Как только они проехали Отейль, Андреа осмотрелся, удостоверяясь, что
их никто не может ни видеть, ни слышать; затем он остановил лошадь и,
скрестив руки на груди, повернулся к человеку в красном платке.
- Послушайте, - сказал он, - что вам от меня надо? Зачем вы нарушаете
мой покой?
- Нет, ты скажи, мальчик, почему ты мне не доверяешь?
- В чем я не доверяю вам?
- В чем? Ты еще спрашиваешь? Мы с тобой расстаемся на Барском мосту,
ты говоришь мне, что отправляешься в Пьемонт и Тоскану, - и ничего по-
добного, ты оказываешься в Париже!
- А чем это вам мешает?
- Да ничем; наоборот, я надеюсь, что это будет мне на пользу.
- Вот как! - сказал Андреа. - Вы, значит, намерены на мне спекулиро-
вать?
- Ну, зачем такие громкие слова!
- Предупреждаю вас, что это напрасно, дядя Кадрусс.
- Да ты не сердись, малыш; ты сам должен знать, что значит несчастье;
ну, а несчастье делает человека завистливым. Я-то воображаю, что ты бро-
дишь по Пьемонту и Тоскане и тянешь лямку чичероне или носильщика; я
всей душой жалею тебя, как жалел бы родного сына. Ты же помнишь, я всег-
да тебя звал сыном.
- Ну, а дальше? Дальше что?
- Ах ты, порох! Потерпи немного.
- Я и так терпелив. Ну, кончайте.
- И вдруг я встречаю тебя у заставы, в тильбюри с грумом, одетого с
иголочки. Ты, что же, нашел золотоносную жилу или купил маклерский па-
тент?
- Значит, вы завидуете?
- Нет, я просто доволен, так доволен, что захотел поздравить тебя,
малыш; но я был недостаточно прилично одет, и потому принял меры предос-
торожности, чтобы не компрометировать тебя.
- Хороши меры предосторожности! - сказал Андреа. - Заговорить со мной
при слуге!
- Что поделаешь, сынок; заговорил, когда удалось встретиться. Лошадь
у тебя быстрая, экипаж легкий, и сам ты скользкий, как угорь; упусти я
тебя сегодня, я бы тебя, пожалуй, уже больше не поймал.
- Вы же видите, я вовсе не прячусь.
- Это твое счастье, я очень бы хотел сказать то же про себя; а вот я
прячусь. К тому же я боялся, что ты меня не узнаешь; но ты меня узнал, -
прибавил Кадру ее с гаденькой улыбочкой, - это очень мило с твоей сторо-
ны.
- Ну, хорошо, - сказал Андреа, - что же вы хотите?
- Ты говоришь мне "вы"; это нехорошо, Бенедетто, ведь я твой старый
товарищ; смотри, я стану требовательным.
Эта угроза охладила гнев Андреа; он чувствовал, что вынужден усту-
пить.
Он снова пустил лошадь рысью.
- С твоей стороны нехорошо так обращаться со мной, Кадрусс, - сказал
он. - Ты сам говоришь, что мы старые товарищи, ты марселей, я...
- Так ты теперь знаешь, кто ты?
- Нет, но я вырос на Корсике. Ты стар и упрям, я молод и неуступчив.
Плохо, если мы начнем угрожать друг другу, нам лучше все решать полюбов-
но. Чем я виноват, что судьба мне улыбнулась, а тебе по-прежнему не ве-
зет?
- Так тебе вправду повезло? Значит, и этот грум, и тильбюри, и платье
не взяты напрокат? Что ж, тем лучше! - сказал Кадрусс с блестящими от
жадности глазами.
- Ты сам это отлично видишь и понимаешь, раз ты заговорил со мной, -
сказал Андреа, все больше волнуясь. - Будь у меня на голове платок, как
у тебя, грязная блуза на плечах и дырявые башмаки на ногах, ты не стре-
мился бы узнать меня.
- Вот видишь, как ты меня презираешь, малыш. Нехорошо! Теперь, когда
я тебя нашел, ничто не мешает мне одеться в лучшее сукно. Я же знаю твое
доброе сердце: если у тебя два костюма, ты отдашь один мне; ведь я отда-
вал тебе свою порцию супа и бобов, когда ты уж очень хотел есть.
- Это верно, - сказал Андреа.
- И аппетит же у тебя был! У тебя все еще хороший аппетит?
- Ну, конечно, - сказал, смеясь, Андреа.
- Воображаю, как ты пообедал сейчас у этого князя!
- Он не князь, он только граф.
- Граф? Богатый?
- Да, но не рассчитывай на него; с этим господином не так легко иметь
дело.
- Да ты не беспокойся! Твоего графа никто не трогает, можешь оставить
его себе. Но, конечно, - прибавил Кадрусс, на губах которого снова поя-
вилась та же отвратительная улыбка, - за это тебе придется раскоше-
литься.
- Ну, сколько же тебе нужно?
- Думаю, что на сто франков в месяц...
- Ну?
- Я смогу существовать...
- На сто франков?
- Плохо, конечно, ты сам понимаешь, но...
- Но?
- На сто пятьдесят франков я отлично устроюсь.
- Вот тебе двести, - сказал Андреа.
И он положил в руку Кадрусса десять луидоров.
- Хорошо, - сказал Кадрусс.
- Заходи к швейцару каждое первое число, и ты будешь получать столько
же.
- Ну вот, ты опять меня унижаешь!
- Как так?
- Заставляешь меня обращаться к челяди. Нет, знаешь, ли, я хочу иметь
дело только с тобой.
- Хорошо, приходи ко мне, и каждое первое число, во всяком случае по-
ка мне будут выплачивать мои доходы, ты будешь получать свое.
- Ну, ну, я вижу, что не ошибся в тебе. Ты славный малый, хорошо,
когда удача выпадает на долю таких людей. А расскажи, каким образом тебе
повезло?
- Зачем тебе это знать? - спросил Кавальканти.
- Опять недоверие!
- Нисколько. Я разыскал своего отца.
- Настоящего отца?
- Ну... поскольку он дает мне деньги...
- Постольку ты веришь и уважаешь, правильно. А как зовут твоего отца?
- Майор Кавальканти.
- И он тобой доволен?
- Пока что, видимо, доволен.
- А кто тебе помог разыскать его?
- Граф Монте-Кристо.
- У которого ты сейчас был?
- Да.
- Послушай, постарайся пристроить меня к нему дедушкой, раз он этим
занимается.
- Пожалуй, я поговорю с ним о тебе; а пока что ты будешь делать?
- Я?
- Да, ты.
- Очень мило, что ты беспокоишься об этом, - сказал Кадрусс.
- Мне кажется, - возразил Андреа, - раз ты интересуешься мною, я тоже
имею право кое о чем спросить.
- Верно... Я сниму комнату в приличном доме, оденусь как следует, бу-
ду каждый день бриться и ходить в кафе читать газеты. По вечерам буду
ходить в театр с какой-нибудь компанией клакеров. Вообще приму вид бу-
лочника, удалившегося на покой; я всегда мечтал об этом.
- Что ж, это хорошо. Если ты исполнишь свое намерение и будешь благо-
разумен, все пойдет чудесно.
- Посмотрите на этого Боссюэ!..[52] Ну, а ты кем станешь? Пэром Фран-
ции?
- Все возможно! - сказал Андреа.
- Майор Кавальканти, может быть, и пэр... но, к сожалению, нас-
ледственность в этом деле упразднена.
- Пожалуйста, без политики, Кадрусс!.. Ну вот, ты получил, что хотел,
и мы приехали, а потому вылезай и исчезни.
- Ни в коем случае, милый друг!
- То есть как?
- Посуди сам, малыш; на голове красный платок, сапоги без подметок,
никаких документов - ив кармане десять луидоров, не считая того, что там
уже было; в общем ровно двести франков. Да меня у заставы непременно
арестуют! Чтобы оправдаться, я должен буду заявить, что это ты дал мне
десять луидоров; начнется дознание, следствие; узнают, что я покинул Ту-
лон, ни у кого не спросясь, и меня погонят по этапу до самого Средизем-
ного моря. И я снова стану просто номер сто шесть, и прощай мои мечты
походить на булочника, удалившегося на покой! Ни в коем случае, сынок; я
предпочитаю достойно жить в столице.
Андреа нахмурился; милый сын майора Кавальканти был, как он сам приз-
нался, очень упрям. Он остановил лошадь, быстро огляделся, и, пока его
взор пытливо скользил по сторонам, рука его точно ненароком опустилась в
карман и нащупала курок карманного пистолета.
Но в то же время Кадрусс, ни на минуту не спускавший глаз со своего
спутника, заложил руки за спину и тихонько раскрыл длинный испанский
нож, который он на всякий случай всегда носил с собой.
Приятели явно были достойны друг друга и поняли это; Андреа мирно
извлек руку из кармана и стал поглаживать свои рыжие усы.
- Наконец-то ты заживешь счастливо, дружище Кадрусс, - сказал он.
- Постараюсь сделать все возможное для этого, - ответил трактирщик с
Гарского моста, снова складывая нож.
- Ладно, едем в Париж. Но как ты проедешь заставу, не вызывая подоз-
рений? Мне кажется, в таком костюме ты еще больше рискуешь, сидя в эки-
паже, чем шагая пешком.
- Погоди, - сказал Кадрусс, - сейчас увидишь.
Он надел шляпу Андреа, накинул плащ с большим воротником, оставленный
грумом в экипаже, и принял сосредоточенный вид, подобающий слуге из хо-
рошего дома, когда хозяин сам правит лошадью.
- А я что же, так и поеду с непокрытой головой? - сказал Андреа.
- Эка важность! - фыркнул Кадрусс. - Сегодня такой ветер, что у тебя
могла слететь шляпа.
- Ладно, - сказал Андреа, - покончим с этим.
- Да кто ж тебе мешает? - сказал Кадрусс. - Не я, надеюсь?
- Шш... - прошептал Кавальканти.
Заставу миновали благополучно.
Доехав до первой улицы, Андреа остановил лошадь, и Кадрусс спрыгнул
на землю.
- Позволь, - сказал Андреа, - а плащ, а моя шляпа?
- Ты же не хочешь, чтобы я простудился, - отвечал Кадрусс.
- А как же я?
- Ты молод, а я уже становлюсь стар: до свидания, Бенедетто!
И он исчез в переулке.
- Увы, - сказал со вздохом Андреа, - неужели на земле невозможно пол-
ное счастье?
VIII. СЕМЕЙНАЯ СЦЕНА
Доехав до площади Людовика XV, молодые люди расстались: Моррель нап-
равился к бульварам, Шато-Рено к мосту Революции, а Дебрэ поехал по на-
бережной.
Моррель и Шато-Рено, по всей вероятности, вернулись к своим домашним
очагам, как еще до сих пор говорят с трибуны Палаты в красиво построен-
ных речах и на сцене театра улицы Ришелье в красиво написанных пьесах,
но Дебрэ поступил иначе. У ворот Лувра он повернул налево, рысью пересек
Карусельную площадь, направился по улице Сен-Рок, повернул на улицу Ми-
шодьер и подъехал к дому Данглара как раз в ту минуту, когда ландо
Вильфора, завезя его самого с женой в предместье Сент-Оноре, доставило
домой баронессу.
Дебрэ, как свой человек в доме, первый въехал во двор, бросил поводья
лакею, а сам вернулся - к экипажу, помог г-же Данглар сойти и взял ее
под руку, чтобы проводить в комнаты.
Как только ворота закрылись и баронесса вместе с Дебрэ очутились во
дворе, он сказал:
- Что с вами, Эрмина? Почему вам стало дурно, когда граф рассказывал
эту историю, или, вернее, эту сказку?
- Потому, что я вообще отвратительно себя чувствовала сегодня, мой
друг, - ответила баронесса.
- Да нет же, Эрмина, - возразил Дебрэ, - я никогда этому не поверю.
Наоборот, вы были прекрасно настроены, когда приехали к графу. Правда,
господин Данглар был немного не в духе; но я ведь знаю, как мало вы об-
ращаете внимания на его дурное настроение. Кто-то вас расстроил. Расска-
жите мне, в чем дело, вы же знаете, я не потерплю, чтобы вас обидели.
- Уверяю вас, Люсьен, вы ошибаетесь, - сказала госпожа Данглар, - все
дело просто в самочувствии, как я вам сказала, да еще в дурном настрое-
нии, которое вы заметили и о котором я не считала нужным вам говорить.
Было очевидно, что г-жа Данглар находится во власти того нервного
возбуждения, в котором женщины часто сами не отдают себе отчета, или же
что она, как угадал Дебрэ, испытала какое-нибудь скрытое потрясение, в
котором не хотела никому сознаться. Дебрэ, привыкший считаться с беспри-
чинной нервозностью, как с одним из элементов женской натуры, перестал
настаивать и решил ждать благоприятной минуты, когда можно будет снова
задать этот вопрос или когда ей самой вздумается признаться.
У дверей своей спальни баронесса встретила мадемуазель Корнели, свою
доверенную камеристку.
- Что делает моя дочь? - спросила г-жа Данглар.
- Весь вечер занималась, а потом легла, - ответила мадемуазель Корне-
ли.
- Но, мне кажется, кто-то играет на рояле?
- Это играет мадемуазель д'Армильи, а мадемуазель Эжени лежит в пос-
тели.
- Хорошо, - сказала г-жа Данглар, - помогите мне раздеться.
Вошли в спальню. Дебрэ растянулся на широком диване, а г-жа Данглар
