зальянсе, - а я не думаю, чтобы это обстоятельство вас очень беспокоило,
- я совершенно не понимаю, что вы можете иметь против мадемуазель Данг-
лар: она очень красива.
- Очень красива, разумеется, - сказал Альбер, - но, признаюсь, в
смысле красоты я предпочел бы что-нибудь более нежное, более мягкое,
словом более женственное.
- Вот нынешние молодые люди, - возразил ШатоРено, который с высоты
своих тридцати лет обращался с Альбером по-отечески, - они никогда ничем
не бывают довольны. Помилуйте, дорогой мой, вам предлагают невесту, соз-
данную по образу Дианы-охотницы, и вы еще жалуетесь!
- Вот именно, я предпочел бы что-нибудь вроде Венеры Милосской или
Капуанской. Эта Диана-охотница, вечно окруженная своими нимфами, немного
пугает меня; я боюсь, как бы меня не постигла участь Актеопа.
В самом деле, взглянув на эту девушку, можно было, пожалуй, понять то
чувство, в котором признавался Альбер. Мадемуазель Данглар была красива,
но, как сказал Альбер, в красоте ее было что-то суровое; волосы ее были
прекрасного черного цвета, вьющиеся от природы, но в их завитках
чувствовалось как бы сопротивление желавшей покорить их руке; глаза ее,
такие же черные, как волосы, под великолепными бровями, единственным не-
достатком которых было то, что они иногда хмурились, поражали выражением
твердой воли, не свойственным женскому взгляду; нос ее был точно такой,
каким ваятель снабдил бы Юнону; только рот был несколько велик, но зато
прекрасны были зубы, еще более оттенявшие яркость губ, резко выделявших-
ся на ее бледном лице; наконец, черное родимое пятнышко в углу рта, бо-
лее крупное, чем обычно бывают эти прихоти природы, еще сильнее подчер-
кивало решительный характер этого лица, несколько пугавший Альбера.
К тому же и фигура Эжени соответствовала лицу, которое мы попытались
описать. Она, как сказал Шато-Рено, напоминала Диану-охотницу, но только
в красоте ее было еще больше твердости и силы.
Если в полученном ею образовании можно было найти какой-либо недоста-
ток, так это то, что, подобно некоторым чертам ее внешности, оно скорее
подошло бы лицу другого пола. Она говорила на нескольких языках, мило
рисовала, писала стихи и сочиняла музыку; этому искусству она предава-
лась с особенной страстью и изучала его с одной из своих школьных под-
руг, бедной девушкой, обладавшей, как уверяли, всеми необходимыми данны-
ми для того, чтобы стать превосходной певицей. Некий знаменитый компози-
тор относился к ней, по слухам, с почти отеческой заботливостью и зани-
мался с нею в надежде, что когда-нибудь ее голос принесет ей богатство.
Возможность, что Луиза д'Армильи - так звали эту молодую певицу - высту-
пит впоследствии на сцене, мешала мадемуазель Данглар показываться вмес-
те с нею в обществе, хоть она и принимала ее у себя. Но и не пользуясь в
доме банкира независимым положением подруги, Луиза все же была более чем
простая преподавательница.
Через несколько секунд после появления г-жи Данглар в ложе занавес
упал: можно было во время получасового антракта погулять в фойе или на-
вестить в ложах знакомых, и кресла оркестра почти опустели.
Альбер и Шато-Рено одними из первых покинули свои места. Одну минуту
г-жа Данглар думала, что эта поспешность Альбера вызвана желанием при-
ветствовать ее, и она уклонилась к дочери, чтобы предупредить ее об
этом, но только покачала головой и улыбнулась; в эту самую минуту, как
бы подкрепляя недоверие. Эжени, Альбер пошлея в боковой ложе первого
яруса. Это была ложа графини Г.
- А, вот и вы, господин путешественник! - сказала графиня, протягивая
ему руку с приветливостью старой знакомой. - Очень мило с вашей стороны,
что вы узнали меня, а главное, что предпочли навестить меня первую.
- Поверьте, графиня, - отвечал Альбер, - если бы я знал, что вы в Па-
риже, и если бы мне был известен ваш фее, я не стал бы ждать так долго.
Но разрешите мне представить вам моего друга, барона Шато-Рено, одного
из немногих сохранившихся во Франции аристократов; он только что сообщил
мне, что вы присутствовали на скачках за Марсовом Поле.
Шато-Рено поклонился.
- Вы были на скачках? - с интересом спросила его графиня.
- Да, сударыня.
- Тогда не можете ли вы мне сказать, - живо продолжала она, - кому
принадлежала лошадь, выигравшая приз Жокей-клуба?
- Не знаю, - отвечал Шато-Рено, - я только что задал этот самый воп-
рос Альберу.
- Вам это очень важно, графиня? - спросил Альбер.
- Что?
- Узнать имя владельца лошади?
- Бесконечно. Представьте себе... Но, может быть, вы его знаете, ви-
конт?
- Графиня, вы хотели что-то рассказать. "Представьте себе" - сказали
вы.
- Да, представьте себе, этот чудесный гнедой скакун и этот очарова-
тельный маленький жокей в розовом с первого же взгляда внушили мне такую
симпатию, что я от всей души желала им удачи, как будто я поставила на
них половину моего состояния, а когда я увидела, что они пришли первыми,
опередив остальных на три корпуса, я так обрадовалась, что стала хло-
пать, как безумная. Вообразите мое изумление, когда, вернувшись домой, я
встретила у себя на лестнице маленького розового жокея! Я подумала, что
победитель, вероятно, живет в одном доме со мной, но когда я открыла
дверь моей гостиной, мне сразу бросился в глаза золотой кубок, выигран-
ный сегодня неизвестной лошадью и неизвестным жокеем. В кубке лежала за-
писка: "Графине Г. лорд Рутвен".
- Так и есть, - сказал Альбер.
- То есть как это? Что вы хотите сказать?
- Я хочу сказать, что это тот самый лорд Рутвен.
- Какой лорд Рутвен?
- Да наш вампир, которого мы видели в театре Арджентина.
- Неужели? - воскликнула графиня. - Разве он здесь?
- Конечно.
- И вы видитесь с ним? Он у вас бывает? Вы посещаете его?
- Это мой близкий друг, и даже господин де ШатоРено имеет честь быть
с ним знакомым.
- Почему вы думаете, что это именно он взял приз?
- Его лошадь записана под именем Вампа.
- Что же из этого?
- А разве вы не помните, как звали знаменитого разбойника, который
взял меня в плен?
- Да, правда.
- Из рук которого меня чудесным образом спас граф?
- Да, да.
- Его звали Вампа. Теперь вы сами видите, что это он.
- Но почему он прислал этот кубок мне?
- Во-первых, графиня, потому, что я, можете поверить, много рассказы-
вал ему о вас, а во-вторых, вероятно, потому, что он был очень рад
встретить соотечественницу и счастлив тем интересом, который она к нему
проявила.
- Я надеюсь, что вы ничего не рассказывали ему о тех глупостях, кото-
рые мы болтали на его счет!
- Откровенно говоря, я за это не поручусь, а то, что он преподнес вам
этот кубок от имени лорда Рутвена...
- Да ведь это ужасно! Он меня возненавидит!
- Разве его поступок свидетельствует о враждебности?
- Признаться, нет.
- Вот видите!
- Так, значит, он в Париже!
- Да.
- И какое он произвел впечатление?
- Что ж, - сказал Альбер, - о нем поговорили неделю, потом случилась
коронация английской королевы и кража бриллиантов у мадемуазель Марс, -
и стали говорить об этом.
- Дорогой мой, - сказал Шато-Рено, - сразу видно, что граф ваш друг,
вы к нему соответственно относитесь. Не верьте ему, графиня, в Париже
только и говорят, что о графе Монтекристо. Он начал с того, что подарил
госпоже Данглар пару лошадей, стоивших тридцать тысяч франков; потом
спас жизнь госпоже де Вильфор; затем, по-видимому, взял приз Жокей-клу-
ба. Что бы ни говорил Морсер, я, напротив, утверждаю, что и сейчас все
заинтересованы графом и еще целый месяц только о нем и будут говорить,
если он будет продолжать оригинальничать; впрочем, по-видимому, это его
обычное занятие.
- Может быть, - сказал Альбер. - Кстати, кто это занял бывшую ложу
русского посла?
- Которая это? - спросила графиня.
- В первом ярусе между колонн; по-моему, ее совершенно заново отдела-
ли.
- В самом деле, - заметил Шато-Рено. - Был ли там кто-нибудь во время
первого действия?
- Где?
- В этой ложе.
- Нет, - отвечала графиня, - я никого не заметила; так что, по-ваше-
му, - продолжала она, возвращаясь к предыдущему разговору, - это ваш
граф Монте-Кристо взял приз?
- Я в этом уверен.
- И это он послал мне кубок?
- Несомненно.
- Но я же с ним не знакома, - сказала графиня, - я бы очень хотела
вернуть ему кубок.
- Не делайте этого: он пришлет вам другой, высеченный из цельного
сапфира или вырезанный из рубина. Он всегда так делает, приходится с
этим мириться.
В это время звонок возвестил начало второго действия. Альбер встал,
чтобы вернуться на свое место.
- Я вас еще увижу? - спросила графиня.
- В антракте, если вы разрешите, я зайду осведомиться, не могу ли я
быть вам чем-нибудь полезен в Париже.
- Господа, - сказала графиня, - по субботам, вечером, я дома для сво-
их друзей, улица Риволи, двадцать два. Навестите меня.
Молодые люди поклонились и вышли из ложи.
Войдя в партер, они увидели, что вся публика стоит, глядя в одну точ-
ку залы; они взглянули туда же, и глаза их остановились на бывшей ложе
русского посла. В нее только что вошел одетый в черное господин лет
тридцати пяти - сорока в сопровождении молодой девушки в восточном кос-
тюме. Она была поразительно красива, а костюм ее до того роскошен, что,
как мы уже сказали, все взоры немедленно обратились на нее.
- Да это Монте-Кристо со своей албанкой, - сказал Альбер.
Действительно, это были граф и Гайде.
Не прошло и нескольких минут, как Гайде привлекла к себе внимание не
только партера, но и всей зрительной залы: дамы высовывались из своих
лож, чтобы увидеть, как струится под огнями люстры искрящийся водопад
алмазов.
Весь второй акт прошел под сдержанный гул, указывающий, что собравша-
яся толпа поражена и взволнована. Никто не помышлял о том, чтобы восста-
новить тишину. Эта девушка, такая юная, такая красивая, такая ослепи-
тельная, была удивительнейшим из зрелищ.
На этот раз поданный Альберу знак ясно показывал, что г-жа Данглар
желает видеть его в своей ложе в следующем антракте.
Альбер был слишком хорошо воспитан, чтобы заставлять себя ждать, если
ему ясно показывали, что его ждут. Поэтому, едва действие кончилось, он
поспешил подняться в литерную ложу.
Он поклонился обеим дамам и пожал руку Дебрэ.
Баронесса встретила его очаровательной улыбкой, а Эжени со своей
обычной холодностью.
- Дорогой мой, - сказал ему Дебрэ, - вы видите перед собой человека,
дошедшего до полного отчаяния и призывающего вас на помощь. Баронесса
засыпает меня расспросами о графе и требует, чтобы я знал, кто он, отку-
да он, куда направляется. Честное слово, я не Калиостро, и, чтобы
как-нибудь выпутаться, я Сказал:
"Спросите об этом Морсера, он знает Монте-Кристо как свои пять
пальцев". И вот вас призвали.
- Это невероятно, - сказала баронесса, - располагать полумиллионным
секретным фондом и быть до такой степени неосведомленным!
- Поверьте, баронесса, - отвечал Люсьен, - что если бы я располагал
полумиллионом, я употребил бы его на что-нибудь другое, а не на собира-
ние сведений о графе Монте-Кристо, который, на мой взгляд, обладает
только тем достоинством, что богат, как два набоба; но я уступаю место
моему другу Морсеру: обратитесь к нему, меня это больше не касается.
- Едва ли набоб прислал бы мне пару лошадей ценой в тридцать тысяч
франков, с четырьмя бриллиантами в ушах, по пять тысяч каждый.
- Бриллианты - его страсть, - засмеялся Альбер. - Мне кажется, что у
него, как у Потемкина, ими всегда набиты карманы, и он сыплет ими, как
мальчик-с-пальчик камешками.
- Он нашел где-нибудь алмазные копи, - сказала госпожа Данглар. - Вы
знаете, что в банке барона у него неограниченный кредит?
