жестоко уколол его.
Тогда он вздрогнул и протер глаза, словно просыпаясь от сна.
- Барон, - сказал ему, улыбаясь, Монте-Кристо, - вам, любителю живо-
писи и обладателю таких прекрасных произведений, я не смею хвалить свои
картины. Но все же вот два Гоббемы, Пауль Поттер, Мирис, два Герарда
Доу, Рафаэль, Ван-Дейк, Сурбаран и дватри Мурильо, которые достойны быть
вам представлены.
- Позвольте! - сказал Дебрэ. - Вот этого Гоббему я узнаю.
- В самом деле?
- Да, его предлагали Музею.
- Там, кажется, нет ни одного Гоббемы? - вставил Монте-Кристо.
- Нет, и, несмотря на это, Музей отказался его приобрести.
- Почему же? - спросил Шато-Рено.
- Ваша наивность очаровательна; да потому, что у правительства нет
для этого средств.
- Прошу прощенья! - сказал Шато-Рено. - Я вот уже восемь лет слышу
это каждый день и все еще не могу привыкнуть.
- Со временем привыкнете, - сказал Дебрэ.
- Не думаю, - ответил Шато-Рено.
- Майор Бартоломео Кавальканти, виконт Андреа Кавальканти! - доложил
Батистен.
В высоком черном атласном галстуке только что из магазина, гладко
выбритый, седоусый, с уверенным взглядом, в майорском мундире, украшен-
ном тремя звездами и пятью крестами, с безукоризненной выправкой старого
солдата, - таким явился майор Бартоломео Кавальканти, уже знакомый нам
нежный отец.
Рядом с ним шел, одетый с иголочки, с улыбкой на губах, виконт Андреа
Кавальканти, точно так же знакомый нам почтительный сын.
Моррель, Дебрэ и Шато-Рено разговаривали между собой: они поглядывали
то на отца, то на сына и, естественно, задерживались на этом последнем,
тщательнейшим образом изучая его.
- Кавальканти! - проговорил Дебрэ.
- Звучное имя, черт побери! - сказал Моррель.
- Да, - сказал Шато-Рено, - это верно. Итальянцы именуют себя хорошо,
по одеваются плохо.
- Вы придираетесь, Шато-Рено, - возразил Дебрэ, - его костюм отлично
сшит и совсем новый.
- Именно это мне и не правится. У этого господина такой вид, будто он
сегодня в первый раз оделся.
- Кто такие эти господа? - спросил Данглар у Монте-Кристо.
- Вы же слышали: Кавальканти.
- Это только имя, оно ничего мне не говорит.
- Да, вы ведь не разбираетесь в нашей итальянской знати; сказать "Ка-
вальканти", значит сказать - вельможа.
- Крупное состояние? - спросил банкир.
- Сказочное.
- Что они делают?
- Безуспешно стараются его прожить. Кстати, они аккредитованы на ваш
банк, они сказали мне это, когда были у меня третьего дня. Я даже ради
вас и пригласил их. Я вам их представлю.
- Мне кажется, они очень чисто говорят по-французски, - сказал Данг-
лар.
- Сын воспитывался в каком-то коллеже на юге Франции, в Марселе или
его окрестностях как будто. Сейчас он в совершенном восторге.
- От чего? - спросила баронесса.
- От француженок, сударыня. Он непременно хочет жениться на парижан-
ке.
- Нечего сказать, остроумно придумал! - заявил Данглар, пожимая пле-
чами.
Госпожа Данглар бросила на мужа взгляд, который в другое время пред-
вещал бы бурю, по и на этот раз она смолчала.
- Барон сегодня как будто в очень мрачном настроении, - сказал Мон-
те-Кристо г-же Данглар, - уж не хотят ли его сделать министром?
- Пока пет, насколько я знаю. Я скорее склонна думать, что он играл
на бирже и проиграл, и теперь не знает, на ком сорвать досаду.
- Господин и госпожа де Вильфор! - возгласил Батистен.
Королевский прокурор с супругой вошли в комнату.
Вильфор, несмотря на все свое самообладание, был явно взволнован. По-
жимая его руку, Монте-Кристо заметил, что она дрожит.
"Положительно, только женщины умеют притворяться", - сказал себе Мон-
те-Кристо, глядя на г-жу Данглар, которая улыбалась королевскому проку-
рору и целовалась с его женой.
После обмена приветствиями граф заметил, что Бертуччо, до того време-
ни занятый в буфетной, проскользнул в маленькую гостиную, смежную с той,
в которой находилось общество.
Он вышел к нему.
- Что вам нужно, Бертуччо? - спросил он.
- Ваше сиятельство не сказали мне, сколько будет гостей.
- Да, верно.
- Сколько приборов?
- Сосчитайте сами.
- Все уже в сборе, ваше сиятельство?
- Да.
Бертуччо заглянул в полуоткрытую дверь.
Монте-Кристо впился в него глазами.
- О боже! - воскликнул Бертуччо.
- В чем дело? - спросил граф.
- Эта женщина!.. Эта женщина!..
- Которая?
- Та, в белом платье и вся в бриллиантах... блондинка!..
- Госпожа Данглар?
- Я не знаю, как ее зовут. Но это она, сударь, это она!
- Кто "она"?
- Женщина из сада! Та, что была беременна! Та, что гуляла, поджи-
дая... поджидая...
Бертуччо замолк, с раскрытым ртом, весь бледный; волосы у него стали
дыбом.
- Поджидая кого?
Бертуччо молча показал пальцем на Вильфора, почти таким жестом, каким
Макбет указывает на Банке.
- О боже, - прошептал он наконец. - Вы видите?
- Что? Кого?
- Его!
- Его? Господина королевского прокурора де Вильфор? Разумеется, я его
вижу.
- Так, значит, я его не убил!
- Послушайте, милейший Бертуччо, вы, кажется, сошли с ума, - сказал
граф.
- Так, значит, он не умер!
- Да нет же! Он не умер, вы сами видите; вместо того чтобы всадить
ему кинжал в левый бок между шестым и седьмым ребром, как это принято у
- ваших соотечественников, вы всадили его немного ниже или немного выше;
а эти судейские - народ живучий. Или, вернее, во всем, что вы мне расс-
казали, не было ни слова правды - это было лишь воображение, галлюцина-
ция. Вы заснули, не переварив как следует вашего мщения, оно давило вам
на желудок, и вам приснился кошмар, - вот и все. Ну, придите в себя и
сосчитайте: господин и госпожа де Вильфор - двое; господин и госпожа
Данглар - четверо; Шато-Рено, Дебрэ, Моррель - семеро; майор Бартоломео
Кавальканти - восемь.
- Восемь, - повторил Бертуччо.
- Да постойте же! Постойте! Куда вы так торопитесь, черт возьми! Вы
пропустили еще одного гостя. Посмотрите немного левей... вот там... гос-
подин Андреа Кавальканти, молодой человек в черном фраке, который расс-
матривает мадонну Мурильо; вот он обернулся.
На этот раз Бертуччо едва не закричал, но под взглядом Монте-Кристо
крик замер у него на губах.
- Бенедетто! - прошептал он едва слышно. - Это судьба!
- Бьет половина седьмого, господин Бертуччо, - строго сказал граф, -
я распорядился, чтобы в это время был подан обед. Вы знаете, что я не
люблю ждать.
И Монте-Кристо вернулся в гостиную, где его ждали гости, тогда как
Бертуччо, держась за стены, направился к столовой. Через пять минут рас-
пахнулись обе двери гостиной. Появился Бертуччо и, делая над собой, по-
добно Вателю [48] в Шантильи, последнее героическое усилие, объявил:
- Кушать подано, ваше сиятельство!
Монте-Кристо подал руку г-же де Вильфор.
- Господин де Вильфор, - сказал он, - будьте кавалером баронессы
Данглар, прошу вас.
Вильфор повиновался, и все перешли в столовую.
VI. ОБЕД
Было совершенно очевидно, что, идя в столовую, все гости испытывали
одинаковое чувство. Они недоумевали, какая странная сила заставила их
всех собраться в этом доме, - и все же, как ни были некоторые из них
удивлены и даже обеспокоены тем, что находятся здесь, им бы не хотелось
здесь не быть.
А между тем непродолжительность знакомства с графом, его эксцентрич-
ная и одинокая жизнь, его никому неведомое и почти сказочное богатство
должны были бы заставить мужчин быть осмотрительными, а женщинам прегра-
дить доступ в этот дом, где не было женщин, чтобы их принять. Однако
мужчины преступили законы осмотрительности, а женщины - правила прили-
чия: неодолимое любопытство, их подстрекавшее, превозмогло все.
Даже оба Кавальканти - отец, несмотря на свою чопорность, сын, нес-
мотря на свою развязность, - казались озабоченными тем, что сошлись в
доме этого человека, чьи цели были им непонятны, с другими людьми, кото-
рых они видели впервые.
Госпожа Данглар невольно вздрогнула, увидав, что Вильфор, по просьбе
Монте-Кристо, предлагает ей руку, а у Вильфора помутнел взор за очками в
золотой оправе, когда он почувствовал, как рука баронессы оперлась на
его руку.
Ни один признак волнения не ускользнул от графа; одно лишь соприкос-
новение всех этих людей уже представляло для наблюдателя огромный инте-
рес.
По правую руку Вильфора села г-жа Данглар, а по левую - Моррель.
Граф сидел между г-жой де Вильфор и Дангларом.
Остальные места были заняты Дебрэ, сидевшим между отцом и сыном Ка-
вальканти, и Шато-Рено, сидевшим между г-жой де Вильфор и Моррелем.
Обед был великолепен; Монте-Кристо задался целью совершенно перевер-
нуть все парижские привычки и утолить еще более любопытство гостей, не-
жели их аппетит. Им был предложен восточный пир, но такой, какими могли
быть только пиры арабских волшебниц.
Все плоды четырех стран света, какие только могли свежими и сочными
попасть в европейский рог изобилия, громоздились пирамидами в китайских
вазах и японских чашах. Редкостные птицы в своем блестящем оперении, ис-
полинские рыбы, простертые на серебряных блюдах, все вина Архипелага,
Малой Азии и Южной Африки в дорогих сосудах, чьи причудливые формы, ка-
залось, делали их еще ароматнее, друг за другом, словно на пиру, какие
предлагал Апиций своим сотрапезникам, прошли перед Гастроном времен Ав-
густа и Тиверия, взорами этих парижан, считавших, что обед на десять че-
ловек, конечно, может обойтись в тысячу луидоров, но только при условии,
если, подобно Клеопатре, глотать жемчужины или же, подобно Лоренцо Меди-
чи, пить расплавленное золото.
Монте-Кристо видел общее изумление; он засмеялся и стал шутить над
самим собой.
- Господа, - сказал он, - должны же вы согласиться, что на известной
степени благосостояния только излишество является необходимостью, точно
так же, как - дамы, конечно, согласятся, - на известной степени эк-
зальтации реален только идеал? Продолжим эту мысль. Что такое чудо? То,
чего мы не понимаем. Что всего желаннее? То, что недосягаемо. Итак, ви-
деть непостижимое, добывать недосягаемое - вот чему я посвятил свою
жизнь. Я достигаю этого двумя способами: деньгами и волей. Чтобы осу-
ществить свою прихоть, я проявляю такую же настойчивость, как, например,
вы, господин Данглар, - прокладывая железнодорожную линию; вы, господин
де Вильфор, - добиваясь для человека смертного приговора; вы, господин
Дебрэ, - умиротворяя какое-нибудь государство; вы, господин Шато-Рено, -
стараясь понравиться женщине; и вы, Моррель, - укрощая лошадь, которую
никто не может объездить. Вот, например, посмотрите на этих двух рыб:
одна родилась в пятидесяти лье от Санкт-Петербурга, а другая - в пяти
лье от Неаполя; разве не забавно соединить их на одном столе?
- Что же это за рыбы? - спросил Данглар.
- Вот Шато-Рено жил в России, он скажет вам, как называется одна из
них, - отвечал Монте-Кристо, - а майор Кавальканти, итальянец, назовет
другую.
- Это, - сказал Шато-Рено, - по-моему, стерлядь.
- Совершенно верно.
- А это, - сказал Кавальканти, - если не ошибаюсь, минога.
- Вот именно. А теперь, барон, спросите, где ловятся эти рыбы.
- Стерляди ловятся только в Волге, - ответил ШатоРено.
- Я не слышал, - сказал Кавальканти, - чтобы гденибудь, кроме озера
Фузаро, водились миноги таких размеров.
- Так оно и есть; одна прибыла с Волги, а другая с озера Фузаро.
- Не может быть! - воскликнули все гости в один голос.
- Вот это и доставляет мне удовольствие, - сказал Монте-Кристо. - Я,
как Нерон, - cupitor impossibilium; [49] ведь вы тоже испытываете удо-
вольствие; эти рыбы, которые на самом деле, может быть, и хуже, чем
окунь или лосось, покажутся вам сейчас восхитительными, - и все потому,
