нут!)
В вольере весело щебетали птицы; ветви ракитника и розовой акации с
их цветущими гроздьями заглядывали в окно из-за синих бархатных драпиро-
вок, в этом очаровательном уголке все дышало миром - от песни птиц до
улыбки хозяев.
Едва войдя в этот дом, граф почувствовал, что и его коснулось счастье
этих людей; он оставался безмолвным и задумчивым, забывая, что ему над-
лежит вернуться к беседе, прервавшейся после первых приветствий.
Вдруг он заметил воцарившееся неловкое молчание и с усилием оторвался
от своих грез.
- Сударыня, - сказал он, наконец, - простите мне мое волнение. Оно,
вероятно, показалось вам странным, - вы привыкли к этому покою и
счастью, но для меня так ново видеть довольное лицо, что я не могу отор-
вать глаз от вас и вашего супруга.
- Мы действительно очень счастливы, - сказала Жюли, - но нам пришлось
очень долго страдать, и мало кто заплатил так дорого за свое счастье.
На лице графа отразилось любопытство.
- Это длинная семейная история, как вам уже говорил Шато-Рено, - ска-
зал Максимилиан. - Вы, граф, привыкли видеть большие катастрофы и вели-
чественные радости, для вас мало интересна эта домашняя картина. Но Жюли
права: мы перенесли немало страданий, хоть они и ограничивались узкой
рамкой семьи...
- И бог, как всегда, послал вам утешение в страданиях? - спросил Мон-
те-Кристо.
- Да, граф, - отвечала Жюли, - мы должны это признать, потому что он
поступил с нами, как со своими избранниками: он послал нам своего анге-
ла.
Краска залила лицо графа, и, чтобы скрыть свое волнение, он закашлял-
ся и поднес к губам платок.
- Тот, кто родился в порфире и никогда ничего не желал, - сказал Эм-
манюель, - не знает счастья жизни, так же как не умеет ценить ясного не-
ба тот, кто никогда не вверял свою жизнь четырем доскам, носящимся по
разъяренному морю.
Монте-Кристо встал и, ничего не ответив, потому что дрожь в его голо-
се выдала бы охватившее его волнение, начал медленно ходить взад и впе-
ред по гостиной.
- Вас, вероятно, смешит наша роскошь, граф, - сказал Максимилиан,
следивший глазами за МонтеКристо.
- Нет, нет, - отвечал Монте-Кристо, очень бледный, прижав руку к
сильно бьющемуся сердцу, а другой рукой указывая на хрустальный колпак,
под которым на черной бархатной подушке был бережно положен шелковый вя-
заный кошелек. - Я просто смотрю, что это за кошелек, в котором как буд-
то с одной стороны лежит какаято бумажка, а с другой - недурной алмаз.
Лицо Максимилиана стало серьезным, и он ответил:
- Здесь, граф, самое драгоценное из наших семейных сокровищ.
- В самом деле, алмаз довольно хорош, - сказал Монте-Кристо.
- Нет, мой брат говорит не о стоимости камня, хоть его и оценивают в
сто тысяч франков, он хочет сказать, что вещи, находящиеся в этом ко-
шельке, дороги нам: их оставил тот добрый ангел, о котором мы вам гово-
рили.
- Я не понимаю ваших слов, сударыня, а между тем не смею просить
объяснения, - с поклоном ответил МонтеКристо. - Простите, я не хотел
быть неделикатным.
- Неделикатным, граф? Напротив, мы рады рассказать об этом! Если бы
мы хотели сохранить в тайне благородный поступок, о котором напоминает
этот кошелек, мы бы не выставляли его таким образом напоказ. Нет, мы хо-
тели бы иметь возможность разгласить о нем всему свету, чтобы наш неве-
домый благодетель хотя бы трепетанием крыльев открыл себя.
- Вот как! - проговорил Монте-Кристо глухим голосом.
- Граф, - сказал Максимилиан, приподнимая хрустальный колпак и благо-
говейно прикасаясь губами к вязаному кошельку, - это держал в своих ру-
ках человек, который спас моего отца от смерти, нас от разорения, а наше
имя от бесчестия, - человек, благодаря которому мы, несчастные дети, об-
реченные горю и нищете, теперь со всех сторон слышим, как люди восторга-
ются нашим счастьем. Это письмо, - и Максимилиан, вынув из кошелька за-
писку, протянул ее графу, - это письмо было им написано в тот день, ког-
да мой отец принял отчаянное решение, а этот алмаз великодушный незнако-
мец предназначил в приданое моей сестре.
Монте-Кристо развернул письмо и прочел его с чувством невыразимого
счастья; это была записка, знакомая нашим читателям, адресованная Жюли и
подписанная Синдбадом-Мореходом.
- Незнакомец, говорите вы? Таким образом, человек, оказавший вам эту
услугу, остался вам неизвестен?
- Да, нам так и не выпало счастья пожать ему руку, - отвечал Максими-
лиан, - и не потому, что мы не молили бога об этой милости. Но во всем
этом событии было столько таинственности, что мы до сих пор не можем в
нем разобраться: все направляла невидимая рука, могущественная, как рука
чародея.
- Но я все еще не потеряла надежды поцеловать когда-нибудь эту руку,
как я целую кошелек, которого она касалась, - сказала Жюли. - Четыре го-
да тому назад Пенелон был в Триесте; Пенелон, граф, это тот старый мо-
ряк, которого вы видели с заступом в руках и который из боцмана превра-
тился в садовника. В Триесте он видел на набережной англичанина, соби-
равшегося отплыть на яхте, и узнал в нем человека, посетившего моего от-
ца пятого июня тысяча восемьсот двадцать девятого года и пославшего мне
пятого сентября эту записку. Это был, несомненно, тот самый незнакомец,
как утверждает Пенелон, но он не решился заговорить с ним.
- Англичанин! - произнес задумчиво Монте-Кристо, которого тревожил
каждый взгляд Жюли. - Англичанин, говорите вы?
- Да, - сказал Максимилиан, - англичанин, явившийся к нам как уполно-
моченный римской фирмы Томсон и Френч. Вот почему я вздрогнул, когда вы
сказали у Морсера, что Томсон и Френч ваши банкиры. Дело происходило,
как мы вам уже сказали, в тысяча восемьсот двадцать девятом году; пожа-
луйста, граф, скажите, вы не знали этого англичанина?
- Но вы говорили, будто фирма Томсон и Френч неизменно отрицала, что
она оказала вам эту услугу?
- Да.
- В таком случае, может быть, тот англичанин просто был благодарен
вашему отцу за какой-нибудь добрый поступок, им самим позабытый, и вос-
пользовался предлогом, чтобы оказать ему услугу?
- Тут можно предположить что угодно, даже чудо.
- Как его звали? - спросил Монте-Кристо.
- Он не назвал другого имени, - отвечала Жюли, внимательнее вглядыва-
ясь в графа, - только то, которым он подписал записку: Синдбад-Мореход.
- Но ведь это, очевидно, не имя, а псевдоним.
Видя, что Жюли смотрит на него еще пристальнее и вслушивается в звук
его голоса, граф добавил:
- Послушайте, не был ли он приблизительно одного роста со мной, может
быть чуть-чуть повыше, немного тоньше, в высоком воротничке, туго затя-
нутом галстуке, в облегающем и наглухо застегнутом сюртуке и с неизмен-
ным карандашом в руках?
- Так вы его знаете? - воскликнула Жюли с заблестевшими от радости
глазами.
- Нет, - сказал Монте-Кристо, - я только высказываю предположение. Я
знавал некоего лорда Уилмора, который был щедр на такие благодеяния.
- Не открывая, кто он?
- Это был странный человек, не веривший в благодарность.
- Господи, - воскликнула Жюли с непередаваемым выражением всплеснув
руками, - во что же он верит, несчастный?
- Во всяком случае, он не верил в нее в то время, когда я с ним
встречался, - сказал Монте-Кристо, бесконечно взволнованный этим возгла-
сом, вырвавшимся из глубины души. - Может быть, с тех пор ему и пришлось
самому убедиться, что благодарность существует.
- И вы знакомы с этим человеком, граф? - спросил Эмманюель.
- Если вы знакомы с ним, - воскликнула Жюли, - скажите, можете ли вы
свести нас к нему, показать нам его, сказать нам, где он находится? Пос-
лушай, Максимилиан, послушай, Эмманюель, ведь если мы когда-нибудь
встретимся с ним, он не сможет не поверить в память сердца!
Монте-Кристо почувствовал, что на глазах у него навернулись слезы; он
снова прошелся по гостиной.
- Ради бога, граф, - сказал Максимилиан, - если вы что-нибудь знаете
об этом человеке, скажите нам все, что вы знаете!
- Увы, - отвечал Монте-Кристо, стараясь скрыть волнение, звучащее в
его голосе, - если ваш благодетель действительно лорд Уилмор, то я бо-
юсь, что вам никогда не придется с ним встретиться. Я расстался с ним
года три тому назад в Палермо, и он собирался в самые сказочные страны,
так что я очень сомневаюсь, чтобы он когда-либо вернулся.
- Как жестоко то, что вы говорите! - воскликнула Жюли в полном отчая-
нии, и глаза ее наполнились слезами.
- Если бы лорд Уилмор видел то, что вижу я, - сказал проникновенно
Монте-Кристо, глядя на прозрачные жемчужины, струившиеся по щекам Жюли,
- он снова полюбил бы жизнь, потому что слезы, которые вы проливаете,
примирили бы его с человечеством.
Он протянул ей руку; она подала ему свою, завороженная взглядом и го-
лосом графа.
- Но ведь у этого лорда Уилмора, - сказала она, цепляясь за последнюю
надежду, - была же родина, семья, родные, знал же его кто-нибудь? Разве
мы не могли бы...
- Не стоит искать, - сказал граф, - не возводите сладких грез на сло-
вах, которые у меня вырвались. Едва ли лорд Уилмор - тот человек, кото-
рого вы разыскиваете; мы были с ним дружны, я знал все его тайны, - он
рассказал бы мне и эту.
- А он ничего не говорил вам? - воскликнула Жюли.
- Ничего.
- Никогда ни слова, из которого вы могли бы предположить?..
- Никогда.
- Однако вы сразу назвали его имя.
- Знаете... мало ли что приходит в голову.
- Сестра, - сказал Максимилиан, желая помочь графу, - наш гость прав.
Вспомни, что нам так часто говорил отец: не англичанин принес нам это
счастье.
Монте-Кристо вздрогнул.
- Ваш отец, господин Моррель, говорил вам?.. - с живостью воскликнул
он.
- Мой отец смотрел на это происшествие как на чудо. Мой отец верил,
что наш благодетель встал из гроба. Это была такая трогательная вера,
что, сам не разделяя ее, я не хотел ее убивать в его благородном сердце!
Как часто он задумывался, шепча имя дорогого погибшего друга!
На пороге смерти, когда близость вечности придала его мыслям какое-то
потустороннее озарение, это предположение перешло в уверенность, и пос-
ледние слова, которые он произнес, умирая, были: "Максимилиан, это был
Эдмон Дантес!"
Бледность, все сильнее покрывавшая лицо графа, при этих словах стала
ужасной. Вся кровь хлынула ему к сердцу, он не мог произнести ни слова;
он посмотрел на часы, словно вспомнив о времени, взял шляпу, как-то вне-
запно и смущенно простился с г-жой Эрбо и пожал руки Эмманюелю и Макси-
милиану.
- Сударыня, - сказал он, - разрешите мне иногда навещать вас. Мне хо-
рошо в вашей семье, и я благодарен вам за прием, потому что у вас я в
первый раз за много лет позабыл о времени.
И он вышел быстрыми шагами.
- Какой странный человек этот граф Монте-Кристо, - сказал Эмманюель.
- Да, - отвечал Максимилиан, - но мне кажется, у него золотое сердце,
и я уверен, что мы ему симпатичны.
- Его голос проник мне в самое сердце, - сказала Жюли, - и мне даже
показалось, будто я слышу его не в первый раз.
XIII. ПИРАМ И ФИСБА
Если пройти две трети предместья Сент-Оноре, то можно увидеть позади
прекрасного особняка, заметного даже среди великолепных домов этого бо-
гатого квартала, обширный сад; его густые каштановые деревья возвышаются
над огромными, почти крепостными стенами, роняя каждую весну свои белые
и розовые цветы в две бороздчатые каменные вазы, стоящие на четыреху-
гольных столбах, в которые вделана железная решетка времен Людовика
XIII.
Хотя в этих вазах растут чудесные герани, колебля на ветру свои пур-
пурные цветы и крапчатые листья, этим величественным входом не пользуют-
ся с того уже давнего времени, когда владельцы особняка решили оставить
за собой только самый дом, обсаженный деревьями, двор с выходом в пред-
