для девушки из общества это
смешно!
Дебрэ улыбнулся.
- Ну что ж, - сказал он, - пусть приходит, раз вы и барон согласны.
Мы устроим ей этот ангажемент и постараемся, чтобы он соответствовал ее
достоинствам, хотя мы слишком бедны, чтобы оплачивать такой талант, как
у нее.
- Можете идти, Корнели, - сказала г-жа Данглар, - вы мне больше не
нужны.
Корнели удалилась, и через минуту г-жа Данглар вышла из уборной в
очаровательном неглиже. Она села рядом с Люсьеном и стала задумчиво гла-
дить болонку.
Люсьен молча смотрел на нее.
- Слушайте, Эрмина, - сказал он наконец, - скажите откровенно: вы
чем-то огорчены, правда?
- Нет, ничем, - возразила баронесса.
Но ей было душно, она встала, попыталась вздохнуть полной грудью и
подошла к зеркалу.
- Я сегодня похожа на пугало, - сказала она.
Дебрэ, улыбаясь, встал, чтобы подойти к баронессе и успокоить ее на
этот счет, как вдруг дверь открылась.
Вошел Данглар; Дебрэ снова опустился на диван.
Услышав шум открывающейся двери, г-жа Данглар обернулась и взглянула
на своего мужа с удивлением, которое даже не старалась скрыть.
- Добрый вечер, сударыня, - сказал банкир. - Добрый вечер, господин
Дебрэ.
По-видимому, баронесса объяснила себе это неожиданное посещение тем,
что барон пожелал загладить колкости, которые несколько раз за этот день
вырывались у него.
Она приняла гордый вид и, не отвечая мужу, обернулась к Люсьену.
- Почитайте мне что-нибудь, господин Дебрэ, - сказала она.
Дебрэ, которого этот визит сначала несколько встревожил, успокоился,
видя невозмутимость баронессы, и протянул руку к книге, заложенной пер-
ламутровым ножом с золотой инкрустацией.
- Прошу прощения, - сказал банкир, - но вы утомлены, баронесса, и вам
пора отдохнуть; уже одиннадцать часов, а господин Дебрэ живет очень да-
леко.
Дебрэ остолбенел; и не потому, чтобы тон Данглара не был вежливым и
спокойным, - но за этой вежливостью и спокойствием сквозила непривычная
готовность не считаться на сей раз с желаниями жены.
Баронесса тоже была изумлена и выразила свое удивление взглядом, ко-
торый, вероятно, заставил бы ее мужа задуматься, если бы его глаза не
были устремлены на газету, где он искал биржевой бюллетень.
Таким образом, этот гордый взгляд пропал даром и совершенно не достиг
цели.
- Господин Дебрэ, - сказала баронесса, - имейте в виду, что у меня
нет ни малейшей охоты спать, что мне о многом надо рассказать вам и что
вам придется слушать меня всю ночь, как бы вас ни клонило ко сну.
- К вашим услугам, сударыня, - флегматично ответил Люсьен.
- Дорогой господин Дебрэ, - вмешался банкир, - прошу вас, избавьте
себя сегодня от болтовни г-жи Данглар; вы с таким же успехом можете выс-
лушать ее и завтра. Но сегодняшний вечер принадлежит мне, я оставляю его
за собой и посвящу его, с вашего разрешения, серьезному разговору с моей
женой.
На этот раз удар был такой прямой и направлен так метко, что он оше-
ломил Люсьена и баронессу; они переглянулись, как бы желая найти друг в
друге опору против этого нападения; но непререкаемая власть хозяина дома
восторжествовала, и победа осталась за мужем.
- Не подумайте только, что я вас гоню, дорогой Дебрэ, - продолжал
Данглар, - вовсе нет, ни в коем случае! Но ввиду непредвиденных обстоя-
тельств мне необходимо сегодня же переговорить с баронессой: это случа-
ется не так часто, чтобы на меня за это сердиться.
Дебрэ пробормотал несколько слов, раскланялся и вышел, наталкиваясь
на мебель, как Натан в "Аталии".
- Просто удивительно, - сказал он себе, когда за ним закрылась дверь,
- до чего эти мужья, которых мы всегда высмеиваем, легко берут над нами
верх!
Когда Люсьен ушел, Данглар занял его место на диване, захлопнул кни-
гу, оставшуюся открытой, и, приняв невероятно натянутую позу, тоже стал
играть с собачкой. Но так как собачка, не относившаяся к нему с такой
симпатией, как к Дебрэ, хотела его укусить, он взял ее за загривок и
отшвырнул в противоположный конец комнаты на кушетку.
Собачка на лету завизжала, но, оказавшись на кушетке, забилась за по-
душку и, изумленная таким непривычным обращением, замолкла и не шевели-
лась.
- Вы делаете успехи, сударь, - сказала, не сморгнув, баронесса. -
Обычно вы просто грубы, но сегодня вы ведете себя, как животное.
- Это оттого, что у меня сегодня настроение хуже, чем обычно, - отве-
чал Данглар.
Эрмина взглянула на банкира с величайшим презрением. Эта манера бро-
сать презрительные взгляды обычно выводила из себя заносчивого Данглара;
но сегодня он, казалось, не обратил на это никакого внимания.
- А мне какое дело до вашего плохого настроения? - отвечала баронес-
са, возмущенная спокойствием мужа. Это меня не касается. Сидите со своим
плохим настроением у себя или проявляйте его в своей конторе; у вас есть
служащие, которым вы платите, вот и срывайте на них свои настроения!
- Нет, сударыня, - отвечал Данглар, - ваши советы неуместны, и я не
желаю их слушать. Моя контора - это моя золотоносная река, как говорит,
кажется, господин Демутье, и я не намерен мешать ее течению и мутить ее
воды. Мои служащие - честные люди, помогающие мне наживать состояние, и
я плачу им неизмеримо меньше, чем они заслуживают, если оценивать их
труд по его результатам. Мне не за что на них сердиться, зато меня сер-
дят люди, которые кормятся моими обедами, загоняют моих лошадей и опус-
тошают мою кассу.
- Что же это за люди, которые опустошают вашу кассу? Скажите яснее,
прошу вас.
- Не беспокойтесь, если я и говорю загадками, то вам не придется дол-
го искать ключ к ним, - возразил Данглар. - Мою кассу опустошают те, кто
за один час вынимает из нее пятьсот тысяч франков.
- Я вас не понимаю, - сказала баронесса, стараясь скрыть дрожь в го-
лосе и краску на лице.
- Напротив, вы прекрасно понимаете, - сказал Данглар, - но раз вы
упорствуете, я скажу вам, что я потерял на испанском займе семьсот тысяч
франков.
- Вот как! - насмешливо сказала баронесса. - И вы обвиняете в этом
меня?
- Почему бы нет?
- Я виновата, что вы потеряли семьсот тысяч франков?
- Во всяком случае не я.
- Раз навсегда, сударь, - резко возразила баронесса, - я запретила
вам говорить со мной о деньгах; к этому языку я не привыкла ни у моих
родителей, ни в доме моего первого мужа.
- Охотно верю, - сказал Данглар, - все они не имели ни гроша за ду-
шой.
- Тем более я не могла познакомиться с вашим банковским жаргоном, ко-
торый мне здесь режет ухо с утра до вечера. Ненавижу звон монет, которые
считают и пересчитывают. Не знаю, что может быть противнее, - разве
только звук вашего голоса!
- Вот странно, - сказал Данглар. - А я думал, что вы очень даже инте-
ресуетесь моими денежными операциями.
- Я? Что за нелепость! Кто вам это сказал?
- Вы сами.
- Бросьте!
- Разумеется.
- Интересно знать, когда это было.
- Сейчас скажу. В феврале вы первая заговорили со мной о гаитийском
займе; вы будто бы видели во сне, что в гаврский порт вошло судно и при-
везло известие об уплате долга, который считали отложенным до второго
пришествия. Я знаю, что вы склонны к ясновидению; поэтому я велел поти-
хоньку скупить все облигации гаитийского займа, какие только можно было
найти, и нажил четыреста тысяч франков; из них сто тысяч были честно пе-
реданы вам. Вы истратили их, как хотели, я в это не вмешивался.
В марте шла речь о железнодорожной концессии. Конкурентами были три
компании, предлагавшие одинаковые гарантии. Вы сказали мне, будто ваше
внутреннее чутье подсказывает вам, что предпочтение будет оказано так
называемой Южной компании.
Ну, хоть вы и утверждаете, что дела вам чужды, однако, мне кажется,
ваше внутреннее чутье весьма изощрено в некоторых вопросах.
Итак, я немедленно записал на себя две трети акций Южной компании.
Предпочтение действительно было оказано ей; как вы и предвидели, акции
поднялись втрое, и я нажил на этом миллион, из которого двести пятьдесят
тысяч франков были переданы вам на булавки. А на что вы употребили эти
двести пятьдесят тысяч франков?
- Но к чему вы клоните, наконец? - воскликнула баронесса, дрожа от
досады и возмущения.
- Терпение, сударыня, я сейчас кончу.
- Слава богу!
- В апреле вы были на обеде у министра; там говорили об Испании, и вы
случайно услышали секретный разговор: речь шла об изгнании Дон Карлоса.
Я купил испанский заем. Изгнание совершилось, и я нажил шестьсот тысяч
франков в тот день, когда Карл Пятый перешел Бидассоу. Из этих шестисот
тысяч франков вы получили пятьдесят тысяч экю; они были ваши, вы распо-
рядились ими по своему усмотрению, и я не спрашиваю у вас отчета. Но
как-никак в этом году вы получили пятьсот тысяч ливров.
- Ну, дальше?
- Дальше? В том-то и беда, что дальше дело пошло хуже.
- У вас такие странные выражения...
- Они передают мою мысль, - это все, что мне надо... Дальше - это бы-
ло три дня тому назад. Три дня назад вы беседовали о политике с Дебрэ, и
из его слов вам показалось, что Дон Карлос вернулся в Испанию; тогда я
решаю продать свой заем; новость облетает всех, начинается паника, я уже
не продаю, а отдаю даром; на следующий день оказывается, что известие
было ложное, и из-за этого ложного известия я потерял семьсот тысяч
франков.
- Ну, и что же?
- А то, что если я вам даю четвертую часть своего выигрыша, то вы
должны мне возместить четвертую часть моего проигрыша; четвертая часть
семисот тысяч франков - это сто семьдесят пять тысяч франков.
- Но вы говорите чистейший вздор, и я, право, не понимаю, почему вы
ко всей этой истории приплели имя Дебрэ.
- Да потому, что, если у вас случайно не окажется ста семидесяти пяти
тысяч франков, которые мне нужны, вам придется занять их у ваших друзей,
а Дебрэ ваш друг.
- Какая гадость! - воскликнула баронесса.
- Пожалуйста, без громких фраз, без жестов, без современной драмы,
сударыня. Иначе я буду вынужден сказать вам, что я отсюда вижу, как Деб-
рэ посмеивается, пересчитывая пятьсот тысяч ливров, которые вы ему пере-
дали в этом году, и говорит себе, что, наконец, нашел то, чего не могли
найти самые ловкие игроки: рулетку, в которую выигрывают, ничего не ста-
вя и не теряя при проигрыше.
Баронесса вышла из себя.
- Негодяй, - воскликнула она, - посмейте только сказать, что вы не
знали того, в чем вы осмеливаетесь меня сегодня упрекнуть!
- Я не говорю, что знал, и не говорю, что не знал. Я только говорю:
припомните мое поведение за те четыре года, что вы мне больше не жена, а
я вам больше не муж, и вы увидите, насколько оно логично. Незадолго до
нашего разрыва вы пожелали заниматься музыкой с этим знаменитым барито-
ном, который столь успешно дебютировал в Итальянском театре, а я решил
научиться танцевать под руководством танцовщицы, так прославившейся в
Лондоне. Это мне обошлось, за вас и за себя, примерно в сто тысяч фран-
ков. Я ничего не сказал, потому что в семейной жизни нужна гармония. Сто
тысяч франков за то, чтобы муж и жена основательно изучили музыку и тан-
