- Что же именно?
- Так, ничего.
- А, понимаю; ваши слова напомнили мне кое-что, связанное с именем
Фернана Мондего; я уже слышал это имя в Греции.
- В связи с историей Али-паши?
- Совершенно верно.
- Это его тайна, - сказал Данглар, - и, признаюсь, я бы много дал,
чтобы раскрыть ее.
- При большом желании это не так трудно сделать.
- Каким образом?
- У вас, конечно, есть в Греции какой-нибудь корреспондент?
- Еще бы!
- В Янине?
- Где угодно найдется.
- Так напишите вашему корреспонденту в Янине и спросите его, какую
роль сыграл в катастрофе с АлиТебелином француз по имени Фернан.
- Вы совершенно правы! - воскликнул Данглар, порывисто вставая. - Я
сегодня же напишу.
- Напишите.
- Непременно.
- И если узнаете что-нибудь скандальное...
- Я вам сообщу.
- Буду вам очень благодарен.
Данглар выбежал из комнаты и бросился к своему экипажу.
X. КАБИНЕТ КОРОЛЕВСКОГО ПРОКУРОРА
Пока банкир мчится домой, последуем за г-жой Данглар в ее утренней
прогулке.
Мы уже сказали, что в половине первого г-жа Данглар велела подать ло-
шадей и выехала из дому.
Она направилась к Сен-Жерменскому предместью, свернула на улицу Маза-
рини и приказала остановиться у пассажа Нового моста.
Она вышла и пересекла пассаж. Она была одета очень просто, как и по-
добает элегантной женщине, выходящей из дому утром.
На улице Генего она наняла фиакр и велела ехать на улицу Арле.
Оказавшись в экипаже, она тотчас достала из кармана очень густую чер-
ную вуаль и прикрепила ее к своей соломенной шляпке; затем она снова на-
дела шляпку и, взглянув в карманное зеркальце, с радостью убедилась, что
можно разглядеть только ее белую кожу и блестящие глаза.
Фиакр проехал Новый мост и с площади Дофина свернул во двор Арло; ед-
ва кучер открыл дверцу, г-жа Данглар заплатила ему, бросилась к лестни-
це, быстро по ней поднялась и вошла в зал Неслышных Шагов.
Утром в здании суда всегда много дел и много занятых людей; а занятым
людям некогда разглядывать женщин; и г-жа Данглар прошла весь зал Нес-
лышных Шагов, привлекая к себе не больше внимания, чем десяток других
женщин, ожидавших своих адвокатов.
Приемная Вильфора была полна народу; но г-же Данглар даже не понадо-
билось называть себя; как только она появилась, к ней подошел курьер,
осведомился, не она ли та дама, которой господин королевский прокурор
назначил прийти, и, после утвердительного ответа, провел ее особым кори-
дором в кабинет Вильфора.
Королевский прокурор сидел в кресле, спиной к двери, и писал. Он слы-
шал, как открылась дверь, как курьер сказал: "Пожалуйте, сударыня", как
дверь закрылась, и даже не шевельнулся; но едва замерли шаги курьера, он
быстро поднялся, запер дверь на ключ, спустил шторы и заглянул во все
углы кабинета.
Убедившись, что никто не может ни подсмотреть, ни подслушать его, и,
следовательно, окончательно успокоившись, он сказал:
- Благодарю вас, что вы так точны, сударыня.
И он подвинул ей кресло; г-жа Данглар села, ее сердце билось так
сильно, что она едва дышала.
- Давно уже я не имел счастья беседовать с вами наедине, сударыня, -
сказал королевский прокурор, в свою очередь усаживаясь в кресло и пово-
рачивая его так, чтобы очутиться лицом к лицу с г-жой Данглар, - и, к
великому моему сожалению, мы встретились для того, чтобы приступить к
очень тяжелому разговору.
- Однако вы видите, я пришла по первому вашему зову, хотя этот разго-
вор должен быть еще тяжелее для меня, чем для вас.
Вильфор горько улыбнулся.
- Так, значит, правда, - сказал он, отвечая скорее на собственные
мысли, чем на слова г-жи Данглар, - значит, правда, что все наши поступ-
ки оставляют на нашем прошлом след, то мрачный, то светлый! Правда, что
наши шаги на жизненном пути похожи на продвижение пресмыкающегося по
песку и проводят борозду! Увы, многие поливают эту борозду слезами!
- Сударь, - сказала г-жа Данглар, - вы понимаете, как я взволнована,
не правда ли? Пощадите же меня, прошу вас. В этой комнате, в этом кресле
побывало столько преступников, трепещущих и пристыженных... и теперь
здесь сижу я, тоже пристыженная и трепещущая!.. Знаете, мне нужно соб-
рать всю свою волю, чтобы не чувствовать себя преступницей и не видеть в
вас грозного судью.
Вильфор покачал головой и тяжело вздохнул.
- А я, - возразил он, - я говорю себе, что мое место не в кресле
судьи, а на скамье подсудимых.
- Ваше? - сказала удивленная г-жа Данглар.
- Да, мое.
- Мне кажется, что вы, с вашими пуританскими взглядами, преувеличива-
ете, - сказала г-жа Данглар, и в ее красивых глазах блеснул огонек. -
Чья пламенная юность не оставила следов, о которых вы говорите? На дне
всех страстей, за всеми наслаждениями лежит раскаяние; потому-то Еванге-
лие - извечное прибежище несчастных - и дало нам, бедным женщинам, как
опору, чудесную притчу о грешной деве и прелюбодейной жене. И, призна-
юсь, вспоминая об увлечениях своей юности, я иногда думаю, что господь
простит мне их, потому что если не оправдание, то искупление, я нашла в
своих страданиях. Но вам-то чего бояться? Вас, мужчин, всегда оправдыва-
ет свет, а скандал окружает ореолом.
- Сударыня, - возразил Вильфор, - вы меня знаете; я не лицемер, во
всяком случае я никогда не лицемерю без оснований. Если мое лицо сурово,
то это потому, что ею омрачили бесконечные несчастья; и если бы мое
сердце не окаменело, как оно вынесло бы все удары, которые я испытал? Не
таков я был в юности, не таков я был в день своего обручения, когда мы
сидели за столом, на улице Гран-Кур, в Марселе. Но с тех пор многое пе-
ременилось и во мне и вокруг меня; всю жизнь я потратил на то, что прео-
долевал препятствия и сокрушал тех, кто вольно или невольно, намеренно
или случайно стоял на моем пути и воздвигал эти препятствия. Редко слу-
чается, чтобы то, чего пламенно желаешь, столь же пламенно не оберегали
другие люди. Хочешь получить от них желаемое, пытаешься вырвать его у
них из рук. И большинство дурных поступков возникает перед людьми под
благовидной личиной необходимости; а после того как в минуту возбужде-
ния, страха или безумия дурной поступок уже совершен, видишь, что ничего
не стоило избежать его. Способ, которым надо было действовать, не заме-
ченный нами в минуту ослепления, оказывается таким простым и легким; и
мы говорим себе: почему я не сделал то, а сделал это? Вас, женщин, нап-
ротив, раскаяние тревожит редко, потому что вы редко сами принимаете ре-
шения; ваши несчастья почти никогда не зависят от вас, вы повинны почти
всегда только в чужих преступлениях.
- Во всяком случае, - отвечала г-жа Данглар, - вы должны признать,
что если я и виновата, если это я ответственна за все, то вчера я понес-
ла жестокое наказание.
- Несчастная женщина! - сказал Вильфор, сжимая ее руку. - Наказание
слишком жестокое, потому что вы дважды готовы были изнемочь под его тя-
жестью, а между тем...
- Между тем?..
- Я должен вам сказать... соберите все свое мужество, сударыня, пото-
му что это еще не конец.
- Боже мой! - воскликнула испуганная г-жа Данглар. - Что же еще?
- Вы думаете только о прошлом; нет слов, оно мрачно. Но представьте
себе будущее, еще более мрачное, будущее... несомненно, ужасное... быть
может, обагренное кровью!
Баронесса знала, насколько Вильфор хладнокровен; она была так испуга-
на его словами, что хотела закричать, но крик замер у нее в горле.
- Как воскресло это ужасное прошлое? - воскликнул Вильфор. - Каким
образом из глубины могилы, со дна наших сердец встал этот призрак, чтобы
заставить нас бледнеть от ужаса и краснеть от стыда?
- Это случайность.
- Случайность! - возразил Вильфор. - Нет, нет, сударыня, случайностей
не бывает!
- Да нет же; разве все это не случайность, хотя и роковая? Граф Мон-
те-Кристо случайно купил этот дом, случайно велел копать землю. И разве
не случайность, наконец, что под деревьями откопали этого несчастного
младенца? Мой бедный малютка, я его ни разу не поцеловала, но столько
слез о нем пролила! Вся моя душа рвалась к графу, когда он говорил об
этих дорогих останках, найденных под цветами!
- Нет, сударыня, - глухо промолвил Вильфор, - вот то ужасное, что я
должен вам сказать: под цветами не нашли никаких останков, ребенка не
откопали. Не к чему плакать, не к чему стонать, - надо трепетать!
- Что вы хотите сказать? - воскликнула г-жа Данглар, вся дрожа.
- Я хочу сказать, что граф Монте-Кристо, копая землю под этими де-
ревьями, не мог найти ни детского скелета, ни железных частей ящичка,
потому что там не было ни того, ни другого.
- Ни того, ни другого? - повторила г-жа Данглар, в ужасе глядя на ко-
ролевского прокурора широко раскрытыми глазами. - Ни того, ни другого! -
повторила она еще раз, как человек, который старается словами, звуком
собственного голоса закрепить ускользающую мысль.
- Нет, нет, нет, - проговорил Вильфор, закрывая руками лицо.
- Стало быть, вы не там похоронили несчастного ребенка? Зачем вы об-
манули меня? Скажите, зачем?
- Нет, там. Но выслушайте меня, выслушайте, и вы пожалеете меня.
Двадцать лет, не делясь с вами, я нес это мучительное бремя, но сейчас я
вам все расскажу.
- Боже мой, вы меня пугаете! Но все равно, говорите, я слушаю.
- Вы помните, как прошла та несчастная ночь, когда вы задыхались на
своей постели в этой комнате, обитой красным штофом, а я, почти так же
задыхаясь, как вы, ожидал конца. Ребенок появился на свет и был передан
в мои руки недвижный, бездыханный, безгласный; мы сочли его мертвым.
Госпожа Данглар сделала быстрое движение, словно собираясь вскочить.
Но Вильфор остановил ее, сложив руки, точно умоляя слушать дальше.
- Мы сочли его мертвым, - повторил он, - я положил его в ящичек, ко-
торый должен был заменить гроб, спустился в сад, вырыл могилу и поспешно
его закопал. Едва я успел засыпать его землей, как на меня напал корси-
канец. Передо мной мелькнула чья-то тень, и словно сверкнула молния. Я
почувствовал боль, хотел крикнуть, ледяная дрожь охватила мое тело, сда-
вила горло... Я упал замертво и считал себя убитым. Никогда не забуду
вашего несравненного мужества, когда, придя в себя, я подполз, полумерт-
вый, к лестнице, и вы, сами полумертвая, спустились ко мне. Необходимо
было сохранить в тайне ужасное происшествие; у вас хватило мужества вер-
нуться к себе домой вместе с вашей кормилицей; свою рану я объяснил ду-
элью. Вопреки ожиданию, нам удалось сохранить нашу тайну; меня перевезли
в Версаль; три месяца я боролся со смертью; наконец я медленно стал
возвращаться к жизни, и мне предписали солнце и воздух юга. Четыре чело-
века несли меня из Парижа в Шалон, делая по шести лье в день. Госпожа де
Вильфор следовала за носилками в экипаже. Из Шалона я поплыл по Соне,
оттуда по Роне и спустился по течению до Арля; в Арле меня снова положи-
ли на носилки, и так я добрался до Марселя. Мое выздоровление длилось
полгода; я ничего не слышал о вас, не смел справиться, что с вами. Когда
я вернулся в Париж, я узнал, что вы овдовели и вышли замуж за Данглара.
О чем я думал с тех пор, как ко мне вернулось сознание? Все об одном,
о трупике младенца. Каждую ночь мне снилось, что он выходит из могилы и
грозит мне рукой. И вот, едва возвратясь в Париж, я осведомился; в доме
никто не жил с тех пор, как мы его покинули, но его только что сдали на
девять лет. Я отправился к съемщику, сделал вид, что мне очень не хочет-
ся, чтобы дом, принадлежавший родителям моей покойной жены, перешел в
чужие руки, и предложил уплатить неустойку за расторжение договора. С
меня потребовали шесть тысяч франков; я бы готов был заплатить и десять
и двадцать тысяч. Деньги были у меня с собой, и договор тут же расторг-
